ГЛАС РАССУДКА V

     - Геральт! Эй! Ты здесь?
     Геральт оторвался от пожелтевших  шероховатых  страниц  "Истории  мира"
Родерика де Новембра - интересного, хоть и несколько спорного  произведения,
которое изучал со вчерашнего дня.
     - Я здесь. В чем дело, Нэннеке? Я тебе нужен?
     - К тебе гость.
     - Опять? Кто на сей раз? Дюк Эревард собственной персоной?
     - Нет. На сей раз Лютик, твой дружок, шалопай,  трутень  и  бездельник,
жрец искусства, блистающая звезда баллады и  любовных  виршей.  Как  обычно,
осиянный славой, надутый, словно свиной пузырь, и  пропахший  пивом.  Хочешь
его видеть?
     - Конечно. Это ж мой друг.
     Нэннеке, вздохнув, пожала плечами.
     - Не понимаю такой дружбы. Он - полная тебе противоположность.
     - Противоположности сходятся.
     - Ясно. Вот, изволь, шествует, - указала она движением головы.  -  Твой
великий поэт.
     - Он действительно великий поэт, Нэннеке. Думаю, не станешь утверждать,
будто не слышала его баллад.
     - Слышала, - поморщилась жрица. - А как же. Ну  что  ж,  я  в  этом  не
разбираюсь, возможно, умение ничтоже  сумняшеся  перескакивать  с  волнующей
лирики на непристойное свинство как раз и есть талант. Ну ладно.  Прости,  я
вынуждена уйти. Мне не хочется слушать ни его виршей, ни вульгарных шуточек.
Я сегодня не в настроении.
     Из коридора донесся заливистый смех,  треньканье  лютни,  и  на  пороге
библиотеки возник Лютик в лиловой курточке из толстого  сукна  с  кружевными
манжетами, в  шапочке  набекрень.  Увидев  Нэннеке,  трубадур  преувеличенно
почтительно поклонился, метя по полу приколотым к шапочке пером цапли.
     - Мое глубочайшее почтение, э, почтеннейшая матерь, - дурашливо запищал
он. - Хвала Великой Мелитэле и жрицам ее, сосудам добродетели и мудрости...
     - Перестань паясничать, Лютик, - фыркнула Нэннеке. - И не  именуй  меня
матерью. При одной мысли, что ты мог бы быть  моим  сыном,  меня  охватывает
ужас.
     Она повернулась и вышла, шурша длинным платьем. Лютик, строя  обезьяньи
рожицы, изобразил поклон.
     - Ну ничуть не изменилась, - сказал он  добродушно.  -  По-прежнему  не
воспринимает шуток. Взъярилась на  меня  за  то,  что,  приехав,  я  немного
поболтал  с  привратницей,  этой  премиленькой   блондиночкой   с   длинными
ресницами, девичьей косой аж до складненькой попочки,  не  ущипнуть  которую
было бы грешно. Ну я и ущипнул, а Нэннеке, которая в  этот  момент  как  раз
подошла... Да что там. Здравствуй, Геральт.
     - Здравствуй, Лютик. Как узнал, что я здесь?
     Поэт выпрямился, подтянул брюки.
     - Я был в  Вызиме.  Услышал  об  упырице,  узнал,  что  ты  был  ранен.
Догадался, куда ты мог отправиться на излечение. Вижу, ты уже здоров?
     - Правильно  видишь.  Но  попробуй  объяснить  это   Нэннеке.   Садись,
поболтаем.
     Лютик присел, заглянул в книгу, лежащую на пюпитре, и усмехнулся.
     - История?  Родерик  де  Новембр?  Читал,   читал.   Когда   учился   в
Оксенфуртской академии, история занимала второе место в списке моих  любимых
предметов.
     - А первое?
     - География, - серьезно сказал поэт. - Атлас мира был большой, и за ним
легче было скрыть пузырь с водкой.
     Геральт сухо засмеялся, встал, снял с  книжной  полки  "Тайны  магии  и
алхимии" Лунини и Тирсса и извлек на свет Божий спрятанный за солидным томом
пузатый, оплетенный соломкой сосуд.
     - Ого, - явно повеселел поэт.  -  Мудрость  и  вдохновение,  как  вижу,
по-прежнему укрываются в вивлиофиках. Это я люблю. На сливе, небось? Да, это
алхимия, уж точно. Вот он - философский камень, воистину достойный изучения.
Твое здоровье, брат. О-ох, крепка, зараза.
     - Что привело тебя сюда? - Геральт  взял  у  поэта  бутыль,  глотнул  и
закашлялся, мотая забинтованной шеей. - Куда путь держишь?
     - А никуда. То есть мог бы и туда, куда держишь ты. Сопровождать  тебя.
Долго намерен тут отсиживаться?
     - Недолго. Местный дюк дал понять, что  я  нежелательный  гость  в  его
владениях.
     - Эревард? - Лютик знал всех королей,  князей,  владык  и  сеньоров  от
Яруги до Драконьих гор. - Наплюй на него. Он не решится испортить  отношения
с Нэннеке, с богиней Мелитэле. Народ как пить дать спалит его хозяйство.
     - Мне ни к чему лишние заботы. А сижу я здесь  и  без  того  достаточно
долго. Поеду на юг,  Лютик.  Далеко  на  юг.  Здесь  мне  работы  не  найти.
Цивилизация! На кой им  хрен  ведьмак?  Когда  я  спрашиваю  о  какой-нибудь
работе, на меня смотрят как на диковинку.
     - Что ты плетешь? Какая там цивилизация?  Я  переправился  через  Буину
неделю назад и наслушался в тутошних местах самых разных разностей.  Похоже,
есть тут и водяные, и вьюны, и химеры, и летюги.  Вообще,  дрянь  всяческая.
Работы - по уши.
     - Разности-то и я слышал. Половина  или  придумана,  или  преувеличена.
Нет, Лютик. Мир изменился. Кое-что кончается.
     Поэт отхлебнул из бутылки, прищурился, тяжко вздохнул.
     - Опять начинаешь слезы лить над своей грустной ведьмачьей судьбой?  Да
еще и  философствуешь?  Обнаруживаю  пагубные  последствия  не  того,  какое
надобно, чтения. Потому как к мысли об изменяющемся мире  пришел  даже  этот
старый  хрыч,  Родерик  де  Новембр.   Изменчивость   мира   в   принципе-то
единственная  идейка  в  его   трактате,   с   которой   можно   согласиться
безоговорочно. Но идейка, скажу я, не настолько новая,  чтобы  потчевать  ею
меня и при этом изображать из себя мыслителя, что, поверь, тебе вовсе  не  к
лицу.
     Вместо ответа Геральт тоже отхлебнул из бутылки.
     - Конечно же, - снова вздохнул Лютик. - Мир изменяется, солнце заходит,
а водка кончается. Как думаешь, что кончается еще? Ты упоминал об окончании,
философ.
     - Вот тебе несколько примеров, - сказал Геральт, немного помолчав. - За
последние два месяца, проведенных на этом берегу Буины.  Однажды  подъезжаю,
гляжу - мост. Под мостом сидит  тролль,  с  каждого  прохожего  и  проезжего
требует пошлину. Тому, кто отказывается, переламывает ногу, а то и  две.  Ну
иду к солтысу - сколько  дадите,  спрашиваю,  за  этого  тролля.  Солтыс  от
изумления аж рот разинул. То есть как, спрашивает, а кто будет мост  чинить,
ежели тролля не станет? Тролль заботится о мосте, регулярно починяет, в поте
лица, солидно,  на  совесть.  Выходит,  дешевле  получается  отваливать  ему
пошлину. Ладно. Еду дальше, гляжу - вилохвост. Небольшой такой,  аршин  пять
от носа до хвоста. Летит,  тащит  в  когтях  овцу.  Я  -  в  село:  сколько,
спрашиваю, заплатите за гада? Мужики на колени,  нет,  кричат,  это  любимый
дракон младшей дочки нашего барона, если у него с живота хоть  одна  чешуйка
упадет, барон село спалит, а с нас шкуру  сымет.  Еду  дальше,  а  есть  все
больше хочется. Выспрашиваю о работе, верно, есть,  но  какая?  Тому  поймай
русалку, этому нимфу, третьему этакую духобабу... Вконец спятили,  по  селам
девок полно, ан нет, подавай им нелюдей.  Иной  просит,  чтобы  я  прикончил
двусила и принес кость от его руки, потому как если ее размолоть и  добавить
в похлебку, то вроде бы потенция усиливается.
     - Вот это-то  как  раз  трепотня,  -  вставил  Лютик.  -  Пробовал.  Не
усиливает ничегошеньки, а похлебка становится вроде  отвара  из  онучей.  Но
если люди верят и готовы платить...
     - Не стану я убивать двусилов. И других безвредных существ.
     - Значит, будешь ходить с пустым брюхом. Разве что сменишь работу.
     - На какую?
     - А не все равно, на какую? Иди в священники. Был бы вовсе  недурен  со
своими принципами, со своей моралью, со своим знанием человеческой натуры  и
вообще всего сущего. То, что ты не веришь ни в каких богов, не  проблема.  Я
мало знаю священников, которые верят. Стань священником и  кончай  проливать
над собой слезы.
     - Я не проливаю. Констатирую.
     Лютик заложил ногу на ногу и с интересом стал  рассматривать  стершуюся
подошву.
     - Ты, Геральт, напоминаешь мне старого рыбака, который под конец  жизни
обнаружил, что рыбы пахнут, а от воды тянет холодом и ломит в  костях.  Будь
последовательным. Трепом и стенаниями тут не поможешь. Если б я увидел,  что
потребность в поэзии кончается, повесил бы лютню на гвоздь и занялся  садом.
Розы выращивать.
     - Ерунда. На такое самопожертвование ты не способен.
     - Ну что ж, - согласился поэт, продолжая изучать подошву. - Может, ты и
прав. Но у нас немного различные профессии. Спрос на поэзию  и  звуки  лютни
никогда не увянет. С тобой дело похуже.  Вы,  ведьмаки,  сами  себя  лишаете
работы. Медленно, но верно. Чем лучше и тщательнее работаете, тем  меньше  у
вас остается работы. Ведь ваша цель, резон существования - мир без  чудовищ,
мир спокойный и безопасный. То есть мир, в  котором  ведьмаки  не  потребны.
Парадокс, верно?
     - Верно.
     - Давным-давно, когда еще жили единороги, существовала  большая  группа
девушек, которые хранили девственность, чтобы иметь возможность  их  ловить.
Помнишь? А крысоловы со свирелями? Людишки  прямо-таки  дрались  за  них.  А
прикончили крыс алхимики, придумав сильнодействующие яды, к тому же  помогли
прирученные  кошки,  белые  хорьки  и  ласки.  Зверушки  оказались  дешевле,
приятнее и не хлебали столько пива. Примечаешь аналогию?
     - Примечаю.
     - Так   воспользуйся   чужим   опытом.    Девственницы,    занимавшиеся
единорогами, мгновенно перестали быть таковыми, как только потеряли  работу.
Некоторые, стремясь наверстать годы воздержания, со  временем  стали  широко
известны техникой и пылом. Крысоловы... Ну этим лучше не подражай, все  они,
как один, спились и отправились к  праотцам.  Похоже,  теперь  настал  черед
ведьмаков. Ты  читаешь  Родерика  де  Новембра?  Там,  если  мне  память  не
изменяет, упоминаются ведьмаки, те, первые, что начали  колесить  по  стране
лет триста назад,  когда  кметы  выходили  на  жатву  вооруженными  толпами,
деревни окружали тройным частоколом, купеческие караваны напоминали  колонны
наемников, а на защитных валах немногочисленных городищ денно и нощно стояли
готовые к стрельбе катапульты. Потому что мы,  люди,  были  здесь  незваными
гостями. Здешними землями владели драконы, мантихоры, грифоны  и  амфисбены,
вампиры, оборотни и упыри, кикиморы, химеры и летюги.  И  землю  приходилось
отбирать у них клочками, каждую долинку, каждый перевал, каждый бор и каждую
поляну. И удалось это не без неоценимой помощи ведьмаков.  Но  эти  времена,
Геральт, ушли безвозвратно. Барон не позволяет забить вилохвоста, потому что
это, вероятно, последний драконид в радиусе тысячи верст и уже  вызывает  не
страх, а сочувствие и ностальгию по  ушедшему  времени.  Тролль  под  мостом
сжился с людьми, он уже не  чудовище,  которым  пугают  детей,  а  реликт  и
местная достопримечательность, к тому  же  полезная.  А  химеры,  мантихоры,
амфисбены? Сидят в чащобах и неприступных горах...
     - Значит, я был прав. Кое-что кончается. Нравится тебе это или нет.  Но
кое-что кончается.
     - Не нравится мне, что ты излагаешь прописные истины. Не нравится мина,
с которой ты это делаешь. Что с тобой творится? Не узнаю тебя, Геральт.  Эх,
зараза, едем скорее на юг, в  те  дикие  края.  Вот  прикончишь  пару-другую
чудовищ - и конец твоей хандре. А чудовищ там вроде бы немало. Говорят,  как
только какой-нито старой бабке жизнь опостылет,  так  идет  она,  сердечная,
одна-одинешенька  за  хворостом  в  лес,  не  прихватив  с  собой  рогатины.
Результат гарантирован. Ты должен осесть там навсегда.
     - Может, и должен. Но не осесть.
     - Почему? Там ведьмаку легче заработать.
     - Заработать легче, - Геральт отхлебнул  из  бутылки,  -  да  потратить
труднее. К тому же там едят ячневую кашу и просо,  у  пива  привкус  чего-то
непонятного и комары грызут.
     Лютик расхохотался во все горло, опершись  затылком  об  оправленные  в
кожу корешки книг на полке.
     - Просо и комары! Это напоминает мне наш  первый  совместный  поход  на
край света. Помнишь? Мы познакомились на гулянье в  Гулете,  и  ты  уговорил
меня...
     - Это ты меня уговорил. Тебе самому пришлось чесать из  Гулеты,  потому
как у девушки, которую ты трахнул под  настилом  для  музыкантов,  оказалось
четверо рослых братьев. Тебя искали по всему городу,  грозились  вывалять  в
соломе и опилках. Потому ты ко мне тогда и пристал.
     - А ты чуть было из порток не выскочил от радости, что нашел попутчика.
До того ты в дороге мог поболтать разве что с кобылой.  Но  пусть  ты  прав,
было как говоришь. Я действительно тогда вынужден был скрыться  на  какое-то
время, а Долина Цветов казалась мне самым подходящим местом. Ведь считалось,
что это край населенного света, форпост цивилизации, самый что  ни  на  есть
выдвинутый пункт на границе двух миров... Помнишь?
     - Помню, Лютик, помню.

