НЕМНОГО ЖЕРТВЕННОСТИ (часть 2)
4
     - Ого, - разыграл удивление ведьмак. -  Явился,  однако?  Я  думал,  не
вернешься на ночь.
     Лютик закрыл дверь на крючок, повесил  на  гвоздь  лютню  и  шапочку  с
эгреткой, снял куртку, отряхнул  и  положил  на  мешки,  валявшиеся  в  углу
комнаты. Кроме  мешков,  лохани  и  огромного,  набитого  гороховой  соломой
матраца, в комнате на чердаке не было никакой мебели - даже свеча стояла  на
полу, в застывшей лужице воска. Дроухард восхищался Лютиком, но, видать,  не
настолько, чтобы отдать в его распоряжение комнату или хотя бы эркер.
     - А почему это ты думал, - спросил Лютик, стягивая башмаки, - что я  не
вернусь на ночь?
     - Думал, - ведьмак приподнялся на локте, хрустнув  соломой,  -  пойдешь
петь серенады под окном прекрасной Биелки,  в  сторону  которой  весь  вечер
вывешивал язык, словно кобель при виде суки.
     - Ха-ха, - засмеялся бард. - До чего ж ты  глуп.  Биелка?  Чихал  я  на
Биелку. Просто я хотел вызвать ревность  у  Акаретты,  за  которой  приударю
завтра. Подвинься.
     Лютик повалился на матрац и стянул с Геральта попону. Геральт, чувствуя
странную злобу, отвернулся к маленькому оконцу, сквозь которое, не поработай
там пауки, было бы видно звездное небо.
     - Чего набычился?  -  спросил  поэт.  -  Тебе  лихо,  что  я  бегаю  за
девчонками? С каких пор? Может, ты стал друидом и  принес  обет  чистоты?  А
может...
     - Перестань токовать. Я устал. Ты не заметил, что впервые за две недели
у нас есть крыша над головой и матрац? Тебя не радует мысль,  что  под  утро
нам не накапает на носы?
     - Для меня, - размечтался Лютик, - матрац без девочки - не матрац. Он -
неполное счастье, а что есть неполное счастье?
     Геральт глухо застонал, как всегда, когда  на  Лютика  находила  ночная
болтливость.
     - Неполное счастье, - продолжал Лютик, вслушиваясь в собственный голос,
- это как... как прерванный поцелуй. Что скрипишь зубами, позволь спросить?
     - До чего ж ты нуден, Лютик. Ничего, только  матрацы,  девочки,  попки,
сиськи,  неполное  счастье  и  поцелуйчики,  прерванные  собаками,   которых
науськивают на тебя родители невест. Что  ж,  видно,  иначе  ты  не  можешь.
Видимо,  только  фривольность  -  чтобы  не  сказать  неразборчивый  блуд  -
позволяет вам слагать баллады, писать стихи и петь. Видимо, это - запиши!  -
темная сторона таланта.
     Он сказал слишком много и недостаточно  холодно.  И  Лютик  запросто  и
безошибочно раскусил его.
     - Так,  -  сказал  он  спокойно.  -  Эсси  Давен  по  прозвищу  Глазок.
Прелестный глазок Глазка остановился на ведьмаке и вызвал  в  душе  ведьмака
смятение.  Ведьмак  повел  себя  по  отношению  к  Глазку,  как  жак   перед
принцессой. И вместо того чтобы винить себя, винит ее и ищет  в  ней  темные
стороны.
     - Глупости, Лютик.
     - Нет, дорогой мой. Эсси произвела на  тебя  впечатление,  не  скрывай.
Впрочем, не вижу ничего безнравственного. Но будь осторожен, не ошибись. Она
не такая, как ты думаешь. Если у  ее  таланта  и  есть  темные  стороны,  то
наверняка не такие, какие ты себе вообразил.
     - Догадываюсь, - сказал ведьмак, совладав с голосом,  -  ты  знаешь  ее
очень хорошо.
     - Достаточно хорошо. Но не так, как думаешь ты. Не так.
     - Довольно оригинально для тебя, согласись.
     - Глупый ты. - Бард потянулся, подложил обе руки под голову. -  Я  знаю
Куколку почти с детства. Она для меня... ну... как младшая сестра. Повторяю,
не ошибись, не сглупи... Тем самым ты  доставишь  ей  огромную  неприятность
потому что и ты произвел на нее впечатление. Признайся - ты хочешь ее?
     - Даже если и так, то,  в  противоположность  тебе,  я  не  привык  это
обсуждать, - отрезал Геральт. - И сочинять об этом песенки. Благодарю за то,
что ты о ней сказал. Быть может, действительно спас меня от глупой ошибки. И
конец. Тема исчерпана.
     Лютик некоторое время лежал неподвижно и молчал, но  Геральт  знал  его
слишком хорошо.
     - Знаю, - сказал поэт.
     - Ни хрена ты не знаешь, Лютик.
     - Знаешь, в чем проблема, Геральт? Тебе  кажется,  будто  ты  иной.  Ты
носишься со своей "инностью", с тем, что принимаешь за ненормальность. Ты со
своей "ненормальностью"  нагло  навязываешься  всем,  не  понимая,  что  для
большинства трезво мыслящих людей ты самый нормальнейший в мире  человек,  и
дайте боги, чтобы все были такими нормальными. У тебя более быстрая реакция,
вертикальные зрачки? Ты видишь в темноте, как кошка? Разбираешься  в  чарах?
Тоже мне, великое дело! Я, дорогой мой, когда-то знал  трактирщика,  который
ухитрялся в течение десяти минут непрерывно пускать ветры, да так,  что  они
складывались в мелодию псалма: "О прииди, прииди, утренняя заря". И все  же,
несмотря на необычный, как там  ни  говори,  талант,  трактирщик  был  самым
нормальным среди нормальных, была  у  него  жена,  дети  и  бабки,  разбитая
параличом...
     - Что тут общего с Эсси Давен? Ты можешь объяснить?
     - Само собой. Тебе  безо  всяких  оснований  почудилось,  якобы  Глазок
заинтересовалась тобой из нездорового, прямо-таки извращенного  любопытства,
что  она  глядит  на  тебя  как  на  диковинку,  двухголового  теленка  либо
саламандру в зверинце. И ты тут же надулся, как индюк, дал ей при первой  же
оказии неприличный, незаслуженный реприманд, хотя, видят боги,  я  не  знаю,
что это означает, возвратил удар,  которого  она  не  нанесла.  Я  был  тому
свидетелем. Как дальше развивались события, я уже не видел, но заметил  ваше
бегство из залы и ее порозовевшие ланиты, когда ты вернулся. Да, Геральт.  Я
пытаюсь предостеречь тебя  от  ошибки,  а  ты  ее  уже  совершил.  Ты  хотел
отыграться на ней за нездоровое, по твоим понятиям, любопытство. Решил  этим
любопытством воспользоваться.
     - Повторяю, ты несешь чепуху.
     - Решил попробовать, - невозмутимо продолжал бард, - а  не  удастся  ли
уволочь ее на сенник, узнать, не будет ли ей интересно  заняться  любовью  с
чудаком,  перевертышем-ведьмаком.  К  счастью,  Эсси   оказалась   умнее   и
благородно смилостивилась над твоей глупостью, поняв  ее  причину.  Я  делаю
такой вывод на основании того, что ты вернулся  с  террасы  не  с  распухшей
физиономией.
     - Ты кончил?
     - Кончил.
     - Ну тогда спокойной ночи.
     - Знаю, отчего ты злишься и скрипишь зубами.
     - Еще бы. Ты ведь знаешь все.
     - Знаю, кто тебя так переиначил, кому ты  обязан  тем,  что  не  можешь
понять нормальной женщины. Ну и влезла же  тебе  в  печенку  твоя  Йеннифэр,
провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что ты в ней нашел.
     - Прекрати, Лютик.
     - А в натуре-то, ты предпочитаешь нормальную девушку, такую  как  Эсси.
Что ты нашел в чародейке такого, чего нет у Эсси? Разве что возраст? Глазок,
может, не самая юная, но ей столько лет, на сколько она выглядит. А  знаешь,
в чем когда-то призналась мне Йеннифэр после  нескольких  бокалов?  Ха-ха...
Она сказала, что впервые делала это с мужчиной тика в тику через  год  после
того, как изобрели двухлемешный плуг.
     - Лжешь, Йеннифэр не переносит тебя, как моровую язву, и никогда бы  не
раскрылась.
     - Ладно, соврал я, признаюсь.
     - Незачем. Я тебя знаю.
     - Тебе только кажется, будто знаешь. Не забывай - я натура сложная.
     - Лютик, - вздохнул  ведьмак,  действительно  чувствуя,  как  слипаются
глаза. - Ты циник, свинтус, бабник и лжец. И ничего, поверь, ничего сложного
в тебе нет. Спокойной ночи.
     - Спокойной.

5

     - А ты рано встаешь, Эсси.
     Поэтесса  улыбнулась,  придерживая  развевающиеся  на   ветру   волосы.
Осторожно вошла на мол, обходя дыры и прогнившие доски.
     - Я не могла упустить возможность увидеть ведьмака  за  работой.  Снова
будешь утверждать, якобы я слишком любопытна? Ну что ж, не скрываю, и верно,
очень любопытна. Как дела?
     - Какие дела?
     - Ах, Геральт. Ты недооцениваешь моей любознательности,  моего  таланта
улавливать и интерпретировать услышанное. Я  уже  все  знаю  о  несчастье  с
ловцами жемчуга, знаю подробности твоего  уговора  с  Агловалем,  знаю,  что
ищешь моряка, который согласится поплыть туда, к Драконьим Клыкам. Ну и как,
нашел?
     Геральт некоторое время внимательно глядел на нее, потом вдруг решился.
     - Нет. Не нашел. Ни одного.
     - Боятся?
     - Боятся.
     - Как же ты думаешь заняться разведкой, не выйдя в море? Как,  не  имея
возможности отплыть,  хочешь  схватить  за  шкуру  чудовище,  которое  убило
ловцов?
     Он взял ее за руку и свел с помоста. Они шли медленно по  берегу  моря,
по каменистому пляжу, вдоль выволоченных на берег баркасов, меж рядов сетей,
развешенных на шестах, меж покачивающихся на ветру  занавесей  из  вялящихся
рыб. Геральт неожиданно  обнаружил,  что  общество  поэтессы  ему  вовсе  не
мешает, что она не утомительна и не нахальна. Кроме того, он  надеялся,  что
спокойная и деловая  беседа  сотрет  последствия  того  глупого  поцелуя  на
террасе. Тот факт, что Эсси пришла на мол, позволял надеяться,  что  она  на
него не в обиде. Он был этому рад.
     - Схватить за шкуру чудовище, - проворчал он, повторяя ее слова. - Если
б еще ведать как. Я очень мало знаю о морских страховидлах.