КРАЙ СВЕТА (часть 2)
4     - Ну, знаешь, Геральт, - Лютик приложил  ко  лбу  охлажденную  в  ведре
подкову. - Такого я не ожидал. Какое-то рогатое  чучело  с  козьей  бородой,
такой косматый болван, а погнал тебя, словно сопляка какого. А я получил  по
лбу. Глянь, какая шишка!
     - Ты шестой раз показываешь. От этого она меньше не становится.
     - Благодарю  за  сочувствие.  А  я-то  думал,  рядом  с  тобой  буду  в
безопасности!
     - Я не просил лезть за мной в коноплю. А вот  держать  за  зубами  свой
болтливый язык - просил. Не послушался - теперь терпи. Молчи,  если  можешь,
они идут.
     В комнату вошли Крапивка и грузный Дхун. За ними семенила  седенькая  и
скрученная кренделем бабуленька в сопровождении светловолосой и поразительно
худенькой девчушки.
     - Уважаемый Дхун и уважаемый Крапивка, - без предисловий начал ведьмак.
- Прежде чем отправиться,  я  спрашивал,  пытались  ли  вы  сами  что-нибудь
предпринимать в отношении вашего черта-дьявола. Вы сказали: мол, нет. У меня
есть основания полагать, что дело обстояло иначе. Жду объяснений.
     Селяне перебросились несколькими словами, затем Дхун кашлянул в кулак и
сделал шаг вперед.
     - Вы, прощения просим, правы. Мы, это,  соврали,  потому  как  совестно
было. Хотели самитко диавола перехитрить, сделать  так,  штобы  он,  значит,
ушел от нас прочь...
     - Каким образом?
     - У нас, в Долине, - медленно произнес Дхун, - уже и ранее  объявлялись
страховидлы. Летучие драконы, земные  вьюны,  бурдалаки,  упыри,  агромадное
паучье и разное змейство. А  мы  завсегда  супротив  энтого  гадства  искали
совета в нашей книге.
     - Что за книга?
     - Покажи книгу, бабка. Книгу, глаголю! Книгу! Ей-бо, лопну  щас.  Глуха
аки пень! Лилле, скажи бабке, штоб книгу показала!
     Светловолосая девочка вытащила  большую  книгу  из  скрюченных  пальцев
старухи и подала ведьмаку.
     - В книжице энтой, - продолжал Дхун,  -  котора  в  роду  нашем  уже  с
незапамятных времен храницца,  описаны  способы  супротив  всяческих  чудищ,
колдовства и уродцев, которы на свете были, есть аль будут.
     Геральт взвесил  на  руке  тяжелый,  толстый,  обросший  жирной  коркой
томище. Девочка продолжала стоять перед ним, перебирая руками фартучек.  Она
была старше, чем ему показалось  вначале,  -  в  заблуждение  ввела  изящная
фигурка, так отличающаяся  от  ядрененьких  тел  других  посадских  девушек,
наверняка ее ровесниц.
     Он положил  книгу  на  стол  и  перевернул  тяжелую  деревянную  крышку
переплета.
     - Глянь-ка, Лютик.
     - Старшие Руны, - определил бард, заглядывая ему через плечо и все  еще
прижимая подкову ко лбу. -  Самое  древнее  письмо,  каким  пользовались  до
введения современного  алфавита.  Оно  исходит  от  рун  эльфов  и  гномовых
идеограмм. Забавный синтаксис, но так раньше говорили. Интересные гравюры  и
виньетки. Нечасто встречается подобное, Геральт, а если и попадается,  то  в
храмовых библиотеках, а не по деревням на краю  света.  Откуда  это  у  вас,
уважаемые Дхун и Крапивка? Уж не  хотите  ли  вы  сказать,  что  умеете  это
читать? Бабка? Ты умеешь читать Старшие Руны?  Ты  вообще-то  умеешь  читать
хоть какие-нибудь руны?
     - Чаво-о-о?
     Светловолосая девочка подошла к бабке и что-то шепнула ей на ухо.
     - Читать? - старушка показала  в  улыбке  беззубые  десны.  -  Я?  Нет,
золотенькие, не обучена.
     - Объясните мне, - холодно сказал  Геральт,  поворачиваясь  к  Дхуну  и
Крапивке, - каким образом вы пользуетесь книгой, не умея читать руны?
     - Самая старшая бабка в селе завсегда знает, што в книге есть, - угрюмо
сказал Дхун. - А тому, што знает, учит молодую, когда ей уже пора  в  землю.
Сами видите, нашей бабульке уже в сам раз. Тогда бабка пригрела Лилле и учит
ее. Но пока ишшо бабка лучше знает.
     - Старая ведьма и молодая ведьма, - буркнул Лютик.
     - Если я верно понял, - недоверчиво сказал Геральт, - бабка  знает  всю
книгу наизусть? Так, да? Бабушка?
     - Всю-то нет, где уж там, - ответила бабка опять  с  помощью  Лилле.  -
Только то, что около картинки стоит.
     - Ага, - Геральт наугад отворил книгу. Различимый на порванной странице
рисунок  изображал  пятнистую  свинью  с  рогами  в  форме  лиры.  -  А   ну
похвалитесь, бабушка. Что здесь написано?
     Бабка зачмокала, вгляделась в гравюру, прикрыла глаза.
     - Тур рогатый, либо  таурус,  -  прошамкала  она.  -  Неучами  ошибочно
изюбром именуемый. Рога имеет и бодает ними...
     - Довольно. Очень хорошо,  весьма...  -  Ведьмак  перевернул  несколько
слипшихся страниц. - А здесь?
     - Потучники и планетники разные. Энти дожжом  льют,  энти  ветер  веют,
энти моланьи мечут. Ежели  пожелаешь  урожай  от  их  ухранить,  возьми  нож
железный, новый, помету мышиного три лота, сала серой цапли...
     - Браво! Хм... А здесь? Это что?
     Гравюра изображала расчехранное  страховидло  на  лошади,  с  огромными
глазищами и совеем уж непотребными  зубищами.  В  правой  руке  оно  держало
солидных размеров меч, в левой - мешок денег.
     - Ведьмак, - промямлила  бабка,  -  некоторыми  ведьмином  прозываемый.
Вызывать его оченно опасно, токмо тогда надобно, когда  супротив  чудищев  и
поганцев разных ничего поделать уже не можно, ведьмак  справится.  Однако  ж
следить надыть...
     - Довольно, - проворчал Геральт. - Довольно, бабушка. Благодарю.
     - Нет-нет, - запротестовал  Лютик,  ехидно  ухмыльнувшись.  -  Как  там
дальше-то? Весьма, весьма интересная книженция! Говорите, бабушка, говорите.
     - Э-э-э... Следить надыть, чтобы к  ведьмаку  не  прикасаться,  ибо  от
оного запаршиветь можно. И девок от него прятать, потому ведьмак охоч до них
сверх меры...
     - Ну точно, ну не в бровь, а в глаз, - засмеялся  поэт,  а  Лилле,  как
показалось Геральту, едва заметно улыбнулась.
     - ...и хоча он весьма до злата жаден, - бормотала бабка, щуря глаза,  -
не давать ему больше как за утопца серебряный грош либо полтора. За котолака
два серебряных гроша. За вампира - четыре серебряных гроша...
     - Были ж времена, - проворчал ведьмак. -  Спасибо,  бабушка.  А  теперь
покажите нам, где тут о дьяволе речь и что  энта  книга  вообще  о  дьяволах
говорит. Хотелось бы услышать поболе, любопытно  узнать,  каковой  метод  вы
применили супротив оного-то.
     - Осторожнее, Геральт, - засмеялся Лютик. - Начинаешь подражать им. Это
заразительно.
     Бабка, с трудом сдерживая дрожь в руке, перевернула несколько  страниц.
Ведьмак и поэт наклонились над столом. Действительно, на гравюре фигурировал
знакомый уже им шарометатель, волосатый, хвостатый и зловеще ухмыляющийся.
     - Диавол, он же черт, - декламировала  бабка.  -  Он  же  рокита,  либо
сильван, а такоже леший. Супротив скотины и домашней птицы шкодник великий и
паскудный. Кабы захотишь его с поля изгнать, таково сделай...
     - Ну, ну, - проворчал Лютик.
     - Возьми орехов лесных пригоршню,  -  тянула  бабка,  водя  пальцем  по
пергаменту, - шаров железных пригоршню другую. Меду  кувшин,  дегтю  другой.
Мыла серого кадку малую, творога другую. Кады  диавол  сидит,  пойди  ночной
порой. И зачни есть орехи. Диавол тутоже, лакомый зело, прибегит и  спросит,
смачно ли? Тут и дай ему шары-шарики железные...
     - А, чтоб вас... - буркнул Лютик. - Чтоб вас наизнанку вывернуло.
     - Тише, - сказал Геральт. - Ну, бабуля, дальше.
     - ...зубы выломавши, диавол, увидевши, как ты мед кушаешь, такоже  меду
пожелает. Дай оному дегтю, а сам кушай творог. Скоро услышишь, как у диавола
внутри бурчание и сквозение почнется, но сделай вид, будто ничего такого.  А
захотит диавол творогу, то дай ему мыла. Апосля мыла уж диавол не удержит...
     - Итак, уважаемые, вы добрались до мыла? - прервал Геральт  с  каменным
лицом, обернувшись к Дхуну и Крапивке.
     - Куда там, - ахнул Крапивка. - Хорошо хоть до шариков-то. Ох, задал он
нам перцу, когда шарики начал грызть...
     - А кто велел давать ему столь шариков-то?  -  рассмеялся  Лютик.  -  В
книге сказано: мол, одну пригоршню. А вы ему  цельный  мешок  энтих  шариков
натаскали! Вы ему, диаволу-то, амуниции, почитай, на два  годка  без  малого
натаскали, дурни!
     - Осторожней! - усмехнулся  ведьмак.  -  Начинаешь  подражать  им.  Это
заразительно.
     - Благодарю.
     Геральт быстро поднял голову, заглянул в глаза стоящей рядом  с  бабкой
девочки. Лилле не отвела  взгляда.  Глаза  у  нее  были  ясные  и  чертовски
голубые.
     - Зачем вы приносите  дьяволу  жертвы  зерном?  Ведь  видно  же,  он  -
типичное травоядное. Зерна не ест.
     Лилле не ответила.
     - Я задал тебе вопрос, девушка. Не  бойся,  от  разговора  со  мной  не
запаршивеешь.
     - Не выспрашивайте ни о  чем,  -  бросил  Крапивка  с  беспокойством  в
голосе. - Лилле... Она... Странная. Не ответит, не заставляйте ее.
     Геральт не отрывал от Лилле глаз, а Лилле по-прежнему глядела на  него.
По спине у Геральта пробежали мурашки, выползли на шею.
     - Почему вы не пошли на дьявола с дрекольем  и  вилами?  -  повысил  он
голос. - Почему не расставили  западни?  Если  б  вы  только  захотели,  его
козлиная башка уже торчала бы на шесте в  качестве  пугала  от  ворон.  Меня
предупредили, чтобы я не пытался его убить. Почему? Ты запретила им,  верно,
Лилле?
     Дхун поднялся с лавки. Головой чуть не задев потолок.
     - Выдь, девка, - буркнул он. - Забирай бабку и выдь отседова.
     - Кто она? - проговорил Геральт, когда за бабкой и  Лилле  захлопнулась
дверь. - Кто эта девочка, Дхун? Почему пользуется у вас  большим  уважением,
нежели эта чертова книга?
     - Не ваше дело, - глянул  на  него  Дхун,  и  в  его  взгляде  не  было
дружелюбия. - Умных  девушек  у  себя  в  городах  преследуете,  на  кострах
опаляете. У нас этого не было и не будет.
     - Вы меня не поняли, - холодно сказал ведьмак.
     - И не стараюсь, - проворчал Дхун.
     - Я это заметил, - процедил Геральт, тоже не шибко сердечно. - Но  одну
основную вещь извольте понять, уважаемый Дхун. Нас по-прежнему не  связывает
никакой договор, я по-прежнему не обязан вам  ничем.  У  вас  нет  оснований
полагать, будто вы прикупили себе ведьмака, который за серебряный  грош  или
полтора сделает то, чего вы сделать не умеете.  Или  не  хотите.  Или...  не
можете. Так вот, уважаемый Дхун, вы еще не  купили  ведьмака,  и  не  думаю,
чтобы это вам удалось. При вашем-то нежелании что-либо понимать.
     Дхун  молчал,  исподлобья  глядя  на   Геральта.   Крапивка   кашлянул,
повертелся  на  лавке,  возя  лаптями  по  глинобитному  полу,  потом  вдруг
выпрямился.
     - Милсдарь ведьмак, - сказал он. - Не серчайте. Скажем, что и  как.  А,
Дхун?
     Посадский солтыс согласно кивнул.
     - Когда мы сюда ехали, - начал Крапивка,  -  вы  видели,  как  тут  все
растет, какие тут всходы. Другой раз такое вымахает,  о  чем  где  в  другом
месте и мечтать трудно. Даже невозможно. Ну вот. Поскольку у нас саженцы, да
и  зерно  -  штука  преотличная,  мы  и  дань  этим  платим,  и  продаем,  и
обмениваем...
     - Что тут общего с чертом?
     - А есть общее, есть. Чертяка раньше вроде бы пакостил и разные  штучки
подстраивал, а тут вдруг начал зерно воровать понемногу. Тогда мы ему  стали
класть помалу на камень в конопле, думали,  нажрется  и  отстанет.  Ан  нет,
продолжал красть. А когда мы от него запасы прятать  начали  по  складам  да
сараям, на три замка запираемым, то  он  все  равно  как  взбесился,  рычал,
блеял, "ук-ук" кричал, а уж коли он укукать начинает, то лучше ноги в  руки.
Грозился, мол...
     - ...трахать начнет, - вставил Лютик с добродушной ухмылкой.
     - И это тоже, - поддакнул Крапивка. - Да и о красном петухе  напоминал.
Долго говорить, - когда не смог больше красть, потребовал дани.  Велел  себе
зерно и другое добро мешками целыми  носить.  Тогда  мы  обозлились  и  всем
сходом решили ему хвостатую задницу отбить. Но...
     Крапивка кашлянул, опустил голову.
     - Нечего  кружить-то,  -  неожиданно  проговорил  Дхун.  -  Неверно  мы
государья ведьмака оценили. Валяй все как есть, Крапивка.
     - Бабка запретила дьявола бить, -  быстро  проговорил  Крапивка,  -  но
мы-то знаем, что это Лилле, потому как бабка... Бабка только то болтает, что
ей Лилле велит. А мы... Сами видите, милсдарь ведьмак, мы слушаемся.
     - Заметил, - поморщился Геральт. - Бабка может только бородой трясти  и
бормотать текст, которого и сама не понимает. А на девчонку вы глазеете, как
на статую богини, раскрыв рты, не глядите ей в глаза, но пытаетесь угадывать
ее желания. А ее желания - для вас приказы. Кто она, эта ваша Лилле?
     - Так вы же отгадали, милсдарь. Вещунья. Ну, Мудрая, значит. Только  не
говорите об этом никому. Просим. Ежели до князя  дойдет  или,  не  приведите
боги, до наместника...
     - Не бойтесь, - серьезно сказал Геральт. - Знаю, в чем дело, и  вас  не
выдам.
     Встречающиеся по деревням странные женщины и  девушки,  которых  жители
называли вещуньями или Мудрыми, не пользовались особой симпатией у  вельмож,
собиравших дань и тянувших жилы из селян. Кметы всегда обращались за советом
к вещуньям,  почти  по  любому  вопросу.  Верили  им  слепо  и  безгранично.
Принимаемые на основе таких советов решения зачастую полностью противоречили
политике  хозяев  и  владык.  Геральт  слышал  о  совершенно  радикальных  и
непонятных случаях - об уничтожении племенных стад,  прекращении  сева  либо
уборки и даже о переселении целых деревень. Владыки преследовали "суеверия",
зачастую не  выбирая  средств.  Поэтому  крестьяне  очень  быстро  научились
скрывать Мудрых.  Но  слушаться  их  не  перестали.  Потому  что  одно,  как
подсказывал  опыт,  не  подлежало  сомнению  -  по  крупному  счету   всегда
оказывалось, что Мудрые правы.
     - Лилле не позволила нам убить дьявола, - продолжал Крапивка. -  Велела
сделать так, как указывает книга. Вы уже знаете - не  получилось.  Уже  были
неприятности с сеньором. Когда мы отдали  зерна  меньше,  чем  положено,  он
разорался, кричал, что разделается с нами. О дьяволе-то мы ему ни-ни, потому
как сеньор строг ужасть, как и в шутках ничегошеньки не смыслит.  И  тут  вы
объявились. Мы спрашивали Лилле, можно ли вас... нанять?
     - И что?
     - Через бабку сказала, что сначала ей надо на вас взглянуть.
     - И взглянула.
     - Ага. И признала вас, мы это знаем, умеем понять, что Лилле  признает,
а чего нет.
     - Она не произнесла ни слова.
     - Она ни с кем, окромя бабки, словом не обмолвится. Но если  б  вас  не
признала - в хату б не вошла ни за что.
     - Хм... - задумался Геральт, - Интересно. Вещунья, которая, вместо того
чтобы вещать, молчит. Откуда она взялась?
     - Не знаем, милсдарь ведьмак, -  буркнул  Дхун.  -  Но  с  бабкой,  как
твердят  старики,  тожить  так  было.  Предыдущая  бабка  тожить  приласкала
неразговорчивую девку, такую, што явилась неведомо откель. А та девка  -  то
как раз наша теперешняя бабка. Дед мой говаривал: мол, бабка  таким  манером
возрождается. Совсем вроде как месяц  на  небе  возрождается  и  всякий  раз
становится новый. Не смейтесь...
     - Я не смеюсь, - покачал головой Геральт. - Я достаточно  много  видел,
чтобы меня могли насмешить такие вещи. К тому же я и не думаю совать  нос  в
ваши дела, уважаемый Дхун. Мои вопросы имеют целью  установить  связь  между
Лилле  и  дьяволом.  Вы,  пожалуй,  уже  и  сами  поняли,  что  такая  связь
существует. Поэтому, если вам дорога ваша вещунья, то относительно дьявола я
могу вам дать только один совет: вы должны его полюбить.
     - Знаете, - сказал Крапивка, - тут не  только  в  дьяволе  дело.  Лилле
никому не позволяет сделать ничего плохого. Ни одному существу.
     - Конечно, - вставил Лютик. - Деревенские вещуньи идут с того же корня,
что и друиды. А друид, ежели слепень сосет его кровь,  так  он  тому  еще  и
приятного аппетита пожелает.
     - Точно, - слабо улыбнулся Крапивка. - В самое что ни на есть  яблочко.
То же было у нас с дикими свиньями, которые по огородам повадились лазать. И
что? Гляньте в окно. Огороды как на картинке. Отыскался способ,  Лилле  даже
не знает какой. Чего глаз не видит, того сердцу не жаль. Понятно?
     - Понятно, - буркнул Геральт. - А как же. Ну и что? Лилле не  Лилле,  а
ваш дьявол - это сильван. Существо чрезвычайно редкое, но разумное. Я его не
убью, ибо мой кодекс этого не позволяет.
     - Ежели он  такой  страсть  как  разумный,  -  проговорил  Дхун,  -  то
попробуйте его на этот самый ум взять.
     - И верно, - подхватил Крапивка. - Если у дьявола есть  разум,  значит,
он крадет зерно по-умному. Так вы, милсдарь ведьмак,  разузнайте,  чего  ему
надо. Ведь он того зерна не жрет, в кажном разе - не столько. Так на кой ему
зерно? Нам назло или как? Чего он хотит? Узнайте и выгоните  его  из  округи
каким-нито ведьмаковским способом. Сделаете?
     - Попытаюсь, - решился Геральт. - Но...
     - А чего?..
     - Ваша книга, дорогие мои, устарела. Понимаете, куда я клоню?
     - По правде-то, - буркнул Дхун, - не очень.
     - Я вам разъясню. Так вот, уважаемый Дхун, уважаемый Крапивка, если  вы
думаете, что моя помощь обойдется вам в  серебряный  грош  или  полтора,  то
глубоко заблуждаетесь.

5

     - Эй!
     В зарослях послышался шорох, гневное "ук-ук" и потрескивание жердей.
     - Эй! - повторил ведьмак, предусмотрительно спрятавшись. - Покажись-ка,
леший!
     - Сам ты леший!
     - Тогда кто? Черт?
     - Сам ты черт! - Козерог выставил голову из конопли, скаля зубы. - Чего
надо?
     - Поговорить хочу.
     - Смеешься или как? Думаешь, не знаю, кто ты такой? Парни наняли  тебя,
чтоб меня отсюда выкинул, э?
     - Верно, - спокойно согласился Геральт. - Именно  об  этом  я  и  хотел
поговорить. А вдруг - договоримся?
     - Вон оно что! - проблеял дьявол. - Хочешь отделаться малой ценой?  Без
трудов? Со мной такие  штучки  не  пройдут,  бе-е-е!  Жизнь,  человече,  это
состязание. Выигрывает лучший. Хочешь у меня выиграть, докажи, что ты лучше.
Чем болтать-то - давай устроим состязание.  Победитель  диктует  условия.  Я
предлагаю гонки отсюда до старой вербы на дамбе.
     - Не знаю, где дамба и где старая верба.
     - Если б знал, я предлагать бы не стал. Люблю состязаться, но не  люблю
проигрывать.
     - Это я заметил. Нет, не станем играть в догонялки. Жарковато сегодня.
     - Жаль. Так, может, потягаемся в чем-нибудь другом?  -  Дьявол  оскалил
желтые зубы и поднял с земли большой булыжник. -  Знаешь  игру  "Кто  громче
гукнет"? Чур, я гукаю первый. Закрой глаза.
     - У меня другое предложение.
     - Ну-ка, ну-ка?
     - Ты  отвалишь  отсюда  без  состязаний,  гонок  и  гукания.  Сам,  без
принуждения.
     - Засунь свое предложение a d'yeabl aep arse, - дьявол  проявил  знание
Старшей Речи. - Никуда я не уберусь. Мне и здесь хорошо.
     - Но ты слишком уж тут набезобразничал. Переборщил с шутками.
     - Duwelsheyss тебе до моих шуток, - леший,  оказывается,  знал  и  язык
краснолюдов. - И цена твоему предложению  такая  же,  как  и  duwelsheyss'у.
Никуда я не уберусь. Другое дело, если победишь в  какой-нибудь  игре.  Дать
тебе шанс? Поиграем в загадки, ежели не любишь силовых игр.  Сейчас  я  тебе
загадку загадаю, если отгадаешь  -  выиграешь,  а  я  уйду.  Если  нет  -  я
останусь, а ты уберешься. Ну,  напряги  мозги,  потому  как  загадка  не  из
легких.
     Не успел Геральт возразить,  как  дьявол  заблеял,  затопал  копытцами,
мазнул землю хвостом и продекламировал:

     Розовы листочки, пухлые стручочки,
     Зреет в мягкой глинке, рядом с ручеечком.
     А на длинном стебле в точечках цветок.
     Не давай котенку, чтобы он не сдох.