     - Интересно. Насколько мне известно, в море чудовищ гораздо больше, чем
на суше. Как по количеству, так и по разнообразию. Казалось бы, море  должно
быть неплохим полем деятельности для ведьмака.
     - Однако - нет.
     - Почему?
     - Наступление людей на море, - он отвернулся,  откашлялся,  -  началось
недавно. Ведьмаки были нужны раньше, на суше, на первом  этапе  колонизации.
Мы не годимся для войны с существами, обитающими в море, хотя, верно, в  нем
полным-полно всякой агрессивной нечисти. Но  наших  ведьмачьих  способностей
недостаточно в борьбе против  морских  чудищ.  Эти  существа  для  нас  либо
чересчур велики, слишком хорошо защищены  броней,  либо  очень  уж  уверенно
чувствуют себя в своей стихии. А то и одновременно все, вместе взятое.
     - А чудовище, которое убило ловцов? Не догадываешься, что это было?
     - Может, кракен?
     - Нет. Кракен разбил бы лодку, а  лодка  осталась  целой.  И,  говорят,
полна крови. - Глазок сглотнула и заметно побледнела.  -  Не  думай,  что  я
умничаю. Я выросла у моря, кое-что видела.
     - Так что это могло быть? Гигантский кальмар? Он мог  стащить  людей  с
палубы...
     - Тогда не было бы крови. Это не кальмар,  не  касатка,  не  дракопаха.
Ведь они не разбили, не перевернули лодку. Это вошло на палубу и там учинило
резню. Возможно, ты ошибаешься, ища в море?
     Ведьмак задумался.
     - Ты начинаешь меня удивлять, Эсси, - сказал он. Поэтесса покраснела. -
Не исключено: это могло напасть с воздуха.  Какие-нибудь  дракоптица,  гриф,
выворотень, летюга или вилохвост. Может, даже рух...
     - Прости, - прервала его Эсси. - Гляди, кто идет?
     По берегу приближался Агловаль, один, в сильно намокшей одежде. Он  был
заметно зол, а увидев их, стал прямо-таки пунцовым от ярости.
     Эсси сделала книксен, Геральт наклонил голову, приложил руку к груди.
     - Я торчу на камнях  три  часа  кряду,  почти  с  рассвета,  -  сплюнул
Агловаль. - А она даже не показалась. Три часа, дурак  дураком,  на  камнях,
которые заливают волны. В мокрых штанах.
     - Сожалею, - буркнул ведьмак.
     - Ты сожалеешь? - взорвался князь.  -  Сожалеешь!  Это  твоя  вина.  Ты
провалил все. Все испоганил!
     - Что именно? Я был всего лишь переводчиком...
     - К черту, - живо прервал Агловаль, поворачиваясь к нему боком. Профиль
у него был воистину королевский, хоть на монетах чекань. -  Зачем  только  я
тебя нанимал! Это звучит парадоксально, но, пока  не  было  переводчика,  мы
лучше понимали друг друга, я и Шъееназ, если ты знаешь, о чем я. А теперь...
Слышал, что болтают в  городе?  Шушукаются  по  углам:  мол,  ловцы  погибли
потому, что я разозлил сирену. Дескать, это ее месть.
     - Ерунда, - холодно бросил ведьмак.
     - А если не ерунда? - проворчал князь. - Откуда мне знать,  что  ты  ей
тогда наплел? И на что она способна?  С  какими  чудищами  якшается  там,  в
глубине? Докажи, что все это ерунда. Принеси мне  голову  чудовища,  которое
убило ловцов. Берись за работу, вместо того чтобы флиртовать на пляже.
     - За работу? - поинтересовался ведьмак. - Как? Выйти в море  верхом  на
бочке? Твой Зелест угрожал матросам пытками и шибеницей, и все  равно  никто
не хочет. Сам Зелест тоже не намерен. Тогда как...
     - Какое мне дело как? - прервал Агловаль. - Твоя забота! Для чего нужны
ведьмаки, если не для того, чтобы порядочные люди  не  ломали  себе  голову,
решая, как освободиться от чудовищ? Я нанял тебя и  требую,  чтобы  ты  свою
работу выполнил. А нет, так  выматывайся,  иначе  погоню  кнутами  до  самых
границ моих владений!
     - Успокойтесь, высокородный князь, - тихо  проговорила  Глазок,  но  ее
бледность и дрожь в  руках  выдавали  возбуждение.  -  И  не  надо  угрожать
Геральту, убедительно прошу. К счастью, у  нас  с  Лютиком  есть  друзья.  К
примеру, король Этайн из Цидариса очень любит нас  и  наши  баллады.  Король
Этайн - просвещенный монарх и всегда говорит, что наши баллады -  не  просто
бравурная мелодия и рифмы, но и способ передачи сведений и знаний,  что  это
хроника человечества.  Вам  очень  хочется,  благородный  князь,  попасть  в
хронику человечества? Могу помочь.
     Агловаль несколько секунд глядел  на  нее  холодным,  пренебрежительным
взглядом.
     - У погибших ловцов были жены и дети, - сказал он наконец гораздо  тише
и спокойней. - Оставшиеся в живых, когда голод заглянет им в горшки,  быстро
выйдут в море снова. Ловцы жемчуга, губок, устриц  и  омаров,  рыбаки.  Все.
Сейчас они боятся, но голод победит страх. Они выйдут в  море.  Но  вернутся
ли? Как считаешь, Геральт? Мазель Давен? Интересно б послушать вашу балладу,
которую вы об этом сложите. Балладу  о  ведьмаке,  бездеятельно  стоящем  на
берегу и взирающем на окровавленные палубы лодок, на плачущих детей.
     Эсси побледнела еще больше, но гордо вскинула голову, дунула на прядь и
уже собиралась ответить, но Геральт  быстро  схватил  ее  за  руку  и  сжал,
предупреждая готовые вырваться слова.
     - Довольно, - сказал он. - Во всем этом потопе слов было  только  одно,
по-настоящему стоящее. Ты нанял  меня,  Агловаль.  Я  согласился  и  выполню
задание, если оно вообще выполнимо.
     - Рассчитываю на это, -  коротко  ответил  князь.  -  До  встречи.  Мой
поклон, мазель Давен.
     Эсси не присела, только кивнула. Агловаль подтянул мокрые брюки и пошел
к порту, покачиваясь на камнях. Только теперь Геральт заметил, что  все  еще
держит поэтессу за руку, а та и не пытается вырвать ее.  Он  разжал  пальцы.
Эсси, понемногу успокаиваясь, повернулась к нему лицом. Румянец  возбуждения
уже сошел.
     - Тебя легко заставить. Достаточно нескольких слов о женщинах и  детях.
А сколько говорят, какие бесчувственные  вы,  ведьмаки.  Послушай,  Агловалю
наплевать на женщин, детей, стариков.  Он  хочет,  чтобы  возобновили  ловлю
жемчуга, потому что каждый день, когда его не приносят, он терпят убытки. Он
тебя дурачит голодными детьми, а ты готов тут же рисковать жизнью...
     - Эсси, - прервал ведьмак. - Я - ведьмак.  Моя  профессия  -  рисковать
жизнью. Дети тут совершенно ни при чем.
     - Меня не обманешь.
     - Откуда ты взяла, что собираюсь?
     - А оттуда, что если б ты  был  таким  холодным  профессионалом,  каким
хочешь казаться, то попытался бы набить цену. А ты словом  не  обмолвился  о
плате. Ну хорошо, довольно об этом. Возвращаемся?
     - Пройдемся еще.
     - С удовольствием. Геральт?
     - Слушаю.
     - Я ведь говорила, что выросла у моря. Умею управлять лодкой и...
     - Выкинь из головы.
     - Почему?
     - Выкинь, и все тут, - повторил он резко.
     - Ты мог бы... сформулировать это повежливее.
     - Мог бы. Но ты бы решила... черт знает,  что  бы  ты  решила.  А  я  -
бесчувственный ведьмак и холодный профессионал. Я рискую собственной жизнью.
Чужой - нет.
     Эсси замолчала. Он видел, как она стиснула губы, как  мотнула  головой.
Порыв ветра снова растрепал ей волосы, на мгновение прикрыл  лицо  путаницей
золотых нитей.
     - Я просто хотела тебе помочь, - сказала она.
     - Знаю. Благодарю.
     - Геральт?
     - Слушаю.
     - А если в слухах, о которых упоминал  Агловаль,  что-то  есть?  Ты  же
знаешь, сирены не везде  и  не  всегда  бывают  доброжелательными.  Известны
случаи...
     - Не верю.
     - Водороски, - задумавшись,  продолжала  Глазок,  -  нереиды,  тритоны,
морские нимфы. Кто знает, на что они  способны.  А  Шъееназ...  У  нее  есть
причины...
     - Не верю, - прервал он.
     - Не веришь или не желаешь поверить?
     Он не ответил.
     - И ты хочешь, чтобы тебя считали холодным профессионалом?  -  спросила
она, странно улыбнувшись. - Тем, кто думает не головой, а острием меча? Если
хочешь, я скажу, каков ты в действительности.
     - Я знаю, какой я в действительности.
     - Ты впечатлительный, чуткий, - сказала она тихо. - В глубине  души  ты
полон тревоги. Меня не обманешь каменной физиономией и холодным голосом.  Ты
- впечатлительный, и именно впечатлительность  заставляет  тебя  бояться,  а
вдруг да то, против чего ты собираешься выступить с мечом в  руке,  окажется
правым, получит моральный перевес...
     - Нет, Эсси, - медленно  проговорил  он.  -  Не  ищи  во  мне  тем  для
трогательных баллад  о  ведьмаке,  разрываемом  внутренними  противоречиями.
Возможно, я и хотел бы, чтобы было так, но этого нет. Мои моральные  дилеммы
разрешают за меня кодекс и воспитание.
     - Не говори  так!  -  воскликнула  она.  -  Я  не  понимаю,  почему  ты
стараешься...
     - Эсси, - снова прервал он. - Попробуй  понять  меня  правильно.  Я  не
странствующий рыцарь.
     - Но и не холодный, бездумный убийца.
     - Верно, - спокойно согласился он. -  Не  холодный  и  бездумный,  хотя
многие считают иначе. Но  не  моя  впечатлительность  и  свойства  характера
возвышают меня, а надменная и грубая  гордость  специалиста,  убежденного  в
своей значимости.  Профессионала,  в  которого  вколотили,  что  законы  его
профессии и холодная рутина важнее  эмоций,  что  они  предохраняют  его  от
ошибок, которые можно совершить, ежели заплутаться в дилеммах Добра  и  Зла,
Порядка и Хаоса.  Не  я  эмоционален,  а  ты.  Впрочем,  того  требует  твоя
профессия, правда? Это ты забеспокоилась, подумав, что симпатичная на первый
взгляд, отвергнутая сирена напала на ловцов  жемчуга  в  приступе  отчаянной
мести.  Ты  сразу  начинаешь  искать  для  сирены   оправдания,   смягчающие
обстоятельства, вздрагиваешь  при  мысли,  что  ведьмак,  которому  заплатил
князь, прикончит прелестную сирену только за то, что та осмелилась поддаться
эмоциям. А ведьмак, Эсси, свободен от таких дилемм. И от эмоций.  Даже  если
окажется, что виновата сирена, ведьмак не убьет ее, потому что это запрещает
кодекс. Кодекс решает дилемму за ведьмака.