     - Ну что это? Угадай.
     - Понятия не имею, - равнодушно  признался  ведьмак,  даже  не  пытаясь
подумать.
     - Скверно. Ты проиграл.
     - А правильный ответ? У чего бывают... хм... в точечках цветочки?
     - У капусты.
     - Слушай, - проворчал Геральт, - твои шуточки начинают действовать  мне
на нервы.
     - Я упреждал, - захохотал дьявол, - что  загадка  не  из  легких.  Сорт
такой. Что делать, я выиграл, остаюсь. А ты уходишь. Низко кланяюсь.
     - Минуточку. - Ведьмак незаметно сунул руку в карман. - А моя  загадка?
Наверно, у меня есть право на реванш?
     - Нету, - запротестовал дьявол. - Чего ради? А вдруг я не  отгадаю?  За
дурака меня держишь?
     - Нет, - покачал головой Геральт. - Держу тебя за зловредного, наглого,
нахального балбеса. Сейчас поиграем в совсем новую, неизвестную тебе игру.
     - Да? Ишь ты! Ну и что же это за игра?
     - Игра называется, - медленно произнес ведьмак, - "Не делай другому то,
что тебе самому неприятно". Закрывать глаза не обязательно.
     Геральт наклонился, размахнулся, в воздухе  резко  просвистел  дюймовый
металлический шарик и со звоном врезался дьяволу точно между рогами. Сильван
рухнул как подкошенный. Геральт щукой скользнул меж жердей и схватил дьявола
за косматую ногу.  Леший  забебекал  и  взбрыкнул,  ведьмак  прикрыл  голову
предплечьем, но у него все  равно  зазвенело  в  ушах,  потому  что  дьявол,
несмотря на неуклюжую фигуру, лягался с  силой  разъяренного  мула.  Геральт
попытался ухватить брыкающиеся  копыта,  но  не  сумел.  Козерог  разошелся,
заколотил по земле руками и лягнул его снова,  на  этот  раз  прямо  в  лоб.
Ведьмак выругался, чувствуя, как нога дьявола вырывается у него из  пальцев.
Оба они, расцепившись, покатились в разные стороны,  с  треском  выворачивая
жерди и запутываясь в побегах конопли.
     Дьявол вскочил первым и кинулся на ведьмака, опустив увенчанную  рогами
голову. Но Геральт уже твердо стоял на  ногах  и  легко  уклонился,  схватил
лешего за рог, крепко рванул, повалил на землю  и  прижал  коленями.  Дьявол
заблеял и плюнул ему в глаза, причем так,  что  этого  не  постыдился  бы  и
верблюд, страдающий слюноизвержением.  Ведьмак  автоматически  отступил,  не
отпуская, однако, дьяволиных рогов. Леший, мотая головой, лягнул  его  двумя
копытами сразу и - что самое  удивительное  -  обоими  попал.  Геральт  дико
выругался, но рук не разжал. Поднял  дьявола  с  земли,  припер  к  трещащим
жердям и со всей силы долбанул ногой по косматому колену, а потом наклонился
и наплевал ему прямо в ухо. Дьявол взвыл и защелкал тупыми зубами.
     - Не делай  другому...  -  выдохнул  ведьмак,  -  что  тебе  неприятно!
Продолжаем игру?
     - Блеблебле-е-е! - булькал, выл и плевался дьявол,  но  Геральт  крепко
держал его за рога и прижимал голову книзу, поэтому плевки попадали  дьяволу
на собственные копыта, вздымающие тучи пыли и травы.
     Следующие несколько минут ушли на бурную возню, обмен ругательствами  и
пинками. Геральт если и мог чему-то радоваться, так исключительно тому,  что
никто его не видит, ибо картинка была воистину кретинская.
     Очередной пинок разорвал дерущихся и разбросал их в разные  стороны,  в
гущу конопли. Дьявол снова опередил ведьмака -  вскочил  и  кинулся  бежать,
заметно прихрамывая. Геральт, тяжело дыша и вытирая лицо, бросился вдогонку.
Они продрались сквозь коноплю, влетели в хмель. Ведьмак услышал цокот  копыт
мчащегося галопом коня. Звук, которого он ожидал.
     - Здесь! Лютик! Я здесь! - крикнул он. - Во хмелю!
     И тут он увидел над собой грудь лошади, а в следующую секунду  на  него
наехали. Он оттолкнулся от коня, как от скалы, и рухнул навзничь. От удара о
землю потемнело в глазах. Несмотря на это,  он  сумел  откатиться  вбок,  за
жерди, уклоняясь от удара копыт. Ловко  вскочил,  но  тут  на  него  налетел
другой всадник и  снова  повалил.  А  потом  вдруг  кто-то  насел  на  него,
пригвоздив к земле.
     И был блеск и пронизывающая боль в затылке.
     И тьма.

6

     Рот был забит песком. Когда Геральт попытался его выплюнуть, то  понял,
что лежит лицом к земле. Когда  захотел  пошевелиться,  понял,  что  связан.
Слегка приподнял голову. Услышал голоса.
     Он лежал на земле у ствола сосны. Шагах  в  двадцати  стояло  несколько
расседланных лошадей. Он видел их сквозь перистые папоротники,  нечетко,  но
один из коней, несомненно, был гнедой Лютика.
     - Три мешка кукурузы, - услышал он. -  Хорошо,  Торкве.  Очень  хорошо.
Молодцом.
     - Это еще не все, - сказал  блеющий  голос,  который  мог  принадлежать
только козерогу. - Посмотри на это,  Галарр.  Вроде  бы  фасоль,  но  совсем
белая. И какая крупная! А вот это называется рапс. Они из него масло делают.
     Геральт крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. Нет,  это  был  не
сон. Дьявол и Галарр, кем бы он ни был, пользовались Старшей  Речью  эльфов.
Но слова "кукуруза", "фасоль" и "рапс" были произнесены на общем.
     - А это что такое? - спросил тот, кого звали Галарр.
     - Льняное семя. Лен, понимаешь? Рубахи делают из льна. Гораздо дешевле,
чем из шелка, и носится дольше. Способ обработки, кажется, довольно сложный,
но я выспрошу, что и как.
     - Только б принялся этот твой лен, только б не пропал у нас, как  репа,
- посетовал Галарр, по-прежнему пользуясь  чудным  воляпюком.  -  Постарайся
раздобыть новые саженцы репы, Торкве.
     - Чего проще, - бякнул дьявол. - Никаких проблем,  все  растет  как  на
дрожжах. Доставлю, не бойся.
     - И еще одно, - сказал Галарр. -  Узнай  наконец,  в  чем  суть  ихнего
троеполья.
     Ведьмак осторожно приподнял голову и попробовал повернуться.
     - Геральт... - услышал он шепот. - Очнулся?
     - Лютик, - тоже шепотом отозвался он. - Где мы... Что с нами...
     Лютик  тихо  застонал.  Геральт  не  выдержал,  выругался,  напрягся  и
перевернулся на бок.
     Посреди поляны стоял дьявол, носивший, как он  уже  знал,  звонкое  имя
Торкве. Он был занят погрузкой на лошадей мешков, корзин и  вьюков.  Помогал
ему высокий худощавый  мужчина,  который  мог  быть  только  Галарром.  Тот,
услышав движение ведьмака, повернулся. Его черные  волосы  заметно  отливали
темно-синим. На угловатом лице горели большие глаза. Уши заострялись кверху.
     Галарр  был  эльфом.  Эльфом  с  гор.  Чистой  крови   Aen   Seidhe   -
представитель Старшего Народа.
     Галарр не был единственным эльфом в пределах видимости. На краю  поляны
сидело еще шестеро. Один был занят тем, что потрошил  вьюки  Лютика,  другой
тренькал на  лютне  трубадура.  Остальные,  собравшись  вокруг  развязанного
мешка, усиленно уничтожали репу и сырую морковь.
     - Vanadain, Toruviel, - сказал Галарр,  движением  головы  указывая  на
пленников. - Vedran! Enn'l!
     Торкве подскочил и заблеял.
     - Нет, Галарр! Нет! Филавандрель запретил! Ты забыл?
     - Нет, не забыл. - Галарр перекинул два  связанных  мешка  через  спину
лошади. - Но надо проверить, не ослабли ли петли.
     - Чего вы от нас хотите? - простонал трубадур,  пока  один  из  эльфов,
прижав его к земле коленом, проверял узлы. - Зачем связываете? Что вам надо?
Я - Лютик, тру...
     Геральт услышал звук удара. Повернулся, выкручивая шею.
     У стоящей над Лютиком эльфки тоже были черные глаза и  буйно  опадающие
на плечи волосы цвета воронова крыла, только на  висках  заплетенные  в  две
тоненькие косички.  На  ней  была  короткая  кожаная  курточка,  надетая  на
свободную  рубаху  из  зеленого  сатина,  и  облегающие   шелковые   брючки,
заправленные в сапоги для верховой езды. Бедра обмотаны цветным платком.
     - Que glosse? - спросила она, глядя на ведьмака  и  поигрывая  рукоятью
длинного кинжала, висящего на поясе. - Que l'en pavienn el'ea?
     - Nell'ea, - возразил он. - T'en pavien, Aen Seidhe.
     - Слышал? - повернулась эльфка к товарищу, высокому сеидхе,  который  и
не думая проверять узлы Геральта с  безразличной  миной  на  вытянутом  лице
продолжал бренчать на лютне Лютика. - Ты слышал, Ванадайн?  Человекообразное
умеет говорить! К тому же нагло!
     Сеидхе повел плечами. Перья, украшавшие его куртку, зашелестели.
     - Еще один повод заткнуть ему глотку, Торувьель.
     Эльфка  наклонилась  над  Геральтом.  У  нее  были   длинные   ресницы,
неестественно бледная кожа, обветренные,  потрескавшиеся  губы.  Она  носила
ожерелье из фигурных кусочков  золотистой  бронзы,  нанизанных  на  ремешок,
несколько раз обернутый вокруг шеи.
     - Ну-ка  скажи  что-нибудь,  человекообразное,  -  прошипела   она.   -
Посмотрим, куда годится твоя привыкшая лаять глотка.
     - Тебе что, повод нужен, - ведьмак с  усилием  перевернулся  на  спину,
выплюнул песок, - чтобы ударить связанного? А так, без предлога, не  можешь?
Я же видел, тебе это доставляет удовольствие. Ну, успокой душеньку.
     Эльфка выпрямилась.
     - На тебе я уже душу успокоила, когда у тебя  были  свободные  руки,  -
сказала она. - Это я прошлась по тебе конем  и  дала  по  морде.  Знай,  что
именно я прикончу тебя, когда придет время.
     Он не ответил.
     - Охотнее всего я б ткнула тебя  кинжалом  сейчас,  глядя  в  глаза,  -
продолжала эльфка. - Но от тебя жутко несет, человек.  Я  прикончу  тебя  из
лука.
     - Воля твоя, - пожал плечами ведьмак, насколько это позволяли  путы.  -
Как хочешь, благородная Aen Seidhe. В связанного и неподвижного ты должна бы
попасть. Не промахнуться.
     Эльфка встала над ним, расставив ноги, и наклонилась, сверкнув зубами.
     - Должна, - прошипела она. - И попаду, куда хочу. Но  будь  уверен,  от
первой стрелы ты не подохнешь. И от второй  тоже.  Постараюсь  сделать  так,
чтобы ты чувствовал, что умираешь.
     - Не подходи так близко, - поморщился он, изображая  отвращение.  -  От
тебя зверски несет, Aen Seidhe.
     Эльфка отскочила, качнулась и с размаху  пнула  его  в  бедро.  Геральт
скорчился и сжался, видя, куда она собирается пнуть теперь. Это ему удалось,
он получил по ноге, да так, что лязгнули зубы.
     Стоящий рядом высокий эльф аккомпанировал ударам резкими  аккордами  на
струнах лютни.
     - Оставь его, Торувьель, - заблеял дьявол. - Спятила? Галарр,  вели  ей
прекратить!
     - Thaess! - взвизгнула Торувьель и  пнула  ведьмака  еще  раз.  Высокий
сеидхе сильно рванул струны, одна с протяжным стоном лопнула.
     - Достаточно! Довольно, о боги! -  нервно  крикнул  Лютик,  дергаясь  в
путах. - Зачем ты издеваешься над ним, глупая девка! Оставьте нас в покое! А
ты перестань терзать лютню, слышишь?
     Торувьель повернулась к нему со злой гримасой на потрескавшихся губах.
     - Музыкант! -  проворчала  она.  -  Гляньте-ка,  человек,  а  музыкант!
Лютнист! Надо же!
     Она молча выхватила инструмент из  рук  высокого  эльфа  и,  с  размаху
разбив о ствол сосны, бросила опутанные струнами остатки Лютику на грудь.
     - На коровьем роге тебе играть, дикарь, не на лютне!
     Поэт смертельно побледнел, губы у  него  задрожали.  Геральт,  чувствуя
вздымающуюся где-то внутри холодную ярость, притянул взглядом  черные  глаза
Торувьели.
     - Что   пялишься?   -   прошипела   эльфка,   наклоняясь.   -   Грязное
человекообразное! Хочешь, чтобы я выколола твои гадючьи зенки?
     Ожерелье нависло над ним. Ведьмак напрягся, резко приподнялся,  схватил
ожерелье зубами и сильно рванул,  подогнув  ноги  и  выворачиваясь  на  бок.
Торувьель, потеряв равновесие, свалилась на него. Геральт  метался  в  узах,
как выброшенная на берег рыба. Он прижал собою эльфку, откинул  голову  так,
что хрустнуло в шейных позвонках, и изо всей силы ударил  ее  лбом  в  лицо.
Торувьель взвыла, захлебнулась воздухом.
     Его грубо стащили с нее, волоча за одежду  и  волосы.  Подняли,  кто-то
ударил, он почувствовал, как перстни рвут кожу на скуле, в глазах заплясал и
поплыл лес. Он увидел, как Торувьель поднимается на  колени,  увидел  кровь,
текущую у нее из носа и рта. Эльфка выхватила из ножен  кинжал,  сгорбилась,
но вдруг разрыдалась, скуксилась, схватилась за лицо  и  опустила  голову  в
колени.
     Высокий эльф в украшенной пестрыми перьями куртке взял у  нее  из  руки
кинжал и подошел к  удерживаемому  другими  ведьмаку.  Усмехнулся,  поднимая
клинок. Геральт  видел  его  сквозь  красный  туман,  кровь,  сочившаяся  из
разбитого о зубы Торувьель лба, заливала ему глаза.
     - Нет! - заблеял Торкве, подскакивая к эльфу и повисая у него на  руке.
- Не убивай! Нет!
     - Voerle, Vanadain, - раздался вдруг звучный голос. - Quess aen? Caelm,
evellienn! Galarr!
     Геральт повернул голову, насколько  это  позволяла  вцепившаяся  ему  в
волосы пятерня.
     На полянку выехал снежно-белый, длинногривый конь. Грива,  мягкая  даже
на вид, казалась  шелковистой,  как  женские  волосы.  Шевелюра  сидящего  в
богатом седле наездника была того же цвета. Волосы были перехвачены  на  лбу
повязкой, усеянной изумрудами.
     Торкве, побебекивая, подскочил к лошади, ухватил ее за стремя и засыпал
белоголового эльфа  потоком  слов.  Сеидхе,  прервав  его  властным  жестом,
спрыгнул с седла. Приблизился  к  Торувьели,  осторожно  отнял  от  ее  лица
окровавленный  платок.  Торувьель  душераздирающе  охнула.  Сеидхе  покрутил
головой, повернулся к ведьмаку, подошел ближе. Его  черные  пылающие  глаза,
горевшие на бледном лице словно звезды, были обведены синими кругами,  будто
он несколько ночей кряду не знал сна.
     - Кусаешься даже связанный, - сказал он без  акцента,  тихо,  на  общем
языке. - Как василиск. Я сделаю отсюда выводы.
     - Торувьель  сама  начала,  -  забебекал  дьявол.  -  Она  пнула   его,
связанного, словно сумасшедшая...
     Эльф жестом велел ему замолчать. По его краткому приказу другие  сеидхе
перетащили ведьмака к сосне и привязали ремнями к стволу. Потом все  присели
рядом с лежащей Торувьелью, заслонив  ее.  Геральт  слышал,  как  она  вдруг
вскрикнула, дергаясь в их руках.
     - Я этого не хотел, - сказал дьявол, все еще стоявший рядом с  ними.  -
Не хотел, человек. Я не знал, что они появятся  именно  тогда,  когда  мы...
Когда тебя оглушили, а твоего друга связали веревкой, я  просил,  чтобы  вас
оставили там, в хмеле. Но...
     - Они не могли оставить свидетелей, - проворчал ведьмак.
     - Может, нас не убьют? - простонал Лютик. - Может, нас не...
     Торкве молчал, шмыгая мягким носом.
     - Черт побери, ох, прости, - снова застонал поэт. - Убьют? В чем  дело,
Геральт? Свидетелями чего мы были?
     - Наш козлорогий друг выполняет в Долине Цветов особую  миссию.  Верно,
Торкве? По заданию эльфов он  крадет  семена,  саженцы,  рассаду,  выуживает
сельскохозяйственные знания... Что еще, чертушка?
     - Что удастся, - бебекнул Торкве. - Все, что они потребуют. А ты  скажи
мне, чего они не  требуют?  Они  голодают  в  горах,  особенно  зимой.  А  о
земледелии понятия не  имеют.  Пока-то  они  приручат  животных  или  птицу,
пока-то что-нибудь вырастят на своих делянках... У них нет на  это  времени,
человек.
     - Плевал я на их время. Что я им сделал? Лично я? - простонал Лютик.  -
Что плохого сделал им я?
     - Подумай хорошенько, - сказал беззвучно подошедший белоголовый эльф, -
и, может быть, сам себе ответишь.
     - Он просто мстит за все несправедливости, какие  эльфы  испытывали  от
людей, - криво усмехнулся ведьмак. - Ему все  равно,  кому  мстить.  Не  дай
обмануть себя благородной внешностью и изысканной речью, Лютик. Он ничем  не
отличается от той черноглазой, которая била нас ногами. Ему надо  на  ком-то
разрядить свою бессильную ненависть.
     Эльф  поднял  сломанную  лютню  Лютика.  Некоторое  время  рассматривал
искореженный инструмент, потом отбросил его в кусты.
     - Если б я хотел дать волю ненависти или желанию  отомстить,  -  сказал
он, поигрывая перчатками из мягкой белой кожи, - я напал бы на долину ночью,
спалил поселки и вырезал жителей. Детская забава,  они  даже  не  выставляют
охраны. Они не видят и не слышат нас, когда ходят в лес.  Разве  может  быть
что-то проще, легче, чем быстрая тихая стрела, пущенная из-за дерева? Но  мы
не охотимся на вас. Это ты, человек со странными глазами, устроил  охоту  на
нашего друга, сильвана Торкве.
     - А, да что там, - бебекнул дьявол,  -  какая  там  охота.  Мы  немного
поиграли...
     - Это вы, люди, ненавидите всех, кто отличается от вас хотя  бы  только
формой ушей, - спокойно продолжал эльф, не обращая внимания на  козерога.  -
Поэтому отняли у нас землю, изгнали из домов, вытеснили в дикие горы. Заняли
нашу Dol Blathanna, Долину Цветов. Я - Filavandrel aen Fidhail из Серебряных
Башен, из рода Feleaorn'ов с Белых Кораблей. Теперь, изгнанный и оттесненный
на край света, я просто Филавандрель с Края Света.
     - Мир велик, - буркнул ведьмак. - Можем поместиться. Места хватит.
     - Мир велик, - повторил эльф. - Это верно, человек. Но вы изменили этот
мир. Сначала изменяли его силой, поступали с  ним  так,  как  со  всем,  что
попадало вам под руку. Теперь, похоже, мир начал  приспосабливаться  к  вам.
Склонился перед вами. Подчинился вам.
     Геральт не отвечал.
     - Торкве сказал правду, - продолжал Филавандрель. -  Да,  мы  голодаем.
Да, нам угрожает гибель. Солнце светит иначе, воздух - другой, вода - уже не
та, какой  была.  То,  что  мы  некогда  ели,  чем  пользовались,  погибает,
вырождается,  хиреет,  пропадает.  Мы  никогда  не  занимались  земледелием,
никогда, в отличие от вас, людей, не раздирали землю мотыгами и сохами.  Вам
земля платит кровавую дань. Нас она  одаривала.  Вы  вырываете  у  земли  ее
богатства силой. Для нас земля рожала и цвела, потому что любила нас. Что ж,
ни одна любовь не длится вечно. Но мы хотим выжить.
     - Вместо того чтобы воровать зерно, его можно купить. Сколько  надо.  У
вас множество того, что очень ценят люди. Вы могли бы торговать.
     Филавандрель брезгливо поморщился.
     - С вами? Никогда.
     Геральт нахмурился, разрывая запекшуюся на щеке кровь.
     - Идите вы к черту вместе с вашей  наглостью  и  презрением.  Не  желая
сосуществовать,  вы  сами  обрекаете   себя   на   гибель.   Сосуществовать,
договориться - вот ваш единственный шанс.
     Филавандрель сильно наклонился вперед, глаза у него блеснули.
     - Сосуществовать на ваших условиях? - спросил он изменившимся,  но  все
еще спокойным голосом. - Признать  ваше  превосходство?  Сосуществовать  как
рабы? Парии? Сосуществовать с вами, оставаясь за пределами стен, которыми вы
отгораживаетесь от нас в своих городах? Сожительствовать с вашими  женщинами
и идти за это на шибеницу? И видеть, что происходит с  детьми,  появившимися
на свет в результате такого сожительства? Почему ты избегаешь моего взгляда,
странный человек? Как тебе удается сосуществовать с ближними, от которых ты,
кстати, немного отличаешься?
     - Стараюсь помаленьку, - посмотрел ему в глаза ведьмак.  -  Справляюсь.
Потому что должен. Потому что другого выхода у меня  нет.  Потому  что  смог
подавить в себе спесь и зазнайство,  которые  хоть  и  дают  мне  защиту  от
"инности", но защиту плачевную. Ибо я понял, что солнце  светит  иначе,  что
нечто изменяется, но не я являюсь осью этих изменений. Солнце светит иначе и
будет светить, и без толку кидаться  на  него  с  мотыгой.  Надо  признавать
факты, эльф, надо этому научиться.
     - Как раз этого-то вы и добиваетесь, верно? -  Филавандрель  отер  пот,
выступивший на бледном лбу над белесыми бровями. - Именно это вы  стремитесь
навязать  другим?  Убедить  всех,  что  вот  он  пришел,  ваш   час,   ваша,
человеческая, эпоха, что то, как вы поступаете с другими  расами,  столь  же
естественно,  как  восходы  и  закаты  солнца?  Что  все  обязаны   с   этим
согласиться, смириться? И ты еще обвиняешь меня в спесивости? А что же тогда
проповедуешь ты? Почему вы, люди, не поймете наконец, что  ваше  владычество
над миром не более естественно, чем у вшей, расплодившихся в тулупе?  С  тем
же успехом ты мог бы предложить мне сосуществовать  со  вшами,  с  таким  же
вниманием я слушал бы вшей, если б взамен за признание  их  верховенства  мы
согласились на совместное пользование тулупом...
     - Знаешь что, эльф, не трать напрасно свое драгоценное время на споры с
таким отвратным насекомым, как я,  -  сказал  ведьмак,  с  трудом  сдерживая
ярость. - Меня удивляет, как  сильно  тебе  хочется  в  такой  вше,  как  я,
разбудить чувство вины и раскаяния. Ты жалок, Филавандрель. Ты разгорячился,
ты жаждешь мести и сознаешь  собственное  бессилие.  Ну  давай,  пырни  меня
мечом. Отыграйся  на  мне  за  всю  человеческую  расу.  Увидишь,  как  тебе
полегчает. А для начала вдарь меня по яйцам или по зубам,  как  это  сделала
твоя Торувьель.
     - Торувьель больна, - сказал Филавандрель, отвернувшись.
     - Знаю я эту болезнь и ее признаки. - Геральт сплюнул  через  плечо.  -
То, что я предложил, должно помочь.
     - И верно, бессмысленный разговор. - Филавандрель встал. - Сожалею,  но
мы вынуждены вас убить.  Месть  тут  ни  при  чем,  это  чисто  практическое
решение.  Торкве  продолжит  выполнять  свою  задачу,  и  никто  не   должен
подозревать, для кого он это делает. Мы не в состоянии воевать с вами, а  на
торговле и обмене провести себя не дадим. Мы не настолько наивны,  чтобы  не
знать, чьим авангардом являются ваши купцы. Кто за ними идет. И какого  рода
сосуществование приносит.
     - Слушай, эльф, - тихо проговорил молчавший до сих пор поэт. -  У  меня
есть друзья. Люди, которые дадут за нас выкуп. Если хочешь, то  и  пищей.  В
любом виде. Подумай об этом. Ведь уворованные семена вас не спасут...
     - Их уже ничто не спасет, - прервал его Геральт. - Не пресмыкайся перед
ними, Лютик, не клянчи. Это бессмысленно и достойно сожаления.
     - Для того, кто живет кратко,  -  усмехнулся  Филавандрель,  но  улыбка
получилась вымученной, - ты проявляешь  поразительное  презрение  к  смерти,
человек.
     - Двум смертям не бывать, одной не миновать, - спокойно сказал ведьмак.
- Философия в самый раз для вши, верно? А твое долголетие?  Жаль  мне  тебя,
Филавандрель.
     - Это почему же? - поднял брови эльф.
     - Вы жалостно смешны со своими уворованными мешочками семян на  вьючных
лошадях, с горсткой зерна, с теми крохами, за счет которых намерены  выжить.
И с вашей миссией, которая служит только тому, чтобы отвлечь ваши  мысли  от
близкой гибели. Ведь ты-то знаешь, что это уже конец. Ничто не взойдет и  не
уродится на плоскогорьях, ничто вас уже не спасет. Но вы  -  долговечны,  вы
будете жить долго, очень долго в  собственноручно  и  высокомерно  избранной
изоляции, слабеющие, малочисленные, все более озлобленные. И ты знаешь,  что
произойдет, Филавандрель. Знаешь,  что  тогда  отчаявшиеся  юнцы  с  глазами
столетних старцев и отцветшие, бездетные и больные, как  Торувьель,  девушки
поведут в долины тех, кто  еще  сможет  удержать  в  руках  меч  и  лук.  Вы
спуститесь в цветущие долины навстречу смерти,  желая  умереть  достойно,  в
бою, а не в постелях, на которые повалят вас анемия, туберкулез и  цинга.  И
тогда, долгожитель Aen Seidhe, ты вспомнишь обо мне. Вспомнишь, что мне было
тебя жаль. И поймешь, что я был прав.
     - Время покажет, кто был прав, - тихо  проговорил  эльф.  -  И  в  этом
преимущество долголетия. У меня есть возможность убедиться  лично.  Хотя  бы
благодаря украденным горстям зерна.  У  тебя  такой  возможности  не  будет.
Сейчас ты умрешь.
     - Пощади хотя бы его. - Геральт указал на Лютика  движением  головы.  -
Нет, не из патетического милосердия, а из соображений разума. Обо мне  никто
не вспомнит, но за него захотят отомстить.
     - Ты неверно оцениваешь мой разум, - сказал эльф.  -  Если  он  выживет
благодаря тебе, он, несомненно,  почувствует  себя  обязанным  отомстить  за
тебя.
     - И не сомневайся! - взревел Лютик, бледный как смерть. -  Можешь  быть
уверен, сукин сын! Убей меня тоже, потому что, клянусь, в противном случае я
подниму против тебя весь мир. Ты увидишь, на что годны  вши  из  тулупа!  Мы
перебьем вас, даже если для этого придется  сровнять  с  землей  ваши  горы!
Можешь быть уверен!
     - Ну и глуп же ты, Лютик! - вздохнул ведьмак.
     - Двум смертям не бывать, одной  не  миновать,  -  гордо  сказал  поэт,
причем эффект несколько подпортили стучавшие, как кастаньеты, зубы.
     - Это решает дело. - Филавандрель вынул перчатки из-за пояса и  натянул
их. - Пора кончать этот досадный эпизод.
     По его краткому приказу эльфы с луками  выстроились  напротив.  Сделали
они это быстро: явно уже давно ожидали приказа. Один, как  заметил  ведьмак,
все еще жевал репу. Торувьель,  у  которой  рот  и  нос  были  крест-накрест
закрыты полосками ткани и берестой, встала рядом с лучниками. Но без лука.
     - Завязать вам глаза? - спросил Филавандрель.
     - Отойди, - буркнул ведьмак. - Иди ты в...
     - A d'yeabl aep arse, - докончил Лютик, стуча зубами.
     - Э, нет! - вдруг заблеял дьявол, подбегая и заслоняя собою осужденных.
- У вас что, разум отбило? Филавандрель? Мы так не уговаривались! Ты  должен
был вывезти их в горы, подержать где-нибудь в пещерах, пока мы  не  закончим
здесь...
     - Торкве, - сказал эльф, - не могу. Я не могу рисковать. Ты  же  видел,
что он, связанный, сделал с Торувьелью? Я не могу рисковать.
     - Мне плевать, что ты можешь, а чего нет! Что вы вообразили? Думаете, я
позволю вам совершить убийство? Здесь, на моей земле? Здесь,  рядом  с  моим
поселком? Вы, проклятые  дурни!  Выматывайтесь  отседова  вместе  со  своими
луками, иначе на рога подниму, ук, ук!!!
     - Торкве, - Филавандрель вытер руки о пояс, -  то,  что  мы  собираемся
сделать, - необходимость.
     - Duwelsheyss, а не необходимость!
     - Отойди в сторону, Торкве!
     Козерог потряс ушами, заблеял еще  громче,  вытаращил  глаза  и  согнул
локоть популярным у краснолюдов оскорбительным жестом.
     - Никого вы тут убивать не станете! Садитесь на коней и  выбирайтесь  в
горы, за перевалы! В противном случае вам придется убить и меня!
     - Ну рассуди, - медленно проговорил беловолосый эльф. - Если мы оставим
их в живых, люди узнают о тебе, о том, что ты делаешь. Они  поймают  тебя  и
замучают. Ты их знаешь.
     - Знаю, - буркнул дьявол, все еще заслоняя собою Геральта и  Лютика.  -
Получается, что мне они известны лучше, чем вам! И не знаю,  честное  слово,
кого следует держаться. Жалею, что сошелся с вами, Филавандрель!
     - Ты сам этого хотел, - холодно сказал эльф, подавая знак  лучникам.  -
Ты сам хотел, Торкве.
     Эльфы вытянули стрелы из колчанов.
     - Отойди, Торкве, - сказал Геральт, стискивая зубы. - Это бессмысленно.
Отойди в сторону.
     Дьявол, не двигаясь, показал ему краснолюдский же жест.
     - Я слышу музыку... - неожиданно заплакал Лютик.
     - Это бывает, - сказал ведьмак, глядя на наконечники стрел. - Не бери в
голову. Не стыдно поглупеть от страха.
     Лицо Филавандреля изменилось, собралось в странную гримасу. Беловолосый
сеидхе резко повернулся, что-то  крикнул  лучникам,  кратко,  отрывисто.  Те
опустили оружие.
     На поляну вышла Лилле.
     Это уже не была тощая деревенская девчонка в грубой холщовой рубахе. По
покрывающей поляну траве шла - нет, не шла - плыла к ним Королева,  сияющая,
золотоволосая, огненноглазая, захватывающая дух Королева  Полей,  украшенная
гирляндами цветов, колосьев, трав. У ее левой ноги топтался  на  непослушных
ножках олененок, у правой шелестел большой еж.
     - Dana Meabdh, -  почтительно  произнес  Филавандрель.  Потом  наклонил
голову и опустился на одно колено.
     Преклонили колени и остальные эльфы, медленно,  как  бы  с  нежеланием,
один за другим, низко и почтительно склоняя головы. Последней, кто опустился
на колени, была Торувьель.
     - Hael, Dana Meabdh, - повторил Филавандрель.
     Лилле не ответила. Она остановилась в нескольких шагах от эльфа, повела
голубым взглядом по Лютику и Геральту. Торкве, хоть и  он  тоже  согнулся  в
поклоне, тут же принялся развязывать узлы. Никто из сеидхе не пошевелился.
     Лилле продолжала стоять  перед  Филавандрелем.  Она  не  произнесла  ни
слова, не издала ни звука, но  ведьмак  видел,  как  меняются  лица  эльфов,
ощутил обволакивающую  их  ауру  и  не  сомневался,  что  между  этой  парой
происходит обмен мыслями. Дьявол вдруг потянул его за рукав.
     - Твой друг, - тихо проблеял он, -  изволил  упасть  в  обморок.  Самое
время. Что делать?
     - Дай ему пару раз по щекам.
     - С удовольствием.
     Филавандрель поднялся с колен. По его приказу эльфы мгновенно  кинулись
седлать коней.
     - Пойдем с нами, Дана Меабдх, -  сказал  беловолосый  эльф.  -  Ты  нам
нужна. Не покидай нас. Извечная. Не лишай нас своей милости. Мы погибнем без
нее.
     Лилле медленно покачала головой, указала на восток, а сторону гор. Эльф
поклонился, теребя в руках украшенные поводья своего белогривого коня.
     Подошел Лютик, бледный и  молчаливый,  поддерживаемый  дьяволом.  Лилле
взглянула на него, улыбнулась. Посмотрела в глаза ведьмаку, смотрела  долго.
Не произнесла ни слова. Слова были не нужны.
     Большинство эльфов уже были в  седлах,  когда  подошли  Филавандрель  и
Торувьель. Геральт посмотрел в черные глаза эльфки, горевшие над бинтами.
     - Торувьель... - начал он. И не докончил.
     Эльфка кивнула, сняла с луки  седла  лютню,  прекрасный  инструмент  из
легкого, искусно инкрустированного дерева с изящным, резным грифом  и  молча
вручила Лютику. Поэт принял инструмент, поклонился. Тоже молча, но его глаза
говорили о многом.
     - Прощай, странный человек, - тихо сказал Филавандрель Геральту.  -  Ты
прав. Слова не нужны. Они ничего не изменят.
     Геральт молчал.
     - После долгого раздумья, - добавил сеидхе, - я пришел к выводу, что ты
был прав. Когда пожалел нас. Посему до свидания. До скорого свидания. В  тот
день, когда мы спустимся с гор в долину, чтобы умирать с достоинством. Тогда
мы будем искать тебя, я и Торувьель. Не подведи нас.
     Они долго молчали, глядя друг на друга. Потом ведьмак ответил коротко и
просто:
     - Я постараюсь.