     Глазок взглянула на него, быстро подняв голову.
     - Любую дилемму?
     "Она знает про Йеннифэр, - подумал  он.  -  Знает.  Эх,  Лютик,  Лютик,
стервозный ты сплетник..."
     Они глядели друг на друга.
     "Что скрывается в твоих синих глазах, Эсси?  Любопытство?  Увлеченность
моим отличием? Каковы темные стороны твоего таланта, Глазок?"
     - Прости, - сказала она. - Глупый вопрос. И наивный. Говорящий  о  том,
что я вроде бы поверила тому, что ты сказал. Возвращаемся. Ветер пронизывает
до костей. Смотри, как колышется море.
     - Вижу. Знаешь, Эсси, это интересно...
     - Что - интересно?
     - Голову дам на отсечение, что камень, на котором Агловаль  встречается
с сиреной, был ближе к берегу и крупнее. А сейчас его не видно.
     - Прилив, - коротко сказала Эсси. - Скоро вода  дойдет  вон  туда,  под
обрыв.
     - Даже туда?
     - Да. Вода здесь поднимается и опускается  сильнее  локтей  на  десять,
потому что тут, в теснине и устье реки, возникает так  называемое  приливное
эхо, или как там его именуют моряки.
     Геральт глядел на мыс,  на  Драконьи  Клыки,  вгрызающиеся  в  гудящий,
вспененный прибой.
     - Эсси, а когда отлив начнется?
     - Что?
     - Как далеко отступит море?
     - А что? Ах, поняла. Да, ты прав. Оно отступит до линии шельфа.
     - Линии чего?
     - Ну  как  бы  полки,  образующей  дно,  плоского   мелководья,   резко
обрывающегося на границе глубины.
     - А Драконьи Клыки?
     - Они точно на краю.
     - И до них можно будет дойти  посуху?  Сколько  времени  будет  в  моем
распоряжения?
     - Не знаю, - поморщилась Глазок. -  Надо  расспросить  местных.  Но  не
думаю, Геральт, что это удачная  мысль.  Посмотри,  между  сушей  и  Клыками
камки, весь берег изрезан заливчиками и небольшими фиордами. Когда  начнется
отлив, там образуются ущелья, котлы, заполненные водой. Не знаю...
     Со стороны моря, от едва видимых скал, донесся плеск. И громкий певучий
окрик.
     - Белоголовый! - кричала сирена, грациозно перескакивая с гребня  одной
волны на другую и молотя по воде быстрыми изящными ударами хвоста.
     - Шъееназ! - ответил он, махнув рукой.
     Сирена подплыла к камням, встала вертикально в пенящейся глуби,  обеими
руками откинула волосы на спину, демонстрируя при этом  торс  со  всеми  его
прелестями. Геральт кинул взгляд на Эсси. Девушка слегка  зарумянилась  и  с
сожалением и смущением на мгновение кинула взгляд на собственные выпуклости,
едва обозначенные под платьицем.
     - Где мой? - пропела Шъееназ, подплывая ближе. - Он должен был ждать.
     - Ждал три часа и ушел.
     - Ушел? - высокой трелью удивилась сирена. - Не стал ждать? Не выдержал
каких-то несчастных трех часов? Так я и думала. Ни  капли  жертвенности!  Ну
нисколечко!  Противный,  противный,  противный!  А  что  делаешь  здесь  ты,
белоголовый? Прогуливаешься с любимой? Прекрасная пара, только вот ноги  вас
уродуют.
     - Это не моя любимая. Мы едва знакомы.
     - Да? - удивилась Шъееназ. - А жаль. Вы подходите друг другу, прекрасно
смотритесь рядом. Кто она?
     - Я Эсси Давен, поэтесса, - пропела Глазок с акцентом и  мелодичностью,
по сравнению с которыми  голос  ведьмака  звучал  как  воронье  карканье.  -
Приятно познакомиться, Шъееназ.
     Сирена шлепнула ладонями по воде, звучно рассмеялась.
     - Как хорошо! Ты знаешь нашу речь! Даю слово, вы поражаете меня,  люди.
Воистину, нас разделяет вовсе не так много, как утверждают некоторые.
     Ведьмак был удивлен не меньше сирены,  хоть  и  мог  предполагать,  что
образованная и начитанная Эсси лучше его знает Старшую  Речь,  язык  эльфов,
певучую версию которого использовали сирены, водороски и нереиды. Ему должно
было быть ясно также и то, что певучесть  и  сложная  мелодика  речи  сирен,
осложнявшие ему общение, Глазку его только облегчали.
     - Шъееназ! - воскликнул он. - Кое-что нас все-таки разделяет,  и  порой
этим оказывается пролитая кровь! Кто... кто убил ловцов жемчуга там, у  двух
скал? Скажи!
     Сирена  нырнула,  взбурлив  воду.  Через  секунду  снова  выскочила  на
поверхность, а ее красивое личико съежилось в противной гримасе.
     - Не смейте! - пронзительно крикнула она. - Не  смейте  приближаться  к
Ступеням! Это не для вас! Не ссорьтесь с ними! Это не для вас!
     - Что? Что не для нас?
     - Не для вас! - воскликнула Шъееназ, бросаясь всем телом на волны.
     Высоко  взметнулись  брызги.  Еще  мгновение  был   виден   ее   хвост,
раздвоенный узкий плавник, бьющий по волнам. Потом она скрылась в глубине.
     Глазок поправила волосы, взвихренные ветром. Она стояла молча, наклонив
голову.
     - Не знал, что ты так хорошо владеешь Старшей Речью, Эсси.
     - И не мог знать, - ответила она с горечью в голосе. - Ведь... ведь  мы
едва знакомы.

6

     - Геральт, - сказал Лютик, осматриваясь и  принюхиваясь,  будто  гончий
пес. - Тут жутко воняет, не считаешь?
     - Как сказать. - Ведьмак потянул носом. - Я бывал в таких  местах,  где
воняет еще хуже. Тут - всего-навсего запах моря.
     Бард  отвернулся  и  сплюнул  меж  камней.  Вода  булькала  в  каменных
распадах, пенясь и шумя, приоткрывая промытые волнами,  заполненные  галькой
расселины.
     - Глянь, как все здорово высохло. Куда подевалась вода? Что они  такое,
эти отливы и приливы? Никогда не задумывался?
     - У меня были другие заботы.
     - Думаю, - Лютик слегка вздрогнул, -  там,  в  глубине,  на  самом  дне
чертова океана, сидит преогромнейшее  чудище,  толстая  чешуйчатая  уродина,
жаба с рогами на мерзкой башке. И время от  времени  засасывает  воду,  а  с
водой все живое и годное в пищу; рыб,  тюленей,  черепах  -  все.  А  потом,
насытившись, вырыгивает воду - и получается прилив. Как думаешь, Геральт?
     - Думаю, что ты глуп. Йеннифэр когда-то сказала, что приливы  и  отливы
вызваны Луной.
     Лютик захохотал.
     - Какая ерундистика! Что общего у Луны с морем? На Луну  только  собаки
воют. Купила тебя, Геральт, твоя врушка, посмеялась над тобой. Насколько мне
известно, не в первый раз.
     Ведьмак  не  ответил.  Он  смотрел  на  блестевшие  от  воды  камни   в
проточинах, открывшихся при отливе. В них  все  время  вздымалась  пена,  но
похоже было, что пройти удастся.
     - Ну что ж, за дело, - сказал он, встал и  поправил  на  спине  меч.  -
Дольше ждать нельзя, можем не  успеть  до  начала  прилива.  Ты  по-прежнему
настаиваешь на том, чтобы идти со мной?
     - Да. Темы для баллад - не шишки, их  под  елками  не  собирают.  Кроме
того, у Куколки завтра день рождения.
     - Не улавливаю связи.
     - А жаль. У нас, нормальных людей, принято делать друг другу подарки по
случаю дня рождения. На покупки у меня не хватит финансов. Найду  что-нибудь
на дне морском.
     - Селедку? Каракатицу?
     - Дурной! Янтарь, может, морского конька или  красивую  раковину.  Ведь
важен символ,  доказательство  памяти  и  симпатии.  Я  люблю  Глазок,  хочу
доставить ей радость. Не понимаешь? Так я  и  думал.  Пошли.  Ты  -  первый,
потому как там может сидеть какое-нибудь чудо.
     - Ладно.  -  Ведьмак  спустился  с  обрыва   на   осклизлые,   покрытые
водорослями камни. - Пойду первым, чтобы в  случае  чего  защитить  тебя.  В
доказательство памяти и симпатии. Только запомни: как я крикну, хватай  ноги
в руки и чтоб не путался у меня  под  мечом.  Мы  идем  не  морских  коньков
собирать. Идем расправляться с чудовищем, которое мордует людей.
     Они двинулись вниз, в трещины освободившегося от воды дна,  местами  по
колено в воде, все еще кипевшей  в  каменных  ущельях.  Увязали  в  мульдах,
выстланных песком и морскими водорослями. Ко всему  прочему  начался  дождь,
так что вскоре они промокли  до  нитки.  Лютик  то  и  дело  останавливался,
ковырял палочкой в гальке и клубках водорослей.
     - Взгляни, Геральт, рыбка. Вся красная, черт меня  возьми.  А  это?  О,
маленький угорь. А это? Это что такое? Похоже на огромную прозрачную  блоху.
А это... О Господи! Гера-а-альт!
     Ведьмак резко обернулся, держа руку на мече.
     Это  был   человеческий   череп,   белый,   отполированный   о   камни,
заклинившийся в скальной расселине и забитый песком.  И  не  только  песком.
Лютик, увидев извивающегося в глазнице многощетинкового  червя,  затрясся  и
издал очень неприятный звук. Ведьмак пожал плечами,  направляясь  в  сторону
освободившейся  от  воды  каменной  равнины,  к  зубчатым  рифам,  именуемым
Драконьими Клыками и сейчас  напоминающим  горы.  Шел  осторожно.  Дно  было
усеяно голотуриями, раковинами, кустиками водорослей.  В  лужах  и  впадинах
раскачивались огромные медузы  и  метались  змеехвостки.  Маленькие  пестрые
крабы удирали от них, двигаясь бочком, перебирая ножками.
     Геральт уже издалека заметил труп, застрявший между камнями. Утопленник
шевелил выступающей из-под водорослей грудной клеткой, хотя в  принципе  ему
уже нечем было шевелить. Вокруг него и в нем кишмя кишели крабы. Труп не мог
находиться в воде больше суток, но крабы ободрали его так,  что  осматривать
не было смысла. Ведьмак молча изменил  направление,  обходя  труп  стороной.
Лютик ничего не заметил.
     - Ну и несет же тут, - выругался он, догоняя Геральта, плюнул, стряхнул
воду с шапочки. -  И  льет,  и  холодно.  Простужусь,  потеряю  голос,  черт
побери...
     - Не ной. Если хочешь вернуться, дорогу знаешь.
     Сразу за основанием Драконьих Клыков раскинулась полка, а  дальше  была
голубизна, спокойно волнующееся море. Граница отлива.
     - Эй, Геральт, -  Лютик  осмотрелся,  -  Твое  чудовище,  похоже,  было
достаточно разумно, чтобы выбраться в открытое море вместе с уходящей водой.
А ты, верно, думал, оно будет лежать где-нибудь тут брюхом кверху  и  ждать,
пока ты его затюкаешь?
     - Помолчи.
     Ведьмак приблизился к краю полки, опустился на колени, осторожно оперся
руками на острые раковины, прикрепившиеся к скале.  Не  видно  было  ничего,
вода была темная, а поверхность замутненная.
     Лютик исследовал закоулки рифов, пинками  отбрасывая  от  ног  наиболее
нахальных крабов, осматривал и ощупывал мокрые камни с бородами из свисающих
водорослей, украшенных шершавыми колониями ракообразных и улиток.
     - Эй, Геральт!
     - Что?
     - Глянь-ка на эти раковины. Жемчужницы, нет?
     - Нет.
     - Ты в этом разбираешься?
     - Нет.
     - Тогда  воздержись  высказывать   свое   мнение,   пока   не   начнешь
разбираться. Я уверен - жемчужницы. Сейчас наберем жемчуга, будет хоть какая
польза от экспедиции, не одна простуда. Собрать, Геральт?
     - Собирай. Чудовище нападает на  ловцов.  Собиратели  вроде  тебя  тоже
входят в эту категорию.
     - Выходит, мне выпала роль приманки?
     - Собирай, собирай. Бери, какие покрупнее, если не будет  жемчужин,  то
хоть похлебку сварим.
     - Еще чего. Буду брать только жемчужины, а скорлупу -  псу  под  хвост.
Черт... Как это открывать? Ножа нет, Геральт?
     - Так ты даже ножа не прикатил?
     - Я поэт, а не ножовщик. А, ладно, свалю в сумку, а  жемчужины  выберем
потом. Ах ты! Пшел вон!
     Краб, которому  досталось  от  Лютиковой  ноги,  пролетел  над  головой
Геральта и  шлепнулся  в  воду.  Ведьмак  медленно  шел  вдоль  края  полки,
вглядываясь в черную, непроницаемую воду  и  слушая  ритмичный  стук  камня,
которым Лютик отбивал улиток от скалы.
     - Лютик! Иди сюда, смотри!
     Рваная, потрескавшаяся  полка  неожиданно  оканчивалась  ровным  острым
краем, уходящим вниз под прямым углом. Под поверхностью воды были ясно видны
огромные  прямоугольные,   правильные   блоки   белого   мрамора,   обросшие
водорослями, моллюсками, актиниями, шевелящимися в воде, как цветы на ветру.
     - Что такое? Похоже на... ступени, - удивленно шепнул Лютик.  -  О-о-о,
лестница в подземный город. В легендарный Ис, который  поглотили  волны.  Ты
слышал легенду о городе бездны, об Исе под Водами? О-о-о, я напишу  об  этом
балладу, такую, что соперников пот прошибет. Надо осмотреть вблизи... Глянь,
там какая-то мозаика, что-то выцарапано.  Какие-то  надписи.  Отодвинься-ка,
Геральт.
     - Лютик! Там глубина! Соскользнешь...
     - А, брось... Я и так весь мокрый. Смотри,  здесь  неглубоко,  едва  по
пояс, на первой-то ступени. И широко, как в бальном зале. О дьявол...
     Геральт мгновенно прыгнул в воду и  удержал  барда,  провалившегося  по
шею.
     - Споткнулся об это дерьмо. - Лютик, хватая воздух, отряхнулся,  обеими
руками поднял большую плоскую  раковину  с  темно-синим  панцирем,  обросшую
кудряшками водорослей. - Этого добра полно на уступах. Красивый цвет, верно?
Дай-ка я положу в твой мешок, мой уже полон.
     - Вылезай оттуда,  -  проворчал  разозлившийся  ведьмак.  -  Немедленно
поднимайся на полку. Это не игра.
     - Тише! Слышал? Что это было?
     Геральт, конечно, слышал. Звук долетел снизу,  из-под  воды.  Глухой  и
глубокий,  хоть  одновременно  хрупкий,  тихий,  краткий,  обрывистый.  Звук
колокола.
     - Колокол, чтоб меня, - шепнул Лютик, выкарабкиваясь на полку. - Я  был
прав, Геральт. Это колокол из затопленного Иса,  колокол  города  призраков,
приглушенный тяжестью глубин. Это проклятые напоминают нам...
     - Ты заткнешься наконец?
     Звук повторился. На этот раз значительно ближе.
     - ...напоминают нам, - продолжал Лютик, выжимая полу куртки, - о  своей
страшной судьбе. Этот звон - предупреждение...
     Ведьмак перестал обращать внимание на голос Лютика  и  переключился  на
другие мысли. Он чувствовал. Чувствовал что-то.
     - Это предупреждение. - Лютик слегка высунул язык, что  привык  делать,
когда сосредоточивался.  -  Предупреждение...  либо,  хммм...  Чтобы  мы  не
забыли... хммм... хммм... Готово!

     Сердце колокола бьется,
     Песнь о смерти нам несет.
     И тревожный голос рвется...

     Вода рядом с ведьмаком забурлила. Лютик крикнул.  Появившееся  из  пены
лупоглазое чудище замахнулось на Геральта широким, зазубренным,  похожим  на
косу лезвием. У Геральта меч был в руке с того самого  момента,  как  только
вода начала горбиться, так что теперь он лишь развернулся и ударил чудище  в
отвисший, покрытый чешуей зоб. Тут же  развернулся  в  другую  сторону,  где
возник второй  бурун  и  появилось  нечто  в  странном  шлеме  и  в  чем-то,
напоминающем латы из позеленевшей меди. Ведьмак широким замахом  меча  отбил
острие направленной в него короткой пики и, с размаху рубанув по  змеерыбьей
зубастой морде, туг же отскочил к краю полки, разбрызгивая воду.
     - Беги, Лютик!
     - Давай руку!
     - Беги, черт побери!
     Новое существо  вынырнуло  из  воды,  рассекая  воздух  кривой  саблей,
которую держало зеленой шершавой лапой.  Ведьмак  оттолкнулся  от  усеянного
ракушками края скалы, встал в боевую  позицию,  но  рыбоглазое  существо  не
приближалось. Ростом оно было с Геральта, вода тоже доходила ему  до  пояса,
но внушительно торчащий на спине гребень  и  раздувшиеся  жабры  делали  его
крупнее Геральта. Гримаса, искривившая широкую зубастую пасть,  поразительно
напоминала жуткую ухмылку.
     Существо, не обращая внимания на два вздрагивающих, плавающих в красной
воде  тела,  подняло  саблю,  которую  держало  обеими  руками  за   длинную
безэфесную  рукоять.  Еще  сильнее  напрягая  гребень  и  жабры,  оно  ловко
закрутило клинком в воздухе. Геральт  слышал,  как  легкое  острие  шипит  и
жужжит.
     Существо сделало шаг вперед, послав в сторону Геральта  волну.  Геральт
тоже завертел мечом. И тоже сделал шаг, принимая вызов.
     Рыбоглазый  ловко  перехватил  рукоять  пальцами  и  медленно   опустил
защищенные черепаховым панцирем и медью руки, погрузив их по самые  локти  в
воду, скрыв под ней оружие. Ведьмак схватил меч обеими  руками  -  правой  у
самого эфеса, левой за головку, поднял оружие вверх и немного  вбок,  повыше
правого плеча. Он глядел в глаза чудовища, но это были опалесцирующие  рыбьи
глаза с капельками  радужниц,  поблескивающие  холодом  и  металлом.  Глаза,
которые ничего не выражали и  ничего  не  выдавали.  Ничего,  что  могло  бы
предупредить о нападении. Из глубины, с низа  ступеней,  уходящих  в  черную
бездну, долетели звуки колокола. Они были все ближе, все явственнее.
     Рыбоглазый  рванулся  вперед,  выхватывая  клинок  из-под  воды,  напал
быстрым, как мысль, дальним боковым ударом. Геральту  просто  повезло  -  он
интуитивно предположил, что удар будет нанесен справа. Он парировал острием,
направленным вниз, сильно вывернув корпус, тут же повернул меч, скрестив его
плашмя с саблей чудовища. Теперь все зависело от того,  кто  из  них  скорее
развернет пальцы на рукояти, кто первым  перейдет  от  плоского,  статичного
соприкосновения клинков к удару, силу которого уже  готовили  оба,  перенося
вес тела на нужную ногу. Геральт уже видел, что оба они одинаково быстры.
     Но у рыбоглазого пальцы были длиннее.
     Ведьмак рубанул вбок, повыше  бедра,  вывернулся  вполоборота,  рассек,
напирая на клинок, без труда уклонился от широкого, отчаянного  и  лишенного
изящества удара. Чудовище,  беззвучно  разевая  рыбью  пасть,  скрылось  под
водой, в которой пульсировали темно-красные облака.
     - Давай руку, быстро! - крикнул Лютик. - Они плывут. Целая стая!  Я  их
вижу!
     Ведьмак ухватился за правую руку барда и вырвался из воды  на  каменную
полку. За ними широким фронтом пошла волна.
     Начинался прилив.
     Они бежали быстро, преследуемые прибывающей водой. Геральт оглянулся  и
увидел, как из моря выскакивают многочисленные  рыботворы,  как  кидаются  в
погоню, ловко прыгая на мускулистых ногах. Он молча ускорил бег.
     Лютик бежал, задыхаясь, тяжело  разбрызгивая  воду,  уже  доходящую  до
колен. Вдруг он споткнулся, упал, шлепнулся в  водоросли,  уперся  дрожащими
руками. Геральт схватил его за пояс, вырвал из кипящей кругом пены.
     - Беги! Беги! Я их задержу!
     - Геральт...
     - Беги! Сейчас вода заполнит выемки, тогда нам не  выбраться!  Жми  что
есть мочи!
     Лютик охнул и побежал. Ведьмак бежал следом,  рассчитывая  на  то,  что
чудища растянутся при погоне в цепь. Он знал, что, борясь  со  всей  группой
сразу, не победит.
     Они догнали его у самой расселины, потому что вода была  уже  настолько
глубока, что они могли плыть, он же с трудом, то и дело погружаясь  в  пену,
рвался наверх по скользким камням. Однако в расселине  было  слишком  тесно,
чтобы можно было напасть на него со всех сторон. Он остановился в мульде,  в
той, в которой Лютик нашел череп.