7

     - О боги, Геральт, - Лютик перестал перебирать  струны,  прижал  лютню,
коснулся ее  щекой.  -  Это  дерево  поет  само!  Его  струны  живут!  Какой
изумительный звук. Черт побери, прости, Торкве, привычка, за  такую  лютенку
несколько пинков и немного страха - очень низкая цена. Я позволил бы  пинать
себя с утра до вечера, если б знал, что получу. Геральт! Ты  вообще-то  меня
слушаешь?
     - Трудно вас не слышать. - Геральт поднял голову от книги, взглянул  на
дьявола,  который  все  время  заядло  пищал  на  какой-то  странной  дудке,
изготовленной из кусочков тростника различной длины. - Да слышу я  вас,  вся
округа вас слышит.
     - Duwelsheyss, а не округа. - Торкве отложил дудку. -  Пустырь,  и  все
тут. Дичь. Эх, жаль мне моей конопли.
     - Конопли ему жаль! - засмеялся Лютик, осторожно  подкручивая  покрытые
искусной резьбой колки лютни. - Надо  было  сидеть  в  куще,  как  мышь  под
метлой, а не пугать девок,  уничтожать  дамбы  и  поганить  колодцы.  Думаю,
теперь ты будешь осторожнее и прекратишь свои фокусы, а, Торкве?
     - Я люблю фокусы, - сообщил дьявол, осклабившись. -  И  жизни  бебе,  в
смысле себе, без них не представляю. Но так и быть,  обещаю,  что  на  новых
землях буду осторожнее. Буду... откалывать более продуманные номера.
     Ночь была облачная и ветреная, ветер валил тростник, шумел в кустах,  в
которых они разбили бивак. Лютик подкинул в костер хворосту, Торкве вертелся
на подстилке, отмахиваясь хвостом от комаров. В озере плеснулась рыба.
     - Нашу поездку на край света я опишу в балладе, - сообщил  Лютик.  -  И
тебя в ней тоже не забуду, Торкве.
     - Не думай, что это тебе так легко сойдет с рук, - буркнул дьявол. -  Я
тогда тоже напишу балладу и не  забуду  тебя,  да  так  не  забуду,  что  ты
двенадцать лет не сможешь появляться в приличном  обществе.  Тогда  увидишь.
Геральт?
     - А?
     - Ты вычитал что-то  интересное  в  книге,  которую  обманом  выудил  у
безграмотных кметов?
     - Именно.
     - Так прочти и нам, пока еще огонь не погас.
     - Да, да, - зазвенел Лютик на лютне Торувьели. - Почитай, Геральт.
     Ведьмак оперся на локоть, подвинул книгу поближе к огню.
     - "Узреть ее можно, - начал он, - летней порой, с дней мая и древоточца
по дни костров, но чаще  всего  это  случается  в  праздник  Серпа,  который
древние называли "Ламмас". Является она в виде Девы Светловолосой, в  цветах
вся, и все живое устремляется за ней и льнет к ней,  все  равно,  травы  ли,
зверь ли. Поэтому и имя у нее Живия. Древние зовут  ее  "Данамеби"  и  особо
почитают. Даже Бородачи, хоть они и внутри гор, не среди  полей  обретаются,
уважают ее и именуют "Bloemenmagde".
     - Данамеби, - буркнул Лютик. - Dana Meabdh, Дева Полей.
     - "Куда Живия стопу поставит, там земля цветет и родит и буйно плодится
зверье всякое, такая в ней сила. Люды всякие жертвы ей приносят из урожая, в
надежде неустанной, что в их, а  не  в  чужие  края  Живия  наведается.  Ибо
говорят такоже, что осядет наконец Живия среди того люду, коий  выше  других
вознесется, но все это так, пустые словеса. Потому правду мудрецы рекут, что
Живия землю токмо любит и то, что растет на ней и живет, однако без разницы,
травка ль то мельчайшая, либо червь самый тишайший, а люды  всякие  для  нее
значат не боле, чем наименьшая былинка, ибо  и  они  уйдут  когда-нибудь,  а
новые после них, иные придут племена. А Живия  вечно  есть,  была  и  будет,
всегда, по край времен".
     - По край времен! -  пропел  трубадур  и  забренчал  на  лютне.  Торкве
присоединился высокой трелью на  своей  тростниковой  пищалке.  -  Благодарю
тебя,  Дева  Полей!  За  урожай,  за  цветы  и  Дол  Блатанна  и  за   шкуру
нижеподписавшегося, в смысле - вышепропевшего, которую ты спасла  от  стрел.
Знаете, что я вам скажу?
     Он перестал играть, обнял лютню, словно ребенка, и посмурнел.
     - Пожалуй, не стану я упоминать в балладе ни эльфов,  ни  трудности,  с
которыми им приходится бороться. А то еще найдутся охотники до гор...  Зачем
ускорять...
     Трубадур замолчал.
     - Докончи, - горько сказал Торкве. - Ты хотел сказать: ускорять то, что
неизбежно. Неизбежно.
     - Не будем об этом, - прервал Геральт. - Зачем? Слова не нужны.  Берите
пример с Лилле.
     - Она разговаривала  с  эльфом  телепатически,  -  буркнул  бард.  -  Я
чувствовал. Правда, Геральт? Ты ведь воспринимаешь такую связь. Ты понял,  о
чем... Что она передавала эльфам?
     - Кое-что.
     - О чем она говорила?
     - О надежде. О том, что все обновляется и не перестает обновляться.
     - И всего-то?
     - Этого было достаточно.
     - Хм... Геральт? Лилле живет в деревне, среди людей. Не думаешь ли  ты,
что...
     - Что так и останется среди них? Здесь, в  Долине  Блатанна?  Возможно.
Если...
     - Если что?
     - Если люди окажутся того достойны. Если  край  света  останется  краем
света. Если мы будем уважать границу. Ну,  довольно  болтать,  парни.  Спать
пора.
     - Верно. Полночь близко, костер угасает. А я посижу еще, у меня  всегда
рифмы лучше подбираются у догорающего  костра.  А  для  моей  баллады  нужно
название. Хорошее название.
     - Может, "Край света"?
     - Банально, - фыркнул поэт. - Даже если это действительно край, надобно
его назвать иначе. Метафорически. Полагаю, ты знаешь,  что  такое  метафора,
Геральт? Хм... Надо  подумать...  "Там,  где..."  Черт,  о  прости,  Торкве,
привычка. "Там, где..."
     - Спокойной ночи, - сказал дьявол.

ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ (часть 1)
1
     Сом выставил усастую голову, сильно  рванул,  забился,  взбурлил  воду,
сверкнул белым брюхом.
     - Осторожнее, Лютик! - крикнул ведьмак,  упираясь  каблуками  в  мокрый
песок. - Держи, черт...
     - Держу... - прокряхтел поэт. -  Мать  моя,  ну  чудовище!  Не  рыба  -
левиафан! Жратвы будет, боги!
     - Трави, трави, а то бечева порвется!
     Сом прильнул  ко  дну,  рывком  кинулся  вниз  по  течению,  в  сторону
излучины. Бечева зазвенела, перчатки Лютика и Геральта задымились.
     - Тяни, Геральт, тяни! Не отпускай, запутается в корнях!
     - Бечева лопнет!
     - Не лопнет! Тащи!
     Они  напряглись,  потянули.   Бечева   со   свистом   рассекала   воду,
вибрировала,  разбрасывала  капли,  блестевшие,  словно   ртуть,   в   лучах
восходящего солнца. Сом вдруг  вынырнул,  закружил  под  самой  поверхностью
воды, напряжение бечевы ослабло. Они принялись быстро выбирать слабину.
     - Завялим, - засопел Лютик. - Отвезем в деревню  и  велим  завялить.  А
головизна пойдет на уху!
     - Осторожнее!
     Чувствуя под брюхом мелководье,  сом  вывалился  из  воды  до  половины
двухсаженного тела, дернул головой, хлестнул плоским хвостом, резко  ринулся
в глубину. Перчатки снова задымили.
     - Тяни! Тяни! На берег его, рыбью душу!!!
     - Бечева трещит! Трави, Лютик!
     - Выдержит! Не боись! А из головы... уху сварим...
     Снова подтянутый ближе к берегу сом взвертелся и принялся яростно рвать
бечеву, словно давая понять, что так легко не даст засунуть себя  в  горшок.
Брызги взвились на сажень вверх.
     - Шкуру продадим... - Лютик, упираясь  и  покраснев  от  натуги,  тянул
бечеву обеими руками. - А усы... Из усов сделаем...
     Никто никогда не узнает, что собирался поэт сделать из  сомовьих  усов.
Бечевка с треском лопнула,  и  рыбаки,  потеряв  равновесие,  повалились  на
мокрый песок.
     - А, чтоб тебя! - рявкнул Лютик  так,  что  эхо  пошло  по  камышам.  -
Сколько жратвы пропало! Чтоб ты сдох, рыбий хвост!
     - Говорил я, - Геральт  отряхнул  брюки,  -  говорил,  не  тяни  силой!
Испортачил ты все, друг мой Лютик. Рыбак из  тебя,  как  из  козьей  задницы
труба.
     - Неправда,  -  обиделся  трубадур.  -  То,  что  это  чудовище  вообще
заглотало наживку, моя заслуга.
     - Интересно. Ты и пальцем не пошевелил,  чтобы  помочь  закинуть  крюк.
Бренькал на лютне и драл глотку на всю округу, ничего больше.
     - Ошибаешься, - ухмыльнулся Лютик. - Когда ты уснул, я  снял  с  крючка
живца  и  нацепил  дохлую  ворону,  которую  нашел  в  кустах.  Хотел  утром
посмотреть на тебя, когда ты эту ворону вытянешь. А сом купился  на  ворону.
На твоего живца хрен бы что клюнуло.
     - Клюнуло-клюнуло. - Ведьмак  сплюнул  в  воду  и  принялся  наматывать
бечеву на  деревянную  крестовину.  -  А  порвалось,  потому  что  ты  тянул
по-дурному. Чем болтать, сверни лучше остальные лесы. Солнце взошло, пора  в
дорогу. Я пошел собираться.
     - Геральт!
     - Что?
     - На второй лесе тоже  что-то  есть...  Нет,  тьфу  ты,  просто  что-то
зацепилось. Ты смотри, держит словно камень, не справиться! Ну... пошло. Ха,
ха, глянь! Не иначе барка времен  короля  Дезмода!  А  большая,  едри  ее...
Глянь, Геральт!
     Лютик, конечно, преувеличивал.  Вытянутый  из  воды  клубок  прогнивших
веревок, остатков сетей  и  водорослей  был  большой,  но  до  барки  времен
легендарного короля ему было далеко. Бард распластал добычу на песке и начал
копаться в ней мыском ботинка. В водорослях кишмя кишели пиявки, бокоплавы и
маленькие рачки.
     - Эй! Глянь, что я нашел!
     Геральт,  заинтересовавшись,  подошел.   Находка   оказалась   щербатым
глиняным кувшином, чем-то  вроде  двуручной  амфоры,  запутавшейся  в  сети,
черной от сгнивших водорослей, колоний ручейников и улиток, покрытой вонючим
илом.
     - Ха! - гордо воскликнул Лютик. - Знаешь, что это?
     - А как же! Старый горшок.
     - Ошибаешься, - возвестил трубадур, щепкой соскребая с сосуда  раковины
и окаменевшую глину. - Это не что иное, как волшебный кувшин.  Внутри  сидит
джинн, который исполнит три моих желания.
     Ведьмак хохотнул.
     - Смейся-смейся. - Лютик покончил с очисткой, наклонился и постучал  по
амфоре. - Слушай-ка, на пробке печать, а на печати волшебный знак.
     - Какой? Покажи.
     - Ишь ты! - Поэт спрятал кувшин за спину. - Еще чего. Я  его  нашел,  и
мне полагаются все желания.
     - Не трогай печать! Оставь кувшин в покое!
     - Пусти, говорю! Это мой!
     - Лютик, осторожнее!
     - Как же!
     - Не трогай! О дьявольщина!
     Из кувшина, который во время возни упал на песок,  вырвался  светящийся
красный дым.
     Ведьмак отскочил и кинулся за мечом. Лютик,  скрестив  руки  на  груди,
даже не шевельнулся.
     Дым запульсировал и на уровне  головы  поэта  собрался  в  неправильной
формы шар. Потом превратился в  карикатурную  безносую  голову  с  огромными
глазищами и чем-то вроде клюва. В голове было около сажени диаметра.
     - Джинн, - проговорил Лютик, топнув ногой, - я тебя освободил, и отныне
я - твой повелитель. Мои желания...
     Голова защелкала клювом, который был вовсе не клювом,  а  чем-то  вроде
обвислых, деформированных и меняющих форму губ.
     - Беги, - крикнул ведьмак. - Беги, Лютик?
     - У меня, - продолжал Лютик, - следующие желания. Во-первых, пусть  как
можно скорее удар хватит Вальдо Маркса, трубадура из Цидариса. Во-вторых,  в
Каэльфе проживает графская дочка Виргиния, которая никому не желает  давать.
Пусть мне даст. В-третьих...
     Каково было третье желание Лютика, никому узнать  не  дано.  Чудовищная
голова выкинула  две  ужасающие  лапы  и  схватила  барда  за  горло.  Лютик
захрипел.
     Геральт в три прыжка подскочил к голове, взмахнул  серебряным  мечом  и
рубанул от уха, через середину. Воздух завыл, голова пыхнула дымом  и  резко
выросла,   удваиваясь   в   размерах.   Жуткая   пасть,   тоже   значительно
увеличившаяся,   раскрылась,   защелкала   и   взвизгнула,   лапы    дернули
вырывающегося Лютика и прижали его к земле.
     Ведьмак сложил пальцы  Знаком  Аард  и  послал  в  голову  максимальную
энергию, какую только ему удалось сконцентрировать. Энергия, превратившись в
охватившем голову свечении в ослепительный луч, ударила в  цель.  Громыхнуло
так, что у Геральта зазвенело в ушах, а от взрывной волны аж  зашумели  ивы.
Чудовище оглушительно зарычало, еще больше раздулось,  но  отпустило  поэта,
взметнулось вверх, закружилось и отлетело  к  поверхности  воды,  размахивая
лапами.
     Ведьмак кинулся оттаскивать  неподвижно  лежащего  Лютика,  и  тут  его
пальцы наткнулись на засыпанный песком круглый предмет.
     Это была  латунная  печать,  украшенная  знаком  изломанного  креста  и
девятиконечной звезды.
     Висящая над рекой голова уже вымахала до  размеров  стога  сена,  а  ее
раскрытая орущая пасть напоминала ворота  овина  средних  размеров.  Вытянув
лапы, чудовище напало.
     Геральт, не зная, что делать, зажал печать в кулаке и, выставив руку  в
сторону нападающего,  выкрикнул  формулу  экзорцизма,  которой  некогда  его
научила одна знакомая богослужительница. Никогда раньше он этой формулой  не
пользовался, поскольку в суеверия принципиально не верил.  Эффект  превзошел
все ожидания.
     Печать  зашипела  и  раскалилась,  обжигая  ладонь.  Гигантская  голова
замерла в воздухе над водой. Повисев так минуту-другую, она взвыла, зарычала
и превратилась в пульсирующий клуб дыма, в огромную  клубящуюся  тучу.  Туча
тонко взвизгнула и с невероятной скоростью помчалась вверх по течению  реки,
оставляя на поверхности воды бурлящую полосу. Через несколько секунд исчезла
вдали, только вода еще какое-то время приносила понемногу утихающий вой.
     Ведьмак наклонился к поэту, стоящему на коленях на песке.
     - Лютик? Ты жив. Лютик? Черт тебя побери! Что с тобой?
     Поэт замотал головой, замахал руками и раскрыл рот для  крика.  Геральт
поморщился и прикрыл глаза -  у  Лютика  был  хорошо  поставленный,  звучный
тенор, а при сильном испуге он мог достигать невероятных высот. Но  то,  что
вырвалось из горла барда, было едва слышным скрипом.
     - Лютик! Что с тобой? Ну не молчи же!
     - Х-х-х...е-е-е...кх...кх-х-уррва!
     - Тебе больно? Что с тобой. Лютик?
     - Х-х-х...к-к-ку-курррва...
     - Замолчи. Если все в порядке, кивни.
     Лютик сморщился, с  превеликим  трудом  кивнул,  перевернулся  на  бок,
скорчился, и его тут же вырвало кровью.
     Геральт выругался.

2

     - Боги милостивые! - Стражник попятился я опустил фонарь. - Что с ним?
     - Пропусти нас, добрый человек,  -  тихо  сказал  ведьмак,  поддерживая
скорчившегося в седле Лютика. - Ты же видишь, мы спешим.
     - Вижу, -  сглотнул  стражник,  глядя  на  бледное  лицо  поэта  и  его
заляпанный  черной  запекшейся  кровью  подбородок.  -  Ранен?  Это  скверно
выглядит.
     - Я спешу, - повторил Геральт. - Мы в пути с рассвета. Пропустите  нас,
пожалуйста.
     - Не можем, - сказал другой стражник.  -  Через  ворота  можно  входить
только от восхода до заката. Ночью не можно. Приказ. Не можно никому,  разве
что со знаком короля аль ипата. Ну и еще, если гербовый вельможа.
     Лютик захрипел,  скорчился  еще  больше,  оперся  лбом  о  гриву  коня,
затрясся, дернулся в сухом позыве. По  шее  лошади,  изукрашенной  засохшими
"извержениями", потекла очередная струйка.
     - Люди, - сказал Геральт как можно  спокойнее,  -  вы  же  видите,  ему
плохо. Мне нужен кто-нибудь, кто его вылечит. Пропустите нас, прошу.
     - Не просите. - Стражник оперся на  алебарду.  -  Приказ  есть  приказ.
Пропущу, а меня поставят к позорному столбу и выгонят со службы. Чем я тогда
буду детей кормить? Нет, милостивые государи, не могу. Стащите друга с  коня
и отведите в сторожевую башню перед крепостной стеной. Там есть комната.  Мы
его перевяжем, до рассвета протянет, ежели на роду написано. Ждать  осталось
недолго.
     - Тут перевязать мало, - скрипнул  зубами  ведьмак.  -  Нужен  знахарь,
жрец, способный медик...
     - Такого ночью все равно не добудитесь, -  сказал  второй  стражник.  -
Все, что мы можем сделать, это не заставлять вас перед воротами до  рассвета
торчать. В доме тепло и найдется, куда положить раненого, легче  ему  будет,
чем в седле. Давайте поможем стащить с коня.
     В комнате сторожевой башни действительно было  тепло,  душно  и  уютно.
Огонь весело потрескивал в камине, за которым истово пел сверчок.
     За тяжелым квадратным столом, заставленным кувшинами и блюдами,  сидели
трое.
     - Простите, уважаемые, - сказал поддерживавший Лютика стражник, - ежели
помешали... Чай, не будете супротив...  Этот  рыцарь,  хм...  Ну  и  второй,
ранен, ну, я подумал...
     - Правильно подумал.  -  Один  из  мужчин  повернул  к  ним  худощавое,
угловатое лицо, встал. - Давайте кладите его на лежанку.
     Мужчина был эльфом. Как и второй, сидевший за столом, на что  указывала
их одежда, являвшая собой характерную смесь человеческой и эльфьей моды. Оба
были эльфами. Оседлыми. Прижившимися. Третий мужчина, на вид  постарше,  был
человеком.  Рыцарем,  о  чем  говорила  его  одежда  и   седоватые   волосы,
постриженные так, чтобы можно было надеть шлем.
     - Я Хиреадан, - представился  более  высокий  из  эльфов,  тот,  что  с
выразительным лицом. Как  обычно  с  представителями  Старшего  Народа,  его
возраст определить было невозможно. Ему с равным успехом можно было  дать  и
двадцать и сто двадцать лет. - А это мой родственник,  Эррдиль.  А  вон  тот
вельможа - Вратимир.
     - Вельможа, - с надеждой буркнул Геральт,  но  внимательный  взгляд  на
герб, вышитый на тунике, развеял его надежды: разделенный  на  четыре  части
щит с золотыми лилиями был наискось пересечен серебряной  полосой.  Вратимир
был не только незаконнорожденным, но более  того  -  ребенком  от  смешанной
человеческо-нелюдской  связи.  И  как  таковой,  хоть  и  гербовый,  не  мог
считаться полноправным вельможей и явно не пользовался привилегией прохода в
город после наступления сумерек.
     - Увы, - от внимания эльфа не ускользнул взгляд ведьмака, - и  мы  тоже
вынуждены ждать рассвета. Закон не знает исключений, во всяком  случае,  для
таких, как мы. Присоединяйтесь, милсдарь рыцарь.
     - Геральт из Ривии, - представился ведьмак. - Я ведьмак, не рыцарь.
     - Что с ним?  -  Хиреадан  указал  на  Лютика,  которого  тем  временем
стражники уложили на топчан. - Похоже на отравление. Если так, могу  помочь.
У меня есть хорошее лекарство.
     Геральт сел, потом кратко и осмотрительно изложил события у реки. Эльфы
переглянулись. Седовласый рыцарь сплюнул сквозь зубы и поморщился.
     - Невероятно, - сказал Хиреадан. - Что бы это могло быть?
     - Джинн из бутылки, - буркнул Вратимир. - Прямо как в сказке...
     - Не совсем. - Геральт показал на скорчившегося на топчане Лютика. - Не
знаю ни одной сказки, которая бы кончалась так.
     - У бедняги повреждения явно магического характера, - сказал  Хиреадан.
- Боюсь, мои медикаменты вряд ли пригодятся. Но облегчить  страдания  могут.
Ты уже давал ему какие-нибудь лекарства, Геральт?
     - Противоболевой эликсир.
     - Пойдем, поможешь. Поддержи ему голову.
     Лютик жадно выпил смешанное с вином  лекарство,  поперхнулся  последним
глотком, раскашлялся и оплевал подушку.
     - Я его знаю, - сказал второй из эльфов, Эррдиль. - Это Лютик, трубадур
и поэт. Когда-то я слушал его при дворе короля Эгайна в Цидарисе.
     - Трубадур, - повторил Хиреадан, глядя на Геральта. - Паршиво, очень. У
него повреждены мышцы  шеи  и  гортань.  Начинаются  изменения  в  голосовых
связках. Необходимо как можно скорее прекратить действие чар,  иначе...  Это
может быть необратимо.
     - То есть... Он что, не сможет говорить?
     - Говорить сможет. Но петь - нет.
     Геральт, не  произнеся  ни  слова,  сел  на  стул,  опустил  голову  на
стиснутые кулаки.
     - Колдун нужен, - сказал Вратимир. - Лекарство или лечебное заклинание.
Ты должен отвезти его в какой-нибудь другой город, ведьмак.
     - Это почему же? - поднял Геральт голову. - А здесь, в Ринде? Нет,  что
ли, колдуна?
     - Во всей Ринде плохо с магами,  -  сказал  рыцарь.  -  Верно,  господа
эльфы? После того как король Эриберт  наложил  разбойничий  налог  на  чары,
магики  бойкотируют  столицу  и  города,  которые  рьяно  выполняют   всякие
королевские распоряжения. А советники в  Ринде,  я  слышал,  славятся  своим
усердием. Верно? Хиреадан, Эррдиль, я прав?
     - Прав, - подтвердил Эррдиль. - Но... Хиреадан, можно?
     - Даже нужно, - сказал Хиреадан, глядя на ведьмака.  -  Незачем  делать
тайну из того, что и так  вся  Ринда  знает.  В  городе,  Геральт,  временно
обитает одна чародейка.
     - Вероятно, инкогнито?
     - Не совсем, - усмехнулся эльф. - Особа, о которой  я  говорю,  большая
оригиналка. Пренебрегает и бойкотом, который совет чародеев объявил Ринде, и
распоряжением городских  советников,  и  чувствует  себя  прекрасно,  ибо  в
результате  здесь  возник  крупный  спрос  на  магические  услуги.  Конечно,
чародейка никаких налогов в казну не платит.
     - Городской совет терпит?
     - Волшебница  живет  в  доме  крупного  купца,  торгового  фактора   из
Новиграда, и одновременно титулярного  советника.  Никто  не  смеет  ее  там
тронуть. Она пользуется правом убежища.
     - Скорее домашний арест, чем убежище, - поправил Эррдиль. - Практически
она там в заключении. Но на недостаток клиентов не сетует. Богатых клиентов.
На советников демонстративно чихает, устраивает балы и пирушки...
     - А советники злятся, подзуживают против нее кого только  могут,  всеми
способами подрывают ее репутацию, - добавил Хиреадан.  -  Распускают  о  ней
отвратительные  слухи,  надеясь,  что  высший  богослужитель  из   Новиграда
запретит купцу предоставлять ей убежище.
     - Не люблю лезть в такие дела, - буркнул Геральт. - Но  выбора  у  меня
нет. Как кличут того купца-посланника?
     - Бо Берран, - ведьмаку показалось, что Хиреадан поморщился,  произнося
имя фактора. - Что ж, действительно, это  твой  единственный  шанс.  Вернее,
единственный шанс того бедняги,  твоего  дружка.  Но  захочет  ли  чародейка
помочь... Не знаю.
     - Будь внимателен, когда пойдешь,  -  сказал  Эррдиль.  -  Шпики  ипата
наблюдают за домом. Если задержат, сам знаешь, что делать. Деньги  открывают
любые двери.
     - Пойду, как только откроют ворота. Как зовут волшебницу?
     Геральту почудилось, что на выразительном лице Хиреадана заиграл легкий
румянец. Но это мог быть и отблеск огня из камина.
     - Йеннифэр из Венгерберга.