     Остановился, оглянулся и успокоился.
     Первого он достал  самым  концом  меча  там,  где  должен  быть  висок.
Другому, вооруженному чем-то вроде короткого бердыша, вспорол живот.  Третий
убежал.
     Ведьмак кинулся вверх по расселине, но в этот момент вздымающаяся волна
загудела, взвихрилась пеной, закружилась водоворотом  в  расселине,  сорвала
его с камней и повлекла вниз,  в  кипень.  Он  столкнулся  с  болтающимся  в
водовороте рыботвором, откинул его пинком. Кто-то  схватил  его  за  ноги  и
потянул вниз, на дно. Он ударился спиной о камень, отворил  глаза,  в  самое
время, чтобы видеть темные фигуры, два взблеска. Первый он парировал  мечом,
от второго автоматически заслонился левой рукой.  Почувствовал  удар,  боль.
Оттолкнулся ногами от дна, взвился наверх,  к  поверхности,  сложил  пальцы,
стрельнул Знаком. Взрыв был глухой, рванул уши  коротким  пароксизмом  боли.
"Если выйду живым, - подумал он, молотя по воде  руками  и  ногами,  -  если
выйду живым, поеду к Йен в  Венгерберг,  попытаюсь  еще  раз...  Если  выйду
живым..."
     Ему показалось, что он слышит звук трубы. Или рога.
     Волна, снова вздымаясь в теснине,  подняла  его,  выкинула  животом  на
огромный камень. Теперь он явно слышал звук  рога,  крики  Лютика,  которые,
казалось, долетают со всех сторон одновременно. Он выдохнул соленую воду  из
носа, осмотрелся, откинув с лица мокрые волосы.
     Он был на берегу, на том самом месте,  откуда  они  отправились.  Лежал
животом на камнях, кругом белой пеной кипел прибой.
     За ним в расселине, которая теперь уже была узким заливчиком,  танцевал
на волнах большой серый дельфин. На его спине, разметав  мокрые  зеленоватые
волосы, сидела сирена. У нее были изумительные груди.
     - Белоголовый! -  тягуче  пропела  она,  размахивая  рукой,  в  которой
держала большую коническую, спирально закрученную раковину. - Жив?
     - Жив, - удивился ведьмак. Пена вокруг него  сделалась  розовой.  Левая
рука немела, ее щипало от соли. Рукав куртки был разрезан ровно и прямо,  из
разреза сочилась кровь. "Вылез, выкарабкался, - подумал он. - Снова удалось.
Нет, никуда я не поеду".
     Он увидел Лютика, который бежал, спотыкаясь на мокрых голышах.
     - Я их задержала, - пропела сирена и снова  подула  в  раковину.  -  Но
ненадолго! Беги и не возвращайся, белоголовый! Море... не для вас!
     - Знаю! - крикнул он в ответ. - Знаю. Спасибо, Шъееназ!

МЕЧ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ (часть 1)
1
     На первый труп он наткнулся около полудня.
     Вид убитых редко волновал ведьмака, гораздо чаще ему доводилось глядеть
на останки совершенно равнодушно. На этот раз равнодушен он не был.
     Пареньку было лет пятнадцать. Он лежал навзничь, широко раскинув  ноги,
на губах застыло что-то вроде гримасы изумления. Несмотря  на  это,  Геральт
знал, что мальчик погиб сразу, не страдал и, скорее всего, даже не знал, что
умирает. Стрела попала в глаз, глубоко засев в затылочной кости. Стрела была
снабжена полосатыми, покрашенными желтым, маховыми перьями фазанихи, которые
торчали над метелками трав.
     Геральт осмотрелся и легко нашел то, что искал: вторую стрелу, двойника
первой, вонзившуюся в ствол сосны всего в шести шагах позади. Он  знал,  что
произошло. Мальчик не понял предупреждения, услышал свист и  удар  стрелы  о
ствол, удивился и побежал не в ту сторону, куда указывала  стрела,  велевшая
остановиться и немедленно убираться из леса. Шипящий, ядовитый  и  оперенный
свист, короткий звон наконечника, врезающегося в  дерево.  Ни  шагу  дальше,
человек, говорил этот свист и этот удар. Прочь, человек, немедленно убирайся
из Брокилона. Ты завоевал весь мир, человек,  тебя  везде  полным-полно,  ты
всюду приносишь с собой то, что именуешь современностью, эрой изменений, что
называешь прогрессом. Но нам здесь не нужен ни ты, ни твой прогресс. Нам  не
нужны перемены, которые ты несешь. Нам не нужно все то,  что  ты  приносишь.
Свист и удар. Прочь из Брокилона!
     "Прочь из Брокилона, человек, - подумал Геральт. - Не  имеет  значения,
что тебе лишь пятнадцать и ты продираешься сквозь лес, ошалев от страха,  не
в состоянии отыскать дороги домой. Не имеет значения, что тебе уже семьдесят
и надо идти за хворостом, иначе тебя за ненадобностью выгонят из халупы,  не
дадут есть. Не имеет значения, что тебе всего-то шесть лет и тебя  приманили
цветы, голубеющие на залитой солнцем поляне. Прочь  из  Брокилона!  Свист  и
удар!"
     "Раньше, - еще подумал  Геральт,  -  прежде  чем  убить,  предупреждали
дважды. Даже трижды".
     "Раньше, - подумал он, трогаясь в путь. - Раньше. Ну что ж, прогресс".
     Лес, казалось, не заслуживал дурной славы, которой пользовался  теперь.
Правда, он был чудовищно диким  и  труднопроходимым,  но  это  была  обычная
путаница  дебрей,  в  которых  каждый  просвет,  каждое   солнечное   пятно,
пробившееся  сквозь  кроны,  и  усеянные  листьями  ветви  больших  деревьев
немедленно использовались десятками молодых берез, ольх и грабов,  ежевикой,
можжевельником и папоротником, покрывающим густыми побегами хрустящий  ковер
из праха, сухих веток и поросших мхом гниющих стволов самых старых деревьев,
тех, что проиграли в борьбе, тех, которые дотянули до конца дней  своих.  Но
чаща не молчала тяжелым, зловещим молчанием, которое,  казалось  бы,  больше
соответствовало этому месту. Нет, Брокилон жил. Бренчали насекомые,  шуршали
под ногами ящерки,  бегали  радужные  жуки-бегунки,  тысячи  пауков  дергали
блестящие от капель паутинки, дятлы  разделывали  стволы  резкими  очередями
ударов, верещали сойки.
     Брокилон жил.
     Но ведьмак не дал себя обмануть.  Он  знал,  где  находится.  Помнил  о
мальчике со стрелой в глазу. Во мхе и  игольнике  замечал  белые  кости,  по
которым бегали красные муравьи.
     Он шел дальше, осторожно, но быстро. Следы были свежие. Он  рассчитывал
на то, что успеет, сумеет задержать и  вернуть  людей,  идущих  впереди.  Он
льстил себя надеждой, что еще не поздно.
     Но было уже поздно.
     Второй труп он бы  пропустил,  если  б  не  солнечный  блик  на  клинке
короткого меча, который убитый сжимал в руке. Это был взрослый мужчина.  Его
простая одежда привычного коричневого цвета говорила о низком происхождении.
Одежда, если  не  считать  пятен  крови  вокруг  двух  вонзившихся  в  грудь
наконечников стрел, была чистой и новой, значит, это не слуга.
     Геральт осмотрелся и увидел труп третьего человека, одетого  в  кожаную
куртку и короткий зеленый плащ. Земля вокруг ног убитого была раскидана, мох
и игольник разрыты до песка. Было ясно - этот человек умирал долго.
     Геральт услышал стон.
     Он  быстро  раздвинул  кусты  можжевельника,   увидел   замаскированную
глубокую яму, оставшуюся от вывороченных корней сосны. В  яме,  на  открытых
корнях, лежал крупный мужчина  с  черными  вьющимися  волосами  и  такой  же
бородой, контрастирующими  с  бледной,  прямо-таки  трупной  белизной  лица.
Светлый кафтан из оленьей кожи был красным от крови.
     Ведьмак спрыгнул в яму. Раненый открыл глаза.
     - Геральт... - простонал он. - О боги, да я сплю...
     - Фрейксенет? - изумился ведьмак. - Ты здесь?
     - Я... О-о-ох...
     - Не шевелись. - Геральт опустился рядом. - Куда ты получил? Я не  вижу
стрелы...
     - Она... прошла навылет. Я  отломил  наконечник  и  вытащил...  Слушай,
Геральт...
     - Молчи,  Фрейксенет,  захлебнешься  кровью.  У  тебя  пробито  легкое.
Дьявольщина, надо  тебя  вытащить.  Что  вы,  черт  вас  возьми,  делаете  в
Брокилоне? Это владения дриад, их  святая  святых,  отсюда  никто  живым  не
уходит. Ты знал?
     - Потом... - застонал Фрейксенет и сплюнул кровью. - Потом  расскажу...
А сейчас вытащи меня... Ох, черт! Осторожней... О-о-ох...
     - Не справлюсь. - Геральт выпрямился, осмотрелся. - Уж очень ты тяжел.
     - Тогда оставь меня, - простонал раненый, - оставь.  Что  делать...  Но
спаси ее... о боги, спаси ее..
     - Кого?
     - Княжну... Найди ее, Геральт!
     - Лежи спокойно, черт побери! Сейчас что-нибудь соображу и вытащу.
     Фрейксенет тяжело закашлялся и снова  сплюнул,  густая,  тягучая  нитка
крови повисла на бороде. Ведьмак выругался,  выбрался  из  ямы,  осмотрелся.
Нужны были два молодых деревца. Он быстро пошел к краю поляны,  где  недавно
видел охапку ольх.
     Свист и удар.
     Геральт застыл на месте. Стрела, вонзившаяся, в  ствол  на  уровне  его
головы, была оперена ястребиными перьями. Он посмотрел в сторону,  указанную
ясеневым древком, и понял, откуда стреляли. Шагах в пятидесяти была  яма  от
еще одного вывороченного дерева, ствол, выставив наружу путаницу корней, все
еще удерживал огромную кучу песчаной земли. Там чернел терновник на  границе
тени, крапленой более светлыми полосками березовых стволов.  Не  было  видно
никого, и он знал, что не увидит.
     Он поднял обе руки. Очень медленно.
     - Ceadmil! Va an Eithne maeth e Duen Canell! Essea Gwynbleidd!
     На этот раз он услышал тихий щелчок тетивы и увидел стрелу, потому  что
ее выпустили так, чтобы он ее увидел. Отвесно вверх.  Он  смотрел,  как  она
взвивается, как изменяет направление полета, как  падает  по  кривой.  И  не
пошевелился. Стрела вонзилась в мох почти вертикально в двух шагах от  него.
Почти одновременно рядом с ней воткнулась вторая, под  таким  же  углом.  Он
боялся, что следующей может уже не увидеть.
     - Maeth Eithne! - крикнул он снова. - Essea Gwynbleidd!
     - Glaeddyv vorti - голос словно дуновение ветра. Голос, не  стрела.  Он
жил. Медленно расстегнул пряжку пояса, вытащил меч, отбросил далеко от себя.
Вторая   дриада   беззвучно   появилась   из-за   охваченного   кустарниками
можжевельника ствола ели, не больше чем в десяти шагах  от  него.  Хотя  она
была маленькая и  очень  худенькая,  ствол  казался  еще  тоньше  Совершенно
непонятно, как он мог ее не заметить,  когда  она  подходила.  Возможно,  ее
маскировала одежда - не уродующая стройной  фигурки  комбинация  из  странно
сшитых лоскутков ткани множества оттенков зеленого и коричневого,  усыпанная
листьями и кусочками коры. У волос, перехваченных на лбу  черным  платочком,
был оливковый цвет, а лицо пересекали полоски, нанесенные ореховой кожурой.
     Конечно, тетива лука была натянута и дриада целилась в него.
     - Eithne... - начал он.
     - Thaess aep!
     Он послушно замолчал, стоя неподвижно и держа руки  подальше  от  тела.
Дриада не опустила лука.
     - Dunca! - крикнула она. - Braenn! Caemm vort!
     Та,  что  стреляла  первой,  выскочила  из  терновника,  пробежала   по
поваленному стволу, ловко перепрыгивая через вывороченные  корни.  Хотя  там
валялась куча сухих веток, он не слышал, чтобы хоть одна  хрустнула  под  ее
ногами. Позади, близко, он услышал тихий шорох, что-то вроде шелеста листьев
на ветру, и понял, что третья дриада стоит у него за спиной.
     Именно она, быстро выдвинувшись сбоку, подняла  его  меч.  У  нее  были
волосы цвета меда, стянутые обручем из камышины. На спине покачивался полный
колчан стрел.
     Та,  что  была  дальше  всех,  в  вывороченной  корнями   яме,   быстро
приблизилась. Ее одежда ничем не отличалась от  наряда  подруг.  На  тусклых
кирпично-рыжих волосах лежал венок, сплетенный из  клевера  и  вереска.  Она
держала лук, не натянутый, но стрела была на тетиве.
     - T'en thesse in maeth aep Eithne llev? - спросила она, подойдя  ближе.
Голос был очень мелодичный, глаза огромные и черные. - Ess' Gwynbleidd?
     - Ae... aessea... - начал он, но слова брокилонского  диалекта,  певуче
звучавшие в устах дриады, застревали у него в горле и раздражали губы. -  Вы
не говорите на всеобщем? Я не очень хорошо знаю...
     - An' vaill. Vort llinge, - прервала она.
     - Я - Гвинблейдд, Белый Волк. Госпожа Эитнэ  меня  знает.  Я  к  ней  с
поручением. Я уже бывал в Брокилоне. В Дуэн Канэлли.
     - Гвинблейдд, - кирпичноволосая прищурилась. - Vatt'ghern?
     - Да, - подтвердил он. - Ведьмак.
     Оливковая гневно фыркнула, но опустила лук. Кирпичная смотрела на  него
широко раскрытыми глазами, а ее размалеванное зелеными  полосами  лицо  было
совершенно  неподвижно,  мертво,  как  лицо  статуи.  Эта  неподвижность  не
позволяла назвать ее ни красивой, ни уродливой, вместо  этого  напрашивалась
мысль о безразличии и бездушии, если не жестокости. Геральт мысленно  укорил
себя  за  такую  оценку,  основывающуюся  на  ложном  очеловечивании  дриад.
Как-никак, а он-то должен знать,  что  она  просто  старшая  из  всех  трех.
Несмотря на кажущуюся молодость, она была гораздо, гораздо старше их.
     Они стояли молча.  Геральт  слышал,  как  Фрейксенет  стонет,  охает  и
кашляет. Кирпичная тоже не могла не слышать, но лицо ее  даже  не  дрогнуло.
Ведьмак подбоченился.
     - Там, в яме, - спокойно сказал  он,  -  лежит  раненый.  Если  ему  не
оказать помощи, он умрет.
     - Thaess aep! - Оливковая  натянула  лук,  направив  наконечник  стрелы
прямо в лицо Фрейксенету.
     - Дадите ему сдохнуть? - сказал Геральт, не повышая голоса. - Позволите
ему вот так просто, медленно захлебнуться кровью? В таком  случае  уж  лучше
его добить.
     - Заткнись! - пролаяла дриада, переходя на всеобщий, но опустила лук  и
ослабила тетиву. Вопросительно взглянула на кирпичную. Та  кивнула,  указала
на яму. Оливковая подбежала быстро и бесшелестно.
     - Я хочу увидеться с госпожой Эитнэ,  -  повторил  Геральт.  -  У  меня
поручение...
     - Она, - кирпичная указала на медовую, - проводит тебя в  Duen  Canell.
Иди.
     - Фрей... А раненый?
     Дриада взглянула на него,  прищурившись  и  продолжая  играть  стрелой,
лежащей на тетиве.
     - Не тревожься. Иди. Она тебя проводит.
     - Но...
     - Va'en vort! - обрезала она, поджав губы.
     Ведьмак пожал плечами,  повернулся  к  медноволосой,  которая  казалась
самой младшей из всей тройки. Впрочем, он мог и ошибиться. Глаза у нее  были
голубые.
     - Ну идем.
     - Да, - тихо сказала медовая. После краткого колебания она  отдала  ему
меч. - Пошли.
     - Как тебя зовут? - спросил он.
     - Заткнись.
     Она шла через чащу очень быстро, не оглядываясь.  Геральту  приходилось
прилагать массу усилий, чтобы поспевать за ней. Он знал, что  дриада  делает
это умышленно, хочет, чтобы идущий следом человек увяз в густых зарослях, со
стоном повалился бы на землю, обессиленный, неспособный к дальнейшему маршу.
Конечно, она не знала, что имеет дело с ведьмаком, а  не  с  человеком.  Она
была слишком молода, чтобы знать, что такое ведьмак.
     Девушка - Геральт уже видел, что она не чистокровная  дриада,  -  резко
остановилась, повернулась. Было видно, как под сшитой из лоскутков курткой у
нее бурно вздымается грудь и она с  трудом  сдерживается,  чтобы  не  дышать
ртом.
     - Пойдем медленнее? - улыбнувшись, предложил он.
     - Yea, - она неприязненно взглянула на него. - Aeen esseath Sidh?
     - Нет, не эльф. Как тебя зовут?
     - Браэнн, - ответила она, снова трогаясь в путь, но уже  медленнее,  не
стараясь опережать его. Они шли рядом, близко. Он чувствовал запах ее  пота,
обычного пота молодой девчонки. У пота дриад  был  запах  растертых  в  руке
листиков вербены.
     - А как тебя звали раньше?
     Она взглянула на него, губы у нее неожиданно искривились,  он  подумал,
что она или крикнет, или велит ему молчать. Но она не  сделала  ни  того  ни
другого. А помедлив, сказала:
     - Не помню.
     Геральт не очень-то поверил.
     Ей можно было дать не больше шестнадцати лет, и вряд ли она  пробыла  в
Брокилоне дольше шести-семи. Попади она сюда раньше, маленьким ребенком  или
даже грудным младенцем, в  ней  уже  невозможно  было  бы  узнать  человека.
Голубые глаза и натуральные светлые волосы случались и у дриад. Дети  дриад,
зачатые в разрешенных церковью контактах с эльфами либо  людьми,  перенимали
свойства организма исключительно от матерей,  к  тому  же  это  всегда  были
девочки. Однако невероятно редко и, как правило, в каком-то  из  последующих
поколений рождался ребенок  с  глазами  либо  волосами  неведомого  мужского
предка. Но сейчас Геральт был уверен, что у Браэнн не было и капли дриадской
крови. Впрочем, это не имело особого значения. По крови  или  не  по  крови,
теперь она была дриадой.
     - А тебя, - она искоса глянула на него, - как зовут?
     - Гвинблейдд.
     - Ну идем, Гвинблейдд, - кивнула она.
     Теперь они шли медленнее, но все же достаточно быстро. Браэнн, конечно,
знала Брокилон, один Геральт не  смог  бы  удержать  ни  темпа,  ни  нужного
направления. Браэнн проскальзывала сквозь путаницу зарослей по извивающимся,
замаскированным тропинкам, переходила  яры  и  распадки,  ловко,  словно  по
мосткам, по поваленным стволам, смело шлепала по зеленым от ряски, блестящим
площадкам трясин, на которые ведьмак не осмелился бы ступить  и  потерял  бы
часы, если не дни, чтобы обойти  их.  Присутствие  Браэнн  защищало  его  не
только от дикости леса  -  были  места,  в  которых  дриада  замедляла  шаг,
двигалась очень осторожно, ощупывая тропинку ногой и держа его за  руку.  Он
знал почему. О ловушках Брокилона ходили легенды  -  волчьи  ямы,  утыканные
заостренными  кольями,  самострелы,  падающие  деревья,  страшные  "ежи"   -
игольчатые шары на веревках, неожиданно падающие  и  очищающие  тропинки  от
чужаков. Встречались места,  в  которых  Браэнн  задерживалась  и  мелодично
свистела, а из зарослей ей отвечали тем же. Иногда  она  приостанавливалась,
держа руку на стреле в колчане,  приказывая  ему  не  шуметь,  и  напряженно
выжидала, пока то, что шелестело в чаще, удалялось.
     Как ни быстро они шли, все же пришлось  остановиться  на  ночь.  Браэнн
выбрала соответствующее место - на пригорке, на который разность  температур
приносила порывы теплого воздуха. Они  спали  на  высохшем  папоротнике,  по
обычаю дриад очень близко друг к другу. В середине ночи Браэнн  обняла  его,
крепко прижалась. И ничего больше. Он тоже обнял ее. И  ничего  больше.  Она
была дриадой. Важно было только сохранить тепло.
     На рассвете, еще почти в темноте, они двинулись дальше.

2

     Они пересекали полосы лесистых холмов, переходили низинки,  заполненные
туманом, шли через просторные травянистые поляны, через буреломы.
     Наконец Браэнн в очередной раз остановилась, осмотрелась. Казалось, она
потеряла  дорогу,   но   Геральт   знал,   что   это   невозможно.   Однако,
воспользовавшись остановкой, он присел на поваленный ствол.
     И тут услышал крик. Тонкий. Высокий. Отчаянный.
     Браэнн мгновенно упала на колени, вытянув из колчана  одновременно  две
стрелы. Одну схватила зубами, вторую  поставила  на  тетиву,  натянула  лук,
целясь вслепую, сквозь кусты, на голос.
     - Не стреляй! - крикнул он, перепрыгнул через ствол,  продрался  сквозь
заросли.