3

     - Хозяин спит, - повторил привратник, глядя на Геральта сверху. Он  был
на голову выше и почти в два раза шире в плечах. - Ты что,  оглох,  бродяга?
Спит хозяин, говорю.
     - Ну и пусть его спит, - согласился ведьмак. - У меня дело не к  твоему
хозяину, а к даме, которая у вас... квартирует.
     - Дело, значит. - Привратник,  оказывается,  был  человеком  скорым  на
шутки, что при такой фигуре и внешности было удивительно. -  Ну  так  иди  в
бордель и удовлетворяйся. Пшел вон!
     Геральт отстегнул от пояса мешочек и подкинул его в руке,  не  выпуская
ремешка.
     - Меня не купишь, - гордо произнес цербер.
     - А я и не собираюсь.
     Привратник был слишком громоздок, чтобы обладать рефлексом, позволяющим
уклониться или закрыться от быстрого удара обычного  человека.  А  от  удара
ведьмака он не успел даже зажмуриться. Тяжелый мешок с металлическим  звоном
саданул его в висок. Он рухнул на дверь, обеими руками хватаясь за  створку.
Геральт оторвал его ударом в колено, толкнул плечом и  хватил  мешочком  еще
раз. Глаза у привратника помутнели и разбежались в комичном косоглазии, ноги
сложились, как два складных ножика. Ведьмак, видя, что дылда хоть уже  почти
потерял сознание, но все еще пытается размахивать  руками,  приложил  ему  с
размаха в третий раз, прямо по темечку.
     - Деньги, - буркнул он при этом, - открывают любые двери.
     В сенях было темновато.  Из-за  двери  слева  доносился  громкий  храп.
Ведьмак осторожно заглянул туда. На разобранной лежанке спала, выводя  носом
затейливые рулады, толстая женщина в ночной рубашке, задранной  выше  бедер.
Картина не из самых изысканных. Геральт  затянул  привратника  в  комнату  и
запер снаружи дверь на засов.
     Справа располагалась следующая дверь, полуоткрытая, а за  ней  каменные
ступени, ведущие вниз. Ведьмак уже собирался было пройти мимо,  когда  снизу
долетело невнятное ругательство, грохот и сухой треск бьющегося сосуда.
     Помещение  оказалось  большой  кухней,  заполненной  сильно   пахнущими
травами и смолистыми дровами.  На  каменном  полу,  меж  черепков  глиняного
кувшина, низко наклонив голову, ползал на коленях совершенно нагой мужчина.
     - Яблочный  сок,  мать  твою,  -  произнес  он  так,  что  трудно  было
разобрать, крутя при этом головой,  как  баран,  который  по  ошибке  боднул
крепостную стену. - Сок... яблочный... желает... Где слуги?
     - Чего желаете? - вежливо спросил ведьмак.
     Мужчина поднял голову и икнул. Глаза у него были тупые и красные.
     - Она желает яблочного сока, - сообщил он и,  с  трудом  приподнявшись,
уселся на прикрытый овчиной сундук, опершись о печь. -  Надо...  отнести  ей
наверх, а то...
     - Я имею удовольствие разговаривать с купцом Бо  Берраном,  фактором  и
посланником?
     - Тише, - болезненно поморщился мужчина. - Не верещи.  Слушай,  там,  в
бочонке... сок... яблочный. Налей во что-нибудь... и помоги мне подняться по
лестнице, лады?
     Геральт пожал плечами, потом сочувственно покачал головой.  Сам  он  по
возможности  избегал  алкогольных  приключений,  но  состояние,  в   котором
пребывал купец, не было ему совсем уж чуждо. Он отыскал среди сосудов кувшин
и оловянный кубок, зачерпнул из бочонка сока.  Услышал  храп  и  повернулся.
Голый мужчина спал, свесив голову на грудь.
     У ведьмака появилась дурная мысль облить его соком и разбудить,  но  он
тут же раздумал. Взял кувшин и вышел из кухни. Коридор оканчивался тяжелыми,
инкрустированными дверями. Он осторожно вошел, раскрыв их  ровно  настолько,
чтобы можно было проскользнуть в комнату.  Было  темно,  пришлось  расширить
зрачки. И тут же скривить нос.
     В воздухе висел тяжелый запах  прокисшего  вина,  свечей  и  перезрелых
плодов. И чего-то наподобие смеси аромата сирени с крыжовником.
     Он осмотрелся. На столе посреди комнаты громоздились кувшины,  графины,
кубки, бокалы, серебряные блюда и вазы, тарелки, вилки и ножи с  ручками  из
слоновой  кости.  Помятая,  сползшая  набок  скатерть,  твердая  от   воска,
стекавшего с подсвечников, была залита вином, пестрела фиолетовыми  пятнами.
Апельсиновая кожура блестела словно цветы среди косточек слив  и  абрикосов,
хвостиков от груш и обобранных от ягод виноградных кистей.  Один  кубок  был
перевернут и разбит.  Другой  цел,  наполовину  полон,  и  из  него  торчала
индюшачья кость. Рядом с кубком стояла черная туфелька на  высоком  каблуке.
Туфелька была сделана из кожи василиска. Дороже материала для обуви на свете
не существовало.
     Вторая туфелька валялась под столом на небрежно брошенном черном платье
с белыми оборками и шитьем на тему растительных мотивов.
     Геральт постоял минуту, нерешительно,  борясь  с  чувством  неловкости,
желанием развернуться и уйти. Но это означало бы, что цербер в сенях получил
свое напрасно. Ведьмак не любил делать что-либо напрасно. В углу комнаты  он
заметил винтовую лестницу, на ступеньках которой лежали четыре увядшие  розы
и салфетка, испачканная вином и карминовой губной помадой.  Запах  сирени  и
крыжовника усиливался.
     Лестница вела в спальню, пол которой покрывала большая косматая  шкура.
На шкуре валялась белая рубашка с кружевными  манжетами  и  несколько  белых
роз. И черный чулок.
     Второй  чулок  свисал   с   одного   из   четырех   резных   столбиков,
поддерживавших балдахин над ложем. Рельефы на столбиках изображали фавнов  и
нимф в разных позах. Некоторые позиции были  весьма  любопытными.  Другие  -
идиотски смешными. Многие повторялись. В принципе.
     Геральт громко кашлянул, глядя на обилие черных  локонов,  выбивающихся
из-под дамастового одеяла. Одеяло пошевелилось и застонало. Геральт кашлянул
громче.
     - Бо? - невнятно вопросило обилие черных локонов, - Принес сок?
     - Принес.
     Из-под черных локонов  возникло  бледное  треугольное  лицо,  фиалковые
глаза и узкие, слегка кривившиеся губы.
     - О-о-ох... - губы скривились еще сильнее. - О-о-ох... Умру от жажды...
     - Прошу.
     Женщина села, выбравшись из-под одеяла.  У  нее  были  ладные  плечи  и
красивая шея,  на  шее  -  черная  бархотка  со  звездообразным,  искрящимся
бриллиантами украшением. Кроме бархотки, на женщине не было ничего.
     - Благодарю. - Она взяла кубок, жадно  выпила,  потом  подняла  руку  и
дотронулась до виска. Одеяло сдвинулось еще  больше.  Геральт  отвел  глаза.
Тактично, но без особого желания.
     - Кто ты, собственно говоря, такой? -  спросила  черноволосая  женщина,
щуря глаза и прикрываясь одеялом. - Что тут делаешь? Где этот баран Берран?
     - На который вопрос следует отвечать в первую очередь?
     Он  тут  же  пожалел  об  иронии.  Женщина  подняла  руку,  из  пальцев
выстрелила золотая лента. Геральт рефлекторно  отреагировал,  сложив  ладони
Знаком Гелиотропа, выхватил чары уже перед самым лицом, но  разряд  оказался
настолько сильным, что его отбросило назад, на стену. Он сполз на пол.
     - Не надо! - крикнул он, видя, что  женщина  поднимает  руку  снова.  -
Госпожа Йеннифэр! Я пришел с миром, без злых намерений!
     От лестницы послышался топот, в дверях возникли фигуры слуг.
     - Госпожа Йеннифэр!
     - Уйдите. - спокойно бросила волшебница. - Вы больше не нужны. Я  плачу
вам за то, чтобы вы охраняли дом. Но если этот тип все  же  сумел  войти,  я
займусь им сама. Передайте это господину Беррану.  А  для  меня  подготовьте
баню.
     Ведьмак с трудом выпрямился. Йеннифэр, прищурившись, молча  глядела  на
него.
     - Ты отбил мое заклинание, - сказала она наконец. -  Ты  не  волшебник,
это видно. Но отреагировал невероятно быстро. Говори, кто ты, незнакомец.  И
советую, говори быстро.
     Йеннифэр перевесилась с кровати, ухватив вырезанного на столбике  фавна
за неплохо для этой цели приспособленную анатомическую  деталь.  Не  спуская
глаз  с  Геральта,  подняла  с  пола  халат  с  меховым  воротником.  Плотно
обернувшись, встала. Не спеша налила себе  еще  сока,  выпила  одним  духом,
откашлялась, подошла. Геральт незаметно массировал крестец,  который  минуту
назад довольно болезненно соприкоснулся со стеной.
     - Геральт из Ривии, - повторила чародейка, глядя на него из-под  черных
ресниц. - Как ты сюда попал? И зачем? Надеюсь,  ничего  плохого  Беррану  не
сделал?
     - Не сделал. Госпожа Йеннифэр, мне нужна твоя помощь.
     - Ведьмак, - проворчала она, подходя  ближе  и  плотнее  закутываясь  в
халат. - Мало того, что ты вообще первый ведьмак, какого я  вижу  в  натуре,
так к тому же еще и знаменитый Белый Волк. Наслышана, а как же.
     - Представляю себе.
     - Не знаю, что ты себе представляешь,  -  зевнула  она  и  придвинулась
совсем близко. - Ты позволишь? - Она коснулась рукой его щеки,  заглянула  в
глаза. Он стиснул зубы. - Зрачки автоматически приспосабливаются к освещению
или ты сужаешь их по желанию?
     - Йеннифэр, - спокойно сказал Геральт, - я ехал в Ринду целый день,  не
останавливаясь. Я ждал всю ночь, пока  раскроют  ворота.  Я  дал  по  черепу
привратнику, который не хотел меня впускать. Невежливо  и  нахально  нарушил
твой сон и покой. И все потому, что моему  другу  нужна  помощь,  которую  в
силах оказать только ты. Окажи  ее,  прошу,  а  потом,  если  пожелаешь,  мы
поболтаем о мутациях и аберрациях.
     Она отступила на шаг, некрасиво скривила губы.
     - О какого рода помощи идет речь?
     - О восстановлении  магически  пораженных  органов.  Горла,  гортани  и
голосовых связок. Поражение такое, словно его вызвал пурпурный  туман.  Либо
что-то похожее.
     - Похожее, - повторила она. - Короче говоря,  не  пурпурный  магический
туман поразил твоего друга. Так что это было? Ну говори, когда меня будят на
рассвете, у меня нет сил и желания зондировать твой мозг.
     - Хм... Лучше будет, если я все начну сначала...
     - О нет, - прервала она - Если все так уж сложно, то немного повремени.
Во рту противно, волосы взлохмачены, глаза слипаются, да и  другие  утренние
заботы сильно ограничивают мои способности воспринимать сказанное.  Спустись
в баню и подожди. Я сейчас там буду, и ты мне все расскажешь.
     - Йеннифэр, я не хотел бы показаться  нахалом,  но  время  уходит.  Мой
друг...
     - Геральт, - прервала она, - ради тебя я вылезла из постели, хоть и  не
собиралась делать этого до обеда. Я готова отказаться  от  завтрака.  Знаешь
почему? Потому что ты принес мне яблочный сок. Ты спешил, ты  страдал  из-за
мучений друга, ты ворвался сюда силой, колотя людей по черепам, и,  несмотря
на это, уделил внимание жаждущей женщине. Тем самым  ты  расположил  меня  к
себе, и, возможно, я тебе помогу. Но от воды и мыла не откажусь. Иди в баню.
Прошу.
     - Хорошо.
     - Геральт?
     - Да? - Он задержался на пороге.
     - Воспользуйся оказией и искупайся тоже. По запаху я могу определить не
только породу и возраст, но и масть твоего коня.

ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ (часть 3)
7
     - Ну и что мне с вами делать?
     Потемневшее небо прорезала  ослепительно  яркая  стрела  молнии,  после
короткой паузы раздался хрупкий, протяжный гром. Ливень  набирал  силу,  над
Риндой проплывала дождевая туча.
     Геральт  и  Хиреадан,  сидевшие  на  лавке   под   большим   гобеленом,
изображающим Пророка Лебеду, пасущего овец,  молчали,  скромно  потупившись.
Ипат Невилл расхаживал по комнате, фыркая и гневно сопя.
     - Вы,  сволочные,  засранные  волшебники!   -   вдруг   взорвался   он,
остановившись. - Невзлюбили мой город или как? Нет других городов  на  свете
или что?
     Эльф и ведьмак молчали.
     - Чтобы такое... - захлебнулся ипат. - Чтобы ключника...  Как  помидор!
Вдрызг! В красную жижу! Это бесчеловечно!
     - Бесчеловечно и безбожно, - поддакнул присутствовавший в  канцелярском
покое ратуши богослужитель  Крепп.  -  Так  бесчеловечно,  что  любой  дурак
догадается, кто за этим стоит. Да, ипат. Хиреадана мы знаем  оба,  а  этому,
выдающему себя за ведьмака, недостало бы Силы, чтобы так  уделать  ключника.
Это все работа Йеннифэр, богомерзкой ведьмы!
     За окном, как бы подтверждая слова Креппа, громыхнуло.
     - Она и никто другой, - продолжал богослужитель. - Несомненно.  Кто  ж,
если  не  Йеннифэр,  вздумал  бы   отыграться   на   государевом   советнике
Лавроносике?
     - Ха-ха-ха! - расхохотался ипат. - На это-то я  как  раз  меньше  всего
злюсь. Лавроносик подкапывался под меня, на мое место метил. Теперь его  уже
люди слушать не станут. Как вспомнят, как он по заду отхватил...
     - Недоставало еще, чтобы  вы  начали  аплодировать  сему  преступлению,
милсдарь Невилл, - поморщился Крепп. - Напоминаю, если б я  на  ведьмака  не
наслал бесогонного заклинания, то бишь экзорцизма, он поднял бы руку на меня
и на достоинство храма...
     - А ведь ты тоже скверно отзывался о ней  в  своих  проповедях,  Крепп.
Даже Берран жаловался. Но что правда, то правда. Слышите,  поганцы?  -  Ипат
снова повернулся к Геральту и Хиреадану. - Нету  вам  прощения!  Не  подумаю
потакать таким фокусам!  Ну,  давайте  говорите,  что  у  вас  есть  в  свое
оправдание, потому как если нет, то я начихаю на все ваши религии  и  устрою
вам такое, что вы до смерти не забудете. А ну выкладывайте все немедля,  как
на духу!
     Хиреадан тяжко вздохнул и  глянул  на  ведьмака  многозначительно  и  с
вопросом. Геральт тоже вздохнул, откашлялся.
     И рассказал все. Ну, скажем, почти все.
     - Стало быть, вон  какие  пироги,  -  произнес  богослужитель,  немного
помолчав. - Хорошенькая история. Злой гений, освобожденный  от  заклятия.  И
чародейка, которая заимела на этого гения зуб. Недурственная комбинация. Это
может скверно кончиться, очень скверно.
     - Что такое гений? - спросил Невилл. - И что надобно этой Йеннифэр?
     - Волшебники, - пояснил Крепп, - черпают  свою  мощь  из  сил  Природы,
точнее,  из  так  называемых  Четырех  Основ,  сиречь  элементов,  популярно
именуемых стихиями: Воздуха, Воды, Огня и Земли.  У  каждой  из  сих  стихий
имеется  свое  Измерение,  на  колдовском  жаргоне   Плоскостью   именуемое.
Существуют,  стало  быть,  Плоскость  Воды,  Плоскость  Огня  и  так  далее.
Измерения сии нам недоступны и заселены существами, именуемыми гениями...
     - Именуемыми в легендах, - прервал ведьмак. - Потому что, насколько мне
известно...
     - Не прерывай, - обрезал его Крепп. - То, что тебе известно мало,  было
ясно уже с самого  начала  твоего  рассказа,  ведьмак.  Так  что  помолчи  и
послушай тех, кто умнее тебя. Итак, гении. Их  четыре  рода,  как  и  четыре
Плоскости. Существуют  д'йины,  существа  воздушные,  мариды,  связанные  со
стихией Воды, ифриты, кои есть гении Огня, и д'ао - гении Земли...
     - Ну, тебя понесло, Крепп, это называется словесный  понос,  -  вставил
Невилл. - Тут тебе не воскресная школа, не  учи  нас.  Говори  кратко:  чего
Йеннифэр хочет от того гения?
     - Такой гений, ипат, есть живой сборник магической энергии.  Волшебник,
имеющий возможность по желанию призывать гения, может эту энергию направлять
в виде заклинаний. Ему не надо тяжким трудом вытягивать Силу из Природы,  за
него это делает гений. Тогда могущество такого чародея становится  огромным,
почти безграничным.
     - Что-то я не слышал о всесильных магах, - поморщился Невилл. -  Совсем
даже наоборот, сила большинства из них явно преувеличена. Этого не могут, то
не в силах.
     - Волшебник Стаммельфорд,  -  прервал  богослужитель,  снова  впадая  в
менторский тон и встав в  позу  лектора,  -  некогда  передвинул  гору,  коя
заслоняла ему вид с башни. Никому ни до, ни  после  не  удавалось  совершить
подобное. Ибо Стаммельфорд, как гласит молва, пользовался  услугами  д'ао  -
гения  Земли.  Сохранились  записи  о  подобных  действиях  других  магиков.
Гигантские волны и катастрофические проливные дожди,  несомненно,  дело  рук
маридов. Огненные столбы, пожары и взрывы - работа огненных ифритов...
     - Смерчи, ураганы, полеты над землей, - проворчал Геральт.  -  Джоффрей
Монк.
     - Верно. Однако, вижу, кое-что ты все-таки знаешь. - Крепп посмотрел на
него благосклонней. - Говорят, старый Монк нашел  способ  заставить  служить
себе и д'йини - гения Воздуха. Ходили слухи, что не одного. Он якобы  держал
их в бутылях и использовал по мере надобности, по  три  желания  от  каждого
гения. Потому что гении, дорогие мои, исполняют только три желания, а  потом
свободны и смываются в свои измерения.
     - Тот, над рекой, ничего не исполнил, - решительно  сказал  Геральт,  -
сразу схватил Лютика за горло.
     - Гении, - задрал нос Крепп, - существа зловредные и коварные. Не любят
тех, кто загоняет их в бутылки и велит передвигать  горы.  Они  делают  все,
чтобы не допустить произнесения желаний,  и  выполняют  их  таким  способом,
которым трудно овладеть. И предвидеть. Порою  выполняют  буквально,  поэтому
надо следить за тем, что говоришь. Чтобы гения  захомутать,  нужна  железная
воля, стальные нервы, могучая Сила и немалое  умение.  Из  сказанного  тобою
следует, что твои умения, ведьмак, были невелики.
     - Слишком малы, чтобы эту дрянь обуздать, - согласился  Геральт.  -  Но
все же я изгнал его, да так, что воздух выл. А  это  чего-нибудь  да  стоит,
Йеннифэр, правда, высмеяла мой экзорцизм...
     - Какой экзорцизм? А ну повтори.
     Ведьмак повторил слово в слово.
     - Что?! - Богослужитель побледнел, потом покраснел и наконец посинел. -
Да как ты смеешь! Охальник!
     - Простите, - пролепетал Геральт. -  Честно-то  говоря,  я  не  знаю...
значения этих слов.
     - Так не повторяй, коли не знаешь! И где только ты мог их услышать!
     - Ну довольно, - махнул рукой ипат. -  Напрасно  теряем  время.  Ладно.
Теперь мы знаем, зачем волшебнице понадобился ваш  гений.  Но  вы  говорили,
Крепп, что это скверно. Что именно скверно?  Да  пусть  она  его  поймает  и
убирается ко всем чертям, мне-то какое дело. Я думаю...
     Никому не дано узнать, что в этот момент думал Невилл, если даже это не
было хвастовством. На стене возле гобелена  с  Пророком  Лебедой  неожиданно
возник светящийся четырехугольник, что-то сверкнуло - и на середину  комнаты
вывалился... Лютик.
     - Он невиновен! - крикнул поэт чистейшим звучным тенором, сидя на  полу
и водя кругом дурным взглядом. -  Невиновен!  Ведьмак  невиновен.  Я  желаю,
чтобы в это поверили!
     - Лютик,  -  ахнул  Геральт,  удерживая  Креппа,   явно   собиравшегося
выкрикивать экзорцизмы, а может, и заклятия. - Ты откуда свалился... Лютик?
     - Геральт! - Бард вскочил с пола.
     - Лютик!
     - Это еще кто такой? - буркнул  Невилл.  -  Черт  побери,  если  вы  не
прекратите колдовать, я за себя не  поручусь.  Я  сказал,  здесь,  в  Ринде,
колдовать нельзя! Сначала надо подать письменное  прошение,  потом  оплатить
пошлину и налог на имущество... Эй! А  это,  случайно,  не  певец,  заложник
ведьмы?
     - Лютик, - повторил Геральт, держа поэта за руки. - Как ты сюда попал?
     - Не знаю, - признался бард с глупейшим и обеспокоенным  выражением  на
лице. - Честно говоря, я не совсем понимаю,  что  со  мной  творится.  Помню
немного, но провалиться мне, если знаю, что тут было явью, а  что  кошмаром.
Однако припоминаю миленькую чернулечку с горящими глазами...
     - Нашли время болтать о  чернулечках,  -  прервал  Невилл.  -  К  делу,
уважаемые, к делу. Ты кричал, что ведьмак невиновен. Как это понимать?  Что,
Лавроносик сам себя высек? Потому что ежели ведьмак невиновен, то иначе быть
не могло. Разве что коллективная галлюцинация.
     - Мне ничего не ведомо ни о... э... высечении, ни  о  галлюцинациях,  -
гордо проговорил Лютик, - ни о лавровых носиках. Повторяю: последнее, что  я
помню,  была  моднючая  женщина,  со  вкусом  одетая  в  черное   и   белое.
Вышеупомянутая дама грубо кинула меня в  светящуюся  дыру  явно  магического
портала. А до того дала четкое и ясное указание:  по  прибытии  на  место  я
должен был немедленно сообщить, цитирую: "Желаю,  чтобы  мне  поверили,  что
ведьмак не виновен в том, что произошло. Таково, а  не  иное  мое  желание".
Конец цитаты. Буквально так. Да, я спросил, в чем  дело  и  зачем  все  это.
Чернулечка не дала мне говорить. Обругала неизысканно, взяла  за  шиворот  и
кинула в портал. Это все. А теперь...
     Лютик выпрямился, отряхнул куртку,  поправил  воротник  и  фантазийное,
хотя и грязное жабо.
     - ...соблаговолите мне сказать, как называется и где находится лучший в
этом городе кабак.
     - В моем городе нет плохих кабаков, - медленно произнес  Невилл.  -  Но
прежде чем убедиться в этом, ты познакомишься с лучшей в моем  городе  ямой.
Ты и твои дружки. Вы еще не на  свободе,  паршивцы,  напоминаю!  Гляньте-ка!
Один плетет небылицы, другой выскакивает из стены и кричит  о  невиновности,
чего-то желает, верещит, требует, чтоб ему  поверили.  Он  имеет  нахальство
желать...
     - О боги! - Богослужитель вдруг хлопнул себя  по  лысине.  -  Понял!  Я
понял! Желание! Последнее желание!
     - Что с тобой, Крепп? - насупился ипат. - Прихворнул?
     - Последнее желание! - повторил богослужитель. -  Она  заставила  барда
высказать последнее, третье желание. Гением нельзя было овладеть, пока он не
исполнил этого желания. А Йеннифэр поставила магическую ловушку и, вероятно,
поймала гения, прежде чем тот  успел  сбежать  в  свое  измерение!  Господин
Невилл, необходимо обязательно...
     За окном громыхнуло. Да так, что задрожали стены.
     - Черт, - проворчал ипат, подходя к окну, - Близко громыхнуло. Только б
не в какой-нибудь дом, мне еще пожара  не  хватает...  Боги!  Взгляните!  Вы
только взгляните на это! Крепп!!! Что это?
     Все кинулись к окну.
     - Мамочка! - воскликнул Лютик, хватаясь за горло. - Это он!  Тот  сукин
сын, который меня удушил!
     - Д'йини! - крикнул Крепп. - Гений Воздуха!
     - Над корчмой Эррдиля! - закричал Хиреадан. - Над крышей!
     - Она его сцапала! - Богослужитель высунулся так сильно,  что  чуть  не
вывалился. - Видите магический свет? Волшебница упекла гения в ловушку!
     Геральт молча глядел.
     Давным-давно, еще будучи совершенным сопляком, когда он обучался в Каэр
Морхене в Обиталище Ведьмаков, он  и  его  дружок  Эскель  поймали  большого
лесного шмеля и привязали к  стоявшему  на  столе  кувшину  длинной  ниткой,
вытянутой из рубашки. Глядя, какие штучки выделывает шмель на  привязи,  они
надрывались от хохота до того момента,  пока  их  не  накрыл  на  этом  деле
Весемир, воспитатель, и не отделал ремнем.
     Джинн, круживший над крышей будущего трактира Эррдиля, вел  себя  точно
как тот шмель. Он взлетал и опускался, взмывал и  пикировал,  яростно  гудя,
носился по кругу. Потому что  джинн,  как  и  шмель  из  Каэр  Морхена,  был
привязан скрученными нитями из ослепительно ярких разноцветных лучей  света,
плотно оплетающих его и оканчивающихся на  крыше.  Однако  джинн  располагал
большими возможностями, нежели привязанный к кувшину  шмель.  Шмель  не  мог
разрушать окрестных крыш, разваливать трубы, разносить в пыль и прах башенки
и мансарды. Джинн мог. И делал это.
     - Он уничтожает мой город! - взвыл Невилл. -  Это  чудовище  уничтожает
мой город!
     - Хе-хе! - засмеялся  богослужитель.  -  Сдается  мне,  нашла  коса  на
камень! Это исключительно сильный д'йини! Воистину реку, не знаю,  кто  кого
поймал, ведьма его или он ведьму! Ха, кончится тем, что д'йини сотрет  ее  в
порошок, и очень хорошо сделает! Справедливость восторжествует!
     - Наклал я на справедливость! - рявкнул ипат, не  обращая  внимания  на
то, что под окнами могли собраться потенциальные избиратели. - Гляди, Крепп,
что творится! Паника, руины! Этого ты мне не сказал, лысый дурень!  Умничал,
языком трепал, а о самом главном  ни-ни!  Почему  не  сказал,  что  демон...
Ведьмак! Сделай что-нибудь!  Слышишь,  невиновный  колдун?  Наведи  порядок!
Прощаю тебе все прегрешения, но...
     - Тут ничего не сделаешь, господин Невилл, - фыркнул  Крепп.  -  Вы  не
обращали внимания на то, что я говорил, вот и все. Никогда не прислушивались
к моим словам. Это, повторяю, невероятно сильный д'йини, иначе  б  чародейка
его уже взяла. Я вам говорю, ее заклятия сейчас  ослабнут,  и  тогда  д'йини
раздавит ее и сбежит. И наступит покой.
     - А тем временем город превратится в развалины?
     - Надо ждать, - повторил богослужитель. - Но  не  сложа  руки.  Отдайте
приказ, ипат. Пусть  люди  покинут  окрестные  дома  и  приготовятся  тушить
пожары. То, что там сейчас  творится,  пустяк  по  сравнению  с  адом,  коий
разверзнется, как только гений покончит с волшебницей.
     Геральт поднял голову, встретил взгляд Хиреадана, опустил глаза.
     - Господин Крепп, - решился ом вдруг. - Мне необходима ваша  помощь.  Я
говорю о портале, которым сюда прибыл Лютик. Портал все еще соединяет ратушу
с...
     - Портала уже и  след  простыл,  -  холодно  проговорил  богослужитель,
указывая на стену. - Не видишь?
     - Портал, даже невидимый, оставляет след. Заклинанием можно  этот  след
стабилизировать. Я пройду по нему.
     - Да ты, никак, не в своем уме! Даже если такой проход не разорвет тебя
на куски, то чего ты хочешь добиться? Оказаться в центре циклона?
     - Я спрашиваю, вы можете произнести заклинание, стабилизирующее след?
     - Заклинание? - Богослужитель гордо поднял голову.  -  Я  не  безбожный
колдун! Я не произношу заклинаний! Мое  могущество  проистекает  из  веры  и
молитв!
     - Можете или нет?
     - Могу.
     - Так за дело! Время не ждет!
     - Геральт, - вклинился Лютик, - ты и впрямь сбрендил! Держись  подальше
от этого чертова удушителя!
     - Прошу тишины! - проговорил Крепп. - И серьезности. Я молюсь.
     - Пропади ты со своими молитвами!  -  не  выдержал  Невилл.  -  Я  бегу
собирать народ! Надо что-то делать, а не стоять и впустую молотить  языками.
О боги, что за день! Что за отвратный день!
     Ведьмак почувствовал, как Хиреадан тронул его рукой.  Повернулся.  Эльф
посмотрел ему прямо в глаза, потом потупился.
     - Ты идешь туда... потому что должен, правда?
     Геральт замялся. Ему показалось, что  он  улавливает  аромат  сирени  и
крыжовника.
     - Пожалуй, да, - помедлил он. - Должен. Прости, Хиреадан...
     - Не извиняйся. Я знаю, что ты чувствуешь.
     - Сомневаюсь. Потому как и сам этого не знаю.
     Эльф улыбнулся. Улыбка получилась не очень радостной.
     - В том-то и дело, Геральт. Именно в том.
     Крепп выпрямился, глубоко вздохнул.
     - Готово, - сказал он гордо, указав на едва видимый контур на стене.  -
Но портал неустойчив и долго не протянет. К тому же нет никакой  уверенности
в его прочности.  Может  разорваться.  Прежде  чем  туда  ступить,  господин
ведьмак, подумайте о своих прегрешениях.  Могу,  конечно,  благословить,  но
отпустить грехи...
     - Недостанет времени, - докончил Геральт. - Знаю,  господин  Крепп.  На
это  всегда  не  хватает  времени.  Выйдите  все  из  комнаты.  Если  портал
взорвется, у вас лопнут барабанные перепонки.
     - Я останусь, - сказал Крепп,  когда  за  Лютиком  и  эльфом  закрылась
дверь. Он пошевелил в воздухе  руками,  создавая  вокруг  себя  пульсирующую
ауру. - На всякий  случай  небольшая  защита.  А  если  портал  взорвется...
Попытаюсь вытащить, господин ведьмак. Тоже мне, великое  дело  -  перепонки.
Перепонки срастаются.
     Геральт взглянул на него приветливей. Богослужитель улыбнулся.
     - Мужественный вы человек, - сказал он, переходя  на  "вы".  -  Хоть  и
ведьмак. Хотите ее спасти, верно? Но мужество вам вряд ли поможет. Джинны  -
существа мстительные. Чародейке конец. Да и  вы,  если  пойдете  туда,  тоже
погибнете. Подумайте, чиста ли у вас совесть.
     - Уже подумал. - Геральт  встал  перед  слабо  светящимся  порталом.  -
Господин Крепп?
     - Слушаю?
     - Тот экзорцизм, который вас так  взбудоражил...  Что  они  значат,  те
слова?
     - Да уж самое подходящее время для шуток и забав...
     - Прошу вас, господин Крепп.
     - Что делать,  -  сказал  богослужитель,  прикрываясь  тяжелым  дубовым
стулом ипата. - Ваше последнее желание. Отказать  не  могу.  Это  значило...
Хм... Хм... "Топай отсюда и... оттрахай себя сам".
     Геральт вступил в ничто, и холод приглушил сотрясающий его смех.

8

     Портал, ревя и бушуя, как ураган, стремительно выбросил его, выплюнул с
разрывающей легкие силой. Ведьмак бессильно рухнул на  пол,  с  трудом  ловя
воздух раскрытым ртом.
     Пол дрожал. Вначале он подумал, что трясся  он  сам  после  путешествия
сквозь разрывающий ад портала, но быстро понял ошибку. Вибрировал, трясся  и
трещал весь дом.
     Он осмотрелся. Это была не та комнатка,  в  которой  он  последний  раз
видел Йеннифэр и Лютика, а большая общая зала ремонтируемой корчмы Эррдиля.
     Увидел ее. Она  стояла  на  коленях  между  стульями,  склонившись  над
магическим шаром. Шар излучал сильное молочное сияние,  просвечивая  красным
сквозь  пальцы  колдуньи.  Свет,  отбрасываемый  шаром,  создавал  мигающую,
колеблющуюся,  но  ясную  картину.  Геральт  видел  комнатку  со  звездой  и
раскалившейся  сейчас  добела  пентаграммой,  начертанной  на  полу.   Видел
вылетающие  из  пентаграммы  разноцветные  потрескивающие  огненные   струи,
исчезающие вверху над  крышей,  откуда  доносился  яростный  рев  пойманного
джинна.
     Йеннифэр увидела его, вскочила и подняла руку.
     - Нет! - крикнул он. - Не надо! Я хочу помочь тебе!
     - Помочь? - зло фыркнула она. - Ты?
     - Да.
     - Несмотря на то, что я тебе сделала?
     - Несмотря.
     - Странно, но в принципе неважно. Мне не нужна  твоя  помощь.  Убирайся
немедленно.
     - Нет!
     - Убирайся!  -  взвизгнула  чародейка,  зловеще  скривившись.   -   Тут
становится опасно! Я не могу его взять, не понимаю, но мерзавец не  слабеет.
Я поймала его после того, как он выполнил третье желание трубадура. Ему  уже
полагается сидеть у  меня  в  шаре.  А  он  вообще  не  ослабевает.  Похоже,
становится еще сильнее! Но все равно, я его... осилю, сломаю...
     - Не осилишь, Йеннифэр. Он убьет тебя.
     - Меня не так легко убить...
     Она осеклась. Потолок корчмы вдруг  разгорелся  и  заблестел.  Картина,
которую проецировал шар,  расплылась.  На  бревенчатом  потолке  вырисовался
большой огненный  квадрат.  Чародейка  чертыхнулась,  подняла  руку,  из  ее
пальцев посыпались искры.
     - Беги, Геральт!
     - Что происходит, Йеннифэр?
     - Он нащупал меня... - простонала она, краснея от усилия.  -  Хочет  до
меня добраться. Создает собственный портал, чтобы пробиться сюда.  Разорвать
нити он не может, но сквозь  портал  пройдет.  Я  не  могу...  Не  могу  его
удержать!
     - Йеннифэр!
     - Не отвлекай! Мне надо сосредоточиться...  Геральт,  беги.  Я  раскрою
свой портал. Для тебя. Будь внимателен, это случайный портал,  на  другой  у
меня нет ни сил, ни времени... Не знаю, где ты опустишься... но ты будешь  в
безопасности... Приготовься...
     Большой портал на потолке вдруг ослепительно разгорелся, раздался вширь
и  деформировался,  из  пустоты  возникла  знакомая  ведьмаку  бесформенная,
хлопающая обвислыми губами пасть, воющая так, что заныло  в  ушах.  Йеннифэр
вскочила, замахала руками и выкрикнула  заклинание.  Из  ее  руки  вырвалось
полотнище света, охватившее джинна словно сеть. Джинн  зарычал  и  выдал  из
себя длинные лапы, которые, словно  нападающие  кобры,  потянулись  к  горлу
чародейки. Йеннифэр не отступила.
     Геральт кинулся к ней, оттолкнул я  заслонил  собою.  Джинн,  опутанный
магическим светом, выскочил из портала, как пробка из  бутылка,  кинулся  на
них, разевая пасть. Ведьмак стиснул зубы и ударил его Знаком,  без  видимого
результата. Но гений не напал. Он повис  под  самым  потолком,  раздулся  до
гигантских размеров, вытаращил на Геральта белые глазищи и зарычал.  В  этом
рыке был как бы приказ, распоряжение. Геральт не понял какое.
     - Сюда!  -  крикнула  Йеннифэр,  указывая  на   портал,   который   она
выколдовала на стене у лестницы. По сравнению с  порталом  гения  ее  портал
выглядел бедно, невзрачно и даже кустарно, - Сюда, Геральт! Беги!
     - Только с тобой!
     Йеннифэр, водя в воздухе руками,  выкрикнула  заклинание,  разноцветные
нити с треском рассыпали искры. Джинн  закружился,  словно  бочонок,  напряг
узы, растянул их. Медленно, но верно он приближался к чародейке. Йеннифэр не
отступала.
     Ведьмак подскочил, ловко подставил ей  ногу,  схватил  за  талию  одной
рукой, другой вцепился в волосы на затылке.  Йеннифэр  грязно  выругалась  и
ударила  его  локтем  по  горлу.  Он  не  отпустил.  Резкий   запах   озона,
порожденного заклинанием, не заглушил аромата сирени и  крыжовника.  Геральт
подсек чародейке ногу и прыгнул, унося ее прямо в опалесцирующее и  мигающее
ничто меньшего портала.
     Портала, ведущего в неведомое.
     Они вылетели, слившись в объятиях, упали на мраморный пол,  заскользили
по нему, перевернув огромный канделябр, а затем стол, с которого с  грохотом
и звоном посыпались хрустальные кубки, вазы с  фруктами  и  огромная  миска,
заполненная толченым  льдом,  водорослями  и  устрицами.  Кто-то  взвизгнул,
кто-то запищал.
     Они  лежали  в  самом  центре  ярко  освещенной  бальной  залы.  Богато
разодетые  мужчины  и  блистающие  драгоценностями  дамы,   прервав   танец,
ошарашенно глядели на них. Музыканты на галерке оборвали мелодию разрывающей
уши какофонией.
     - Ты кретин! - крикнула  Йеннифэр,  пытаясь  выцарапать  ему  глаза.  -
Идиот! Ты мне все испоганил! Я его уже почти поймала!
     - Хрен ты поймала! - крикнул в ответ он, не на шутку  обозленный.  -  Я
спас тебя, глупая ведьма!
     Она  взвизгнула,  как  взбесившийся  кот,  ее  руки  сыпанули  искрами.
Геральт, отвернувшись, вцепился ей в кисти рук,  и  они  принялись  кататься
среди устриц, засахаренных фруктов и толченого льда.
     - У вас есть приглашения? - спросил вальяжный мужчина с  золотой  цепью
камергера на груди, глядя на них сверху с высокомерной миной.
     - Прочь, идиот! - снова взвизгнула Йеннифэр, все еще пытаясь выцарапать
Геральту глаза.
     - Это безобразие! - укоризненно проговорил  камергер.  -  Поверьте,  вы
немного переигрываете со своей телепортацией. Я буду вынужден подать  жалобу
в Совет Чародеев. Я потребую...
     Никто не узнал, что потребует камергер. Йеннифэр  вырвалась,  раскрытой
рукой влепила ведьмаку по уху, изо всех сил пнула в  лодыжку  и  прыгнула  в
угасающий на стене портал.  Геральт  кинулся  следом,  уже  опробованным  на
практике  движением  схватив  ее  за  волосы   и   талию.   Йеннифэр,   тоже
поднабравшаяся опыта, хватанула его по локтю.  От  резкого  движения  у  нее
лопнуло платье под мышкой, открыв  красивую  девичью  грудь.  Из  роскошного
декольте выскользнула устрица.
     Они влетели в небытие портала. Геральт еще услышал слова камергера:
     - Музыка! Продолжайте играть! Все в порядке. Прощу не обращать внимания
на достойный сожаления инцидент.
     Ведьмак был  уверен,  что  с  каждым  очередным  полетом  через  портал
увеличивается вероятность несчастья, и он не ошибся. Они попали  в  цель,  в
корчму Эррдиля, но материализовались под самым потолком и, переломив поручни
лестницы, с оглушительным грохотом свалились на  стол.  Стол  не  мог  этого
выдержать и не выдержал.
     В момент падения Йеннифэр оказалась внизу. Геральт был уверен, что  она
потеряла сознание. Он ошибся.
     Она ткнула его костяшками кулака в глаз и бросила прямо  в  лицо  целую
гроздь оскорблений, которых не  постыдился  бы  краснолюдский  могильщик,  а
краснолюдские   могильщики   были    несравненными    охальниками.    Ругань
сопровождалась яростными и беспорядочными ударами, наносимыми вслепую,  куда
попало. Геральт схватил ее за руки и, стараясь избежать удара  лбом,  вжался
лицом в декольте чародейки, пахнущее сиренью, крыжовником и устрицами.
     - Пусти, - крикнула она, извиваясь,  словно  угорь.  -  Идиот,  глупец,
насильник! Пусти, говорю! Привязь сейчас  лопнет,  ее  надо  усилить,  иначе
джинн сбежит.
     Геральт не ответил, хотя очень хотелось. Он сжал  ее  сильнее,  пытаясь
притиснуть к полу. Йеннифэр отвратительно  выругалась,  рванулась  изо  всей
силы и ударила его коленом в промежность. Прежде чем он сумел вздохнуть, она
вырвалась,  крикнула  заклинание.  Он  почувствовал,  как  чудовищная   сила
поднимает его с пола  и  бросает  через  всю  залу,  а  потом,  не  в  силах
вздохнуть, он саданулся о резной двухдверный шкаф и развалил его  на  мелкие
кусочки.