     На небольшой полянке у основания каменистого обрыва, прижавшись  спиной
к стволу засохшего граба, стояла маленькая  девчушка  в  серой  курточке.  В
каких-нибудь пяти шагах от нее, медленно раздвигая траву, что-то  двигалось.
В этом темно-коричневом "что-то" было  около  двух  сажен  длины.  В  первое
мгновение Геральт подумал,  что  это  змея.  Но  увидел  желтые,  подвижные,
крючкообразные конечности, плоские сегменты длинного туловища и понял  -  не
змея. Гораздо хуже.
     Прижавшись к стволу, девчушка  тонко  пискнула.  Гигантская  многоножка
приподняла над травой длинные дрожащие сяжки, ловила ими запах и тепло.
     - Не двигайся! - рявкнул ведьмак  и  топнул,  чтобы  привлечь  внимание
сколопендроморфа. Но многоножка  не  отреагировала,  она  уже  учуяла  запах
близкой жертвы. Чудовище пошевелило конечностями, свернулось  буквою  "S"  и
двинулось вперед. Его ярко-желтые  лапы  равномерно,  словно  весла  галеры,
мелькали в траве.
     - Yghern! - крикнула Браэнн.
     Геральт двумя прыжками влетел на поляну,  на  бегу  выхватывая  меч  из
ножен на спине, с размаху бедром ударил  окаменевшую  под  деревом  девочку,
откинув ее в сторону, в кусты ежевики. Сколопендроморф зашелестел  в  траве,
задробил конечностями и кинулся на него, подняв передние сегменты  и  клацая
челюстями, блестящими от покрывающего их яда. Геральт  заплясал,  перескочил
через плоское туловище и с полуоборота рубанул мечом, целясь в  незащищенное
место между броневыми плитками на туловище. Однако чудовище оказалось  очень
прытким, меч ударил в хитиновый панцирь, не разрубив его,  -  толстый  ковер
мха  самортизировал  удар.  Геральт   отскочил,   но   недостаточно   ловко.
Сколопендроморф с чудовищной силой обернул заднюю часть тела вокруг его ног.
Ведьмак упал, перевернулся и попытался вырваться. Безуспешно.
     Многоножка выгнулась и  развернулась  так,  чтобы  дотянуться  до  него
челюстями, при этом резко заскребла когтями о дерево, проползла по  нему.  В
этот момент над головой  Геральта  просвистела  стрела,  с  хрустом  пробила
панцирь существа и пригвоздила его к  стволу.  Многоножка  свилась,  сломала
стрелу и освободилась, но тут же в нее угодили  еще  два  снаряда.  Ведьмак,
ударом ноги откинув от себя трепещущие останки, отскочил в сторону.
     Браэнн, стоя на коленях, била из лука в невероятном темпе,  всаживая  в
сколопендроморфа   стрелу   за   стрелой.   Многоножка   ломала   стрелы   и
освобождалась,  но  новая  стрела  снова  прибивала  ее  к  стволу.  Плоская
блестящая темно-рыжая голова существа металась из стороны в сторону, щелкала
челюстями в тех местах, куда попадали стрелы, бездумно пытаясь дотянуться до
разящего ее врага.
     Геральт  подскочил  сбоку  и,  широко  размахнувшись,  рубанул   мечом,
закончив борьбу одним ударом. Дерево сыграло роль палаческой плахи.  Браэнн,
не опуская лука, медленно подошла, пхнула извивающееся в траве, перебирающее
конечностями тело, плюнула на него.
     - Благодарю, -  сказал  ведьмак,  давя  отрубленную  голову  многоножки
ударами каблука.
     - Чего?
     - Ты спасла мне жизнь.
     Дриада взглянула на него. В этом  взгляде  не  было  ни  понимания,  ни
эмоций.
     - Yghern, - сказала она, пнув  ботинком  свернувшееся  туловище.  -  Он
поломал мне шипы.
     - Ты спасла жизнь мне и вон той маленькой дриаде, - повторил Геральт. -
Черт возьми, где она?
     Браэнн ловко раздвинула кусты ежевики, просунула  руку  меж  игольчатых
ветвей.
     - Так я и думала, - сказала она, вытаскивая из кустов девчушку в  серой
курточке. - Глянь сам, Гвинблейдд.
     Это не была дриада. Это не  был  ни  эльф,  ни  пак,  ни  сильфида  или
низушек. Это было обыкновеннейшее на свете  дитя  человеческое.  Девочка.  В
центре  Брокилона,  самом  наинеобычнейшем  месте   для   самых   обычнейших
человеческих детенышей.
     У нее были светлые, мышино-серые  волосы  и  огромные,  ядовито-зеленые
глаза. Ей было не больше десяти лет.
     - Ты кто? - спросил Геральт. - Откуда ты тут взялась?
     Она не ответила. "Где-то я ее уже видел, - подумал он. -  Где-то  я  ее
уже однажды видел. Ее или кого-то, страшно на нее похожего".
     - Не бойся, - неуверенно сказал он.
     - А я и не боюсь, - невнятно буркнула она. У нее явно был насморк.
     - Сматываемся отсюда, - неожиданно проговорила Браэнн,  оглядываясь.  -
Там, где есть один игерн, жди другого. А у меня осталось мало шипов.
     Девочка взглянула  на  нее,  раскрыла  рот,  отерла  мордашку  обратной
стороной ладони, размазывая пыль.
     - Кто ты, черт побери? -  наклонившись,  повторил  Геральт.  -  Что  ты
делаешь в Бро... В этом лесу? Как сюда попала?
     Девочка опустила голову и шмыгнула носом.
     - Оглохла? Я спрашиваю, кто ты? Как тебя зовут?
     - Цири, - хлюпнула она.
     Геральт повернулся. Браэнн, рассматривая лук, глядела на него.
     - Слушай, Браэнн...
     - Чего?
     - Неужели возможно... неужели возможно... чтобы она... удрала от вас из
Дуэн Канэлли?
     - Чего?
     - Не прикидывайся идиоткой, - вспылил он. - Я знаю,  что  вы  похищаете
девочек. А ты сама, что, в Брокилон с неба свалилась? Я спрашиваю,  возможно
ли это...
     - Нет, - отрезала дриада. - Я ее никогда в глаза не видела.
     Геральт внимательно рассмотрел девочку. Ее пепельно-серые  волосы  были
растрепаны, полны иголок и листиков, но пахли чистотой, не дымом, не  хлевом
или жиром. Руки, хоть невероятно  грязные,  были  маленькие  и  нежные,  без
шрамов и синяков. Мальчишеская одежда, курточка с красным капюшоном ни о чем
не говорили, но высокие сапожки были изготовлены из мягкой дорогой  телячьей
кожи. Нет, это  наверняка  не  деревенский  ребенок.  "Фрейксенет,  -  вдруг
подумал Геральт. - Ее искал Фрейксенет. За ней пошел в Брокилон".
     - Откуда ты, спрашиваю, малявка?
     - Как ты разговариваешь со мной! -  Девчушка  гордо  подняла  голову  и
топнула ножкой. Мягкий мох свел на нет эффект этого движения.
     - Ха, - сказал ведьмак и усмехнулся.  -  И  верно,  княжна.  Во  всяком
случае, судя по разговору, потому что вид у тебя никудышный. Ты из  Вердэна,
верно? Знаешь, что тебя ищут? Не волнуйся,  я  отведу  тебя  домой.  Слушай,
Браэнн...
     Стоило  ему  отвернуться,  как  девчонка  моментально  развернулась   и
кинулась бегом через лес по пологому склону холма.
     - Bloede  turd!  -  воскликнула  дриада,  потянувшись  к   колчану.   -
Caemm'ere!
     Девочка,  спотыкаясь,  мчалась  напрямую  сквозь  лес,  хрустя   сухими
ветками.
     - Стой! - крикнул Геральт. - Куда ты, зараза!
     Браэнн мгновенно натянула  лук.  Стрела  ядовито  засвистела,  летя  по
плоской параболе, наконечник со звоном  врезался  в  ствол,  чуть  не  задев
волосы беглянки. Малышка сгорбилась и припала к земле.
     - Ты, чертова идиотка! - крикнул ведьмак, приближаясь к дриаде.
     Браэнн ловко вытянула из колчана вторую стрелу.
     - Ты же могла ее убить!
     - Это Брокилон! - гордо проговорила она.
     - А это ребенок!
     - Ну и что?
     Он взглянул на стрелу. На ней были полосатые перья из  маховых  крыльев
фазанихи, покрашенные желтым  в  отваре  коры.  Он  не  произнес  ни  слова.
Повернулся и быстро пошел в лес.
     Девочка лежала под деревом, съежившись, осторожно  приподняв  голову  и
глядя на стрелу, торчащую в стволе. Услышав его шаги, она вскочила,  но  он,
прыгнув, поймал ее и схватил за  красный  капюшон  курточки.  Она  повернула
голову и взглянула на него, потом на руку, державшую  капюшон.  Он  отпустил
ее.
     - Почему ты убежала?
     - А тебе-то что? - хлюпнула она носом. - Оставь меня, ты... ты...
     - Глупая девчонка,  -  зло  зашипел  он.  -  Это  Брокилон.  Тебе  мало
сороконожки? Одна ты в здешнем лесу не дотянешь и до утра. Ты еще не поняла?
     - Не прикасайся ко мне! - взвизгнула  она.  -  Ты,  холоп,  ты...  Я  -
княжна, не думай! Понял?
     - Ты глупая малявка.
     - Я княжна!
     - Княжны одни по лесу не гуляют. У княжен бывают чистые носы.
     - Я велю отрубить тебе голову! И ей тоже! - Девочка вытерла нос ладонью
и враждебно взглянула на подходившую дриаду. Браэнн рассмеялась.
     - Ну хорошо, хватит вопить, - прервал ведьмак.  -  Почему  ты  убежала,
княжна? И куда? И чего боишься?
     Она молчала, потягивая носом.
     - Ну ладно, твое дело, -  он  подмигнул  дриаде.  -  Мы  пошли.  Хочешь
остаться в лесу одна - твоя воля. Но в другой раз,  когда  на  тебя  нападет
игерн, не ори. Княжнам это не подобает.  Княжны  умирают,  даже  не  пикнув,
предварительно, конечно, вытерев нос дочиста. Пошли,  Браэнн.  Прощай,  ваше
высочество.
     - По... погоди...
     - Ну?
     - Я пойду с вами.
     - Ты окажешь нам великую честь. Верно, Браэнн?
     - Но ведь ты не отведешь меня обратно к Кистрину. Клянешься?
     - Кто такой... - начал он. -  А,  черт!  Кистрин?  Князь  Кистрин?  Сын
короля Эрвилла из Вердэна?
     Девочка надула маленькие губки, шмыгнула носом и отвернулась.
     - Хватит играться, - угрюмо бросила Браэнн. - Идем.
     - Сейчас, сейчас, - выпрямился ведьмак и глянул  на  дриаду  сверху.  -
Планы немного меняются, прекрасная моя лучница.