9

     - Что там творится? - Лютик, вцепившись в подоконник,  пытался  пробить
взглядом завесу ливня. - Скажите, черт побери, что там происходит?
     - Дерутся, - крикнул один  из  глазеющих  бродяг,  отскакивая  от  окна
корчмы словно ошпаренный. Его дружки-оборванцы тоже кинулись бежать,  шлепая
по грязи босыми ногами. - Колдун и ведьма дерутся!
     - Дерутся? - удивился Невилл. - Они там  дерутся,  а  этот  затраханный
демон тем временем превращает мой город в руины!  Глядите,  он  повалил  еще
одну трубу! И раскидал черепицу. Эй, люди! Бегом туда! О боги, счастье,  что
дождь, был бы пожар как пить дать!
     - Долго это не протянется, - угрюмо  произнес  богослужитель  Крепп.  -
Магический  свет  ослабевает,  привязь  сейчас  лопнет,   господин   Невилл!
Прикажите людям отступать! Там сейчас разверзнется пекло! От дома  останутся
развалины! Господин Эррдиль, над чем вы смеетесь? Это ж ваш дом. Что вас так
развеселило?
     - Я развалюху застраховал на кучу денег!
     - С учетом магических и сверхъестественных случаев?
     - Конечно.
     - Разумно,  господин  эльф.  Очень  разумно.  Поздравляю.   Эй,   люди,
прячьтесь. Кому жизнь мила, не подходите близко!
     Из Эррдильева хозяйства донесся оглушительный  гул,  сверкнула  молния.
Толпа попятилась, прячась за столбами.
     - Зачем Геральт туда полез? - охнул Лютик. - На кой черт? Зачем  уперся
спасать колдунью? Зачем? Черт побери, Хиреадан, ты это понимаешь?
     Эльф грустно улыбнулся.
     - Понимаю, Лютик, понимаю.

10

     Геральт отскочил от очередной оранжево-огненной стрелы,  вылетевшей  из
пальцев чародейки. Она явно утомилась, стрелы были слабые и медлительные, он
увертывался от них без особого труда.
     - Йеннифэр! - крикнул он. - Успокойся! Да пойми же ты  наконец,  что  я
хочу тебе сказать! Ты не сможешь...
     Он не докончил. Из рук волшебницы вырвались тоненькие красные молнийки,
впились в него в нескольких местах и буквально обмотали. Одежда  зашипела  и
задымилась.
     - Не смогу? - процедила она, встав над ним. - Сейчас увидишь, на что  я
способна. Достаточно, если ты просто полежишь и не будешь мне мешать.
     - Сними это с  меня!  -  зарычал  он,  пытаясь  вырваться  из  огненной
паутины. - Я горю, черт побери!
     - Не шевелись, - посоветовала она, тяжело дыша. - Это жжет только когда
двигаешься... Я не могу уделить тебе больше времени, ведьмак. Пошалили  -  и
будет, хорошего понемножку. Я должна заняться джинном, он готов сбежать...
     - Сбежать?  -  крикнул  Геральт.  -  Это  ты  должна  бежать!  Джинн...
Йеннифэр, послушай меня. Я  должен  тебе  кое  в  чем  признаться...  Должен
сказать тебе правду. Ты удивишься.

11

     Джинн рванулся на привязи, облетел круг, натянул удерживающие его  нити
и смел башенку с дома Бо Беррана.
     - Ну и рычит! - поморщился Лютик, непроизвольно хватаясь  за  горло.  -
Как рычит! Жуть! Похоже, он чертовски взбешен!
     - Ибо взбешен, - произнес богослужитель.
     Хиреадан быстро взглянул на него.
     - Что?
     - Он взбешен, - повторил Крепп. - И неудивительно. Я бы тоже взбесился,
доведись мне в точности выполнять первое желание, которое случайно  высказал
ведьмак...
     - Что? - крикнул Лютик. - Геральт? Желание?
     - Ведь у него в руке была печать, которая удерживала джинна в  бутылке.
Гений выполняет его желания. Поэтому волшебница и не может  одолеть  джинна.
Но ведьмаку не следует ей об этом говорить, даже если он уже  догадался.  Не
следует.
     - Черт, - буркнул Хиреадан. - Я начинаю понимать. Ключник в  подвале...
Лопнул...
     - Это  было  второе  желание  ведьмака.  У  него  осталось  еще   одно.
Последнее. Но, боги, он не должен выдавать этого Йеннифэр!

12

     Она стояла неподвижно,  наклонившись  к  нему  к  не  обращая  никакого
внимания на джинна, мечущегося на привязи над крышей корчмы. Дом сотрясался,
с потолка сыпалась известка, мебель ползала по полу, лихорадочно тряслась.
     - Вот оно  что,  -  прошипела  она.  -  Благодарю.  Тебе  удалось  меня
обмануть. Не Лютик, а ты! Так вот почему джинн так  борется!  Но  я  еще  не
проиграла, Геральт. Ты недооцениваешь моей силы. Пока что у меня в  руках  и
джинн, и ты. У тебя есть еще  одно,  последнее  желание?  Так  выскажи  его.
Освободи джинна, и тогда я загоню его в бутылку.
     - Тебе не хватит сил, Йеннифэр.
     - Ты недооцениваешь мои силы. Желание, Геральт, желание!
     - Нет, Йеннифэр. Не могу... Джинн, может, и выполнит его,  но  тебя  не
простит. Освободившись, он убьет тебя, отыграется  на  тебе.  Ты  ослаблена,
едва держишься на ногах. Ты погибнешь, Йеннифэр.
     - Это мой риск! - яростно крикнула она. - Какое тебе дело до того,  что
станется со мной? Подумай лучше о том, что джинн может дать тебе! У  тебя  в
запасе еще  одно  желание!  Ты  можешь  пожелать  что  угодно!  Воспользуйся
возможностью! Используй ее, ведьмак! Ты можешь иметь все! Все!

13

     - Они погибнут оба? - завыл Лютик. - Как это? Господин Скрепп  или  как
вас там... Почему? Ведь ведьмак... Почему, я просто слов не  нахожу,  он  не
бежит? Почему? Что его там держит? Это же глупо...
     - Глупо и бессмысленно, - горько проговорил Хиреадан. - Совершенно.
     - Самоубийство и обыкновенный идиотизм!
     - Это его профессия, - вставил Невилл. -  Ведьмак  спасает  мой  город.
Призываю богов в свидетели: если он победит волшебницу и прогонит демона,  я
щедро его вознагражу...
     Лютик сорвал с головы шапочку, украшенную пером цапли, плюнул  на  нее,
кинул в грязь и растоптал, повторяя при этом самые  разные  слова  на  самых
разных языках.
     - Но ведь он... - вдруг простонал бард. - У него же в запасе  есть  еще
одно желание. Он мог бы спасти и ее, и себя! Господин Крепп!
     - Все не так просто, - задумался богослужитель. - Но если бы он  как-то
связал свою судьбу с судьбой... Нет, не думаю, чтобы он догадался. И  лучше,
пожалуй, чтобы не догадался.

14

     - Желание, Геральт! Скорее! Чего  ты  желаешь?  Бессмертия?  Богатства?
Славы? Власти? Могущества? Почестей? Скорее, у нас нет времени!
     Он молчал.
     - Ты хочешь стать человеком, - вдруг сказала она, мерзко усмехаясь. - Я
угадала, верно? Вот чего ты хочешь, вот о чем мечтаешь! О  высвобождении,  о
свободе, возможности быть тем, кем хочешь, а  не  тем,  кем  быть  вынужден.
Джинн исполнит это желание, Геральт. Выскажи его.
     Геральт молчал.
     Она стояла над ним в  мигающем  свете  волшебного  шара,  в  магическом
свете, в розблесках удерживающих джинна лучей, с развевающимися  волосами  и
горящими  фиолетовым  огнем  глазами,   выпрямившаяся,   стройная,   черная,
страшная...
     И прекрасная.
     Она резко наклонилась, взглянула ему в глаза.  Он  почувствовал  аромат
сирени и крыжовника.
     - Молчишь? Так вот чего ты желаешь,  ведьмак!  Вот  каково  твое  самое
потаенное желание! Ты не знаешь или не можешь решиться? Поищи в себе,  поищи
глубоко  и  тщательно,  ибо,  клянусь  Силой,  другой  возможности  тебе  не
представится!
     А он вдруг обрел истину. Он знал. Знал, кем она была  когда-то.  О  чем
помнила, о чем не могла забыть, с чем жила.  Кем  была  в  действительности,
прежде чем стала волшебницей.
     Потому что на него смотрели  холодные,  пронизывающие,  алые  и  мудрые
глаза горбуньи.
     Он ужаснулся. Нет, не от осознания правды. Он ужаснулся оттого, что она
читает его мысли, знает, что он угадал. И никогда ему этого не  простит.  Он
приглушил в себе эту мысль, убил ее, выкинул из памяти, навсегда, без следа,
чувствуя при этом огромное облегчение. Чувствуя, что...
     Потолок лопнул. Джинн, опутанный сетью уже угасающих  лучей,  повалился
прямо на них, рыча, и в  рычании  этом  было  торжество  и  жажда  убийства.
Йеннифэр кинулась ему навстречу, из ее рук вырвался свет. Очень слабый свет.
     Джинн разинул пасть и протянул к ней лапы. А ведьмак вдруг понял,  чего
хочет.
     И выговорил желание.

15

     Дом взорвался, кирпичи, балки и доски взлетели  вверх  в  туче  дыма  и
искр.  Из  пыли  выплыл  джинн,  огромный,  как  овин.  Рыча   и   заливаясь
торжествующим хохотом, гений Воздуха - д'йини,  уже  не  связанный  никакими
обязательствами и ничьей волей, проделал над городом три круга, сорвал шпиль
с башни ратуши, взмыл в небо и улетел, пропал, исчез.
     - Убежал! Убежал! - воскликнул богослужитель Крепп. -  Ведьмак  добился
своего! Гений улетел! Больше он никому не угрожает!
     - Ах, - произнес Эррдиль с искренним  восхищением.  -  Какие  красочные
развалины!
     - Черт! Черт! - крикнул Лютик, скорчившись за стеной. - Развалился весь
дом! Выжить не мог никто! Это говорю вам я. Лютик!
     - Ведьмак Геральт из Ривии пожертвовал собой ради  спасения  города,  -
торжественно проговорил ипат Невилл. - Мы не забудем его, мы почтим его.  Мы
подумаем о памятнике...
     Лютик стряхнул с рукава кусок заляпанного  глиной  тростникового  мата,
отряхнул курточку от хлопьев смоченной дождем штукатурки, взглянул на  ипата
и несколькими тщательно подобранными словами высказал свое мнение о  жертве,
почестях, памяти и всех памятниках мира.

16

     Геральт осмотрелся. Из дыры в  потолке  медленно  капала  вода.  Кругом
валялся хлам и кучи деревяшек. По странной случайности то место, где  лежали
они, было совершенно чистым. На них не упала ни одна доска, ни один  кирпич.
Все было так, словно их охранял невидимый щит.
     Йеннифэр, слегка покрасневшая, опустилась рядом, уперев руки в колени.
     - Ведьмак, - кашлянула она. - Ты жив?
     - Жив. - Геральт отер пыль с лица, свистнул.
     Йеннифэр медленным движением  коснулась  его  запястья,  нежно  провела
пальцами по ладони.
     - Я тебя обожгла...
     - Мелочь. Несколько пузырей...
     - Прости. Знаешь, джинн убрался. Окончательно и бесповоротно.
     - Ты жалеешь?
     - Не очень.
     - Ну и хорошо. Помоги мне встать, пожалуйста.
     - Погоди, - прошептала она. - А твое  желание...  Я  слышала,  чего  ты
пожелал. Я одурела, просто одурела. Всего я  могла  ожидать,  только...  Что
тебя заставило так поступить, Геральт? Почему... Почему я?
     - Не знаешь?
     Она наклонилась,  он  почувствовал  на  лице  прикосновение  ее  волос,
пахнущих сиренью и крыжовником, вдруг понял, что никогда  не  забудет  этого
аромата, этого мягкого прикосновения,  понял,  что  никогда  уже  не  сможет
сравнить  их  с  другими  запахами  и  другими   прикосновениями.   Йеннифэр
поцеловала его, и он понял, что никогда не пожелает других губ,  кроме  этих
мягких, влажных и сладких от помады. Он вдруг понял, что с этой  минуты  для
него  будет  существовать  только  она,  ее   шея,   ее   руки   и   грудки,
высвободившиеся из-под  черного  платья,  ее  нежная,  прохладная  кожа,  не
сравнимая ни с одной из тех, которых он касался. Он видел  совсем  рядом  ее
фиалковые глаза, прекраснейшие глаза в мире, глаза, которые,  он  так  этого
боялся, станут для него...
     ...всем. Он знал это.
     - Твое желание, - шепнула она, приложив губы к самому  его  уху.  -  Не
знаю, может ли вообще исполниться твое желание. Не  знаю,  существует  ли  в
Природе Сила, способная исполнить  такое  желание.  Но  если  может,  то  ты
приговорил себя. Приговорил себя... ко мне.
     Он прервал ее поцелуем, объятием, прикосновением,  лаской,  ласками,  а
потом уже всем, всем собою, каждою своей мыслью, единственной мыслью,  всем,
всем, всем. Они прервали тишину вздохами и шелестом  раскидываемой  по  полу
одежды, прервали тишину очень мягко и неторопливо, обстоятельно, заботливо и
нежно, и хотя оба не очень-то знали, что такое заботливость и нежность,  это
свершилось, ибо они очень того хотели. И вообще, они не спешили - и весь мир
вокруг перестал  существовать,  перестал  существовать  на  краткий,  совсем
краткий миг, а им казалось, что это была  целая  вечность,  потому  что  это
действительно была целая вечность.
     А потом мир снова возник,  но  теперь  он  существовал  уже  совершенно
по-другому.
     - Геральт?
     - Ммм...
     - И что теперь?
     - Не знаю.
     - Я тоже не знаю. Потому что, понимаешь, я... Я не уверена,  стоило  ли
тебе обрекать себя на меня. Я не умею... Подожди, что ты делаешь... Я хотела
тебе сказать...
     - Йеннифэр... Йен...
     - Йен, - повторила она, полностью подчиняясь ему. - Никто никогда  меня
так не называл. Скажи еще раз, пожалуйста, ну скажи.
     - Йен...
     - Геральт...

17

     Дождь прекратился. Над Риндой загорелась  радуга,  она  пересекла  небо
оборванной многоцветной дугой. Казалось, она вырастает прямо из  разрушенной
крыши корчмы.
     - О боги, - буркнул Лютик. - Какая тишина... Они  мертвы,  говорю  вам.
Или поубивали друг друга, или мой джинн их прикончил.
     - Надо бы взглянуть, - сказал Вратимир, вытирая лоб помятой  шапкой.  -
Они могут быть ранены. Может, вызвать медика?
     - Уж скорее могильщика, - сказал Крепп. - Знаю я этих колдуний, да и  у
ведьмака в глазах  тоже  чертики  бегали.  Что  поделаешь,  надо  копать  на
жальнике  две  могилы.  Правда,  эту  Йеннифэр  я   посоветовал   бы   перед
захоронением проткнуть осиновым колом.
     - Какая тишина, - повторил Лютик. - Только что доски летали,  а  теперь
мертвая тишина, слышно, как муха пролетит.
     Они подошли к развалинам будущей корчмы. Осторожно и медленно.
     - Пусть столяр готовит гробы, - сказал Крепп. - Скажите столяру.
     - Тише, - прервал Эррдиль. - Я что-то слышал. Что это было, Хиреадан?
     Эльф откинул волосы с остроконечного уха, наклонил голову.
     - Не уверен... Подойдем поближе.
     - Йеннифэр жива, - вдруг сказал Лютик, напрягая свой музыкальный  слух.
- Я слышал, как она застонала. О, снова!
     - Верно, - подтвердил Эррдиль. - Я тоже  слышал.  Застонала.  Вероятно,
ужасно страдает. Хиреадан, куда ты! Поберегись!
     Эльф осторожно заглянул в разбитое окно и тут же отпрянул.
     - Пошли отсюда, - сказал он кратко. - Не будем им мешать.
     - Так они оба живы? Хиреадан? Что они там делают?
     - Пошли отсюда, - повторил эльф. - Оставим их ненадолго  вдвоем.  Пусть
останутся, она, он и его последнее желание. Переждем в какой-нибудь  корчме,
пройдет немного времени, и они к нам присоединятся. Оба.
     - Нет, что они там делают? - заинтересовался Лютик. -  Скажи  же,  черт
побери!
     Эльф улыбнулся. Очень, очень грустно.
     - Не люблю громких слов, - сказал он. - Но  другими  словами  этого  не
передать.