     - Чего? - подняла брови Браэнн.
     - Госпожа Эитнэ подождет. Надо отвести девчонку домой. В Вердэн.
     Дриада прищурилась и потянулась к колчану.
     - Никуда вы не пойдете. Ни ты, ни она.
     - Осторожней, Браэнн, - скверно усмехнувшись, сказал ведьмак.  -  Я  не
мальчик, которому  ты  вчера  из  засады  всадила  стрелу  в  глаз.  Я  умею
защищаться.
     - Bloede arss! - прошипела она, поднимая лук. - Ты идешь в Duen Canell,
она тоже! Не в Вердэн!
     - Нет! Не в Вердэн!  -  Пепельноволосая  девочка  прильнула  к  дриаде,
прижалась к ее худенькому бедру. - Я с тобой! А он пусть идет в Вердэн один,
к глупому Кистрину, если ему так хочется!
     Браэнн даже не взглянула на нее. Она не сводила глаз с Геральта, но лук
опустила.
     - 'Ss turd! - сплюнула она ему под  ноги.  -  Да!  А,  иди  куда  глаза
глядят! Посмотрим, сумеешь ли. Сдохнешь, прежде чем выберешься из Брокилона.
     "Она права, - подумал Геральт. - Шансов никаких. Без нее и из Брокилона
не выйду, и до Дуэн Канэлли не дойду. Что делать, посмотрим, может,  удастся
убедить Эитнэ".
     - Ну Браэнн, - проговорил он примирительно и  улыбнулся.  -  Не  злись,
красавица. Хорошо, пусть будет по-твоему. Пошли вместе  в  Дуэн  Канэлли.  К
госпоже Эитнэ.
     Дриада буркнула что-то себе под нос и сняла стрелу с тетивы.
     - Тогда пошли, - сказала она, поправляя повязку  на  волосах.  -  Много
времени потеряли.
     - О-о-о, - простонала девочка, сделав шаг.
     - В чем дело?
     - Что-то... с ногой.
     - Погоди, Браэнн! Иди, малышня, возьму на плечи.
     Она была тепленькая и пахла мокрым воробушком.
     - Как тебя зовут-то, княжна? Запамятовал.
     - Цири.
     - А где твои владения, позволь спросить?
     - Не скажу, - буркнула она. - Не скажу, и все тут.
     - Ну что ж, переживу. Не вертись и не чихай мне в ухо. Что ты делаешь в
Брокилоне? Потерялась? Заблудилась?
     - Как же! Я никогда не блужу... блудю...
     - Не вертись. Сбежала от Кистрина?  Из  замка  Настрог?  До  или  после
обручения?
     - Откуда ты знаешь? - Она снова чихнула.
     - Я, понимаешь ли, невероятно умный. Почему убежала именно в  Брокилон?
Что, не было направлений побезопасней?
     - Глупый конь понес.
     - Лжешь, княжна. При твоей-то фигуре ты могла забраться  самое  большее
на кота. К тому же ласкового.
     - Ехал Марк. Оруженосец рыцаря Воймира. А в лесу  конь  упал  и  сломал
ногу. И мы потерялись.
     - Ты же сказала, что с тобой такого не случается.
     - Так ведь заблудился же он, а не я. Был туман. И мы потерялись.
     "Потерялись, - подумал Геральт. -  Бедный  оруженосец  рыцаря  Воймира,
которому выпало счастье наткнуться на Браэнн и ее спутниц. Сопляк, вероятно,
не знающий  женщин,  помогает  сбежать  зеленоглазой  соплячке,  потому  что
наслушался  рыцарских  россказней  о  девицах,  принуждаемых  к  замужеству.
Помогает бежать для того, чтобы пасть от крашеной стрелы  дриады,  вероятно,
не знавшей мужчин. Но уже умеющей убивать".
     - Я спросил, ты сбежала из замка Настрог до или после обручения?
     - Сбежала, и все тут, тебе-то какое дело, - проворчала Цири. -  Бабушка
сказала, что я должна туда поехать и познакомиться с этим Кистрином.  Только
познакомиться. А его отец, этот брюхатый король...
     - Эрвилл...
     - ...сразу: обручаться - и точка. А я  его  не  хочу.  Этого  Кистрина.
Бабушка сказала...
     - Так тебе противен князь Кистрин?
     - Я не хочу его, - гордо сообщила Цири, музыкально потянув носом. -  Он
толстый, глупый и у него скверно пахнет изо рта. Прежде чем я туда  поехала,
мне показали портретик. А на портретике он толстым не был. Не хочу я  такого
мужа. И вообще - не хочу я никакого мужа.
     - Цири, - неуверенно проговорил ведьмак, - Кистрин еще ребенок,  как  и
ты. Через несколько лет из него может получиться вполне приятный юноша.
     - Ну так пусть мне пришлют другой  портретик  через  несколько  лет,  -
фыркнула она. - И ему тоже. Потому как  он  сказал  мне,  что  на  портрете,
который ему показали, я  была  гораздо  красивее.  И  признался,  что  любит
Альвину, фрейлину двора, и хочет быть ее рыцарем. Видишь? Он меня не  хочет,
и я его не хочу. Так зачем же обручаться?
     - Цири, - проворчал ведьмак. - Он - князь, ты - княжна. Князья и княжны
женятся именно так, а не иначе. Таков обычай.
     - Ты говоришь, как все они. Думаешь, если я  маленькая,  то  мне  можно
наврать?
     - Я не вру.
     - Врешь.
     Геральт  замолчал.  Браэнн,  шедшая  впереди,  оглянулась,  удивленная,
вероятно, тишиной. Пожав плечами, пошла дальше.
     - Куда мы идем? - угрюмо спросила Цири. - Я желаю знать!
     Геральт молчал.
     - Отвечай, когда тебя спрашивают! - проговорила она грозно,  подтвердив
приказ громким хлюпаньем забитого вконец носа. - Ты знаешь,  кто...  кто  на
тебе сидит?
     Он не отреагировал.
     - Отвечай, не то укушу за ухо! - крикнула она.
     Ведьмаку это надоело. Он стащил  девчонку  с  закорков  и  поставил  на
землю.
     - Слушай, ты, сопливка, - сказал он резко, расстегивая пряжку ремня.  -
Сейчас я положу тебя на колено, стяну трусики  и  всыплю  по  попке  ремнем.
Никто меня не удержит, потому что здесь не королевский двор,  а  я  тебе  не
придворный и не слуга. Сразу пожалеешь, что не осталась в Настроге. Поймешь,
что лучше быть княжной, нежели потерявшейся в  лесу  соплячкой.  Потому  что
княжна - ты права - может вести себя несносно. И даже тогда княжну никто  не
посмеет отстегать по попке ремнем, разве что князь. Лично.
     Цири скорчилась и несколько раз  шмыгнула  носом.  Браэнн,  опершись  о
дерево, равнодушно глядела на них.
     - Ну как? - спросил ведьмак, накручивая ремень на руку. - Будешь  вести
себя прилично и достойно? Если  нет,  приступаем  к  порке  ее  королевского
высочества. Ну? Да или нет?
     Девочка захлюпала и зашмыгала носом, потом поспешно  кивнула  несколько
раз.
     - Будешь себя вести прилично, княжна?
     - Буду, - буркнула она.
     - Скоро стемнеет, - проговорила дриада. - Пошли, Гвинблейдд.
     Лес поредел. Они шли  через  песчанистые  молодняки,  через  вересковые
заросли, через затянутые  мглой  луга,  на  которых  паслись  стада  оленей.
Становилось все холодней.
     - Благородный  господин...  -  проговорила  Цири  после  очень  долгого
молчания.
     - Меня зовут Геральт. В чем дело?
     - Я ужасненько хочу есть.
     - Сейчас остановимся. Скоро стемнеет.
     - Я не выдержу, - захныкала она. - Я не ела с...
     - Не канючь. - Он полез в  мешок,  вытащил  кусок  солонины,  небольшой
кружок сыра и два яблока. - Получай.
     - Что это такое, то, желтое?
     - Солонина.
     - Я это есть не стану, - буркнула она.
     - Ну и прекрасно, - сказал он невнятно, засовывая  солонину  в  рот.  -
Съешь сыр. И яблоко. Одно.
     - Почему одно?
     - Не крутись. Съешь оба.
     - Геральт?
     - Э?
     - Благодарю.
     - Не за что. Ешь на здоровье.
     - Я не... Я не за  это.  За  это  тоже,  но...  Ты  спас  меня  от  той
тысяченожки... Бррр... Я чуть было не умерла со страху...
     - Чуть не умерла, - серьезно подтвердил он и при этом подумал: "Чуть не
умерла исключительно болезненным и мерзостным образом". - А  благодарить  ты
должна Браэнн.
     - Кто она?
     - Дриада.
     - Духобаба?
     - Да.
     - Так она нас... Они похищают детей?! Она нас похитила?
     - Э-э-э, ты же не ребенок.
     - А почему она так странно разговаривает?
     - Говорит как говорит. Разве это важно? Важно,  как  она  стреляет.  Не
забудь ее поблагодарить, когда остановимся.
     - Не забуду, - она засопела.
     - Не вертись, княжна, будущая княгиня Вердэна.
     - Не буду я, - буркнула она, - никакой княгиней.
     - Хорошо, хорошо. Не будешь княгиней. Станешь хомячком и будешь жить  в
норке.
     - Неправда! Ничего ты не знаешь!
     - Не пищи мне в ухо. И не забывай о ремне!
     - Я не буду княгиней. Я буду...
     - Ну? Кем?
     - Секрет.
     - Ах вот оно  что.  Секрет.  Прелестно.  -  Он  поднял  голову.  -  Что
случилось, Браэнн?
     Дриада остановилась, пожала плечами, поглядела на небо.
     - Я устала, - сказала она мягко. - И  ты,  наверно,  устал  тащить  ее,
Гвинблейдд. Тут остановимся. Сейчас стемнеет.

3

     - Цири?
     - У? - Она потянула носом, шелестя веточками, на которых лежала.
     - Не холодно?
     - Нет,  -  вздохнула  она.  -  Сегодня  тепло.  Вот  вчера...  Вчера  я
ужасненько замерзла, ой-ей.
     - ЧуднО, - заметила Браэнн, расслабляя ремешки длинных мягких сапожков.
- Такая малышка, а так далеко в лес зашла. И мимо дозорных прошла,  и  через
мочагу прошла, и через чащобу. Крепкая, здоровая и  храбрая.  Она  взаправду
годится... Годится нам.
     Геральт быстро взглянул на дриаду, на ее блестящие в  полумраке  глаза.
Браэнн оперлась спиной о дерево, сняла повязку, рассыпала  волосы  движением
головы.
     - Она вошла  в  Брокилон,  -  проговорила  тихо,  упреждая  комментарии
Геральта. - Она наша, Гвинблейдд. Мы идем в Duen Canell.
     - Госпожа Эитнэ решит, - кисло  улыбнулся  ведьмак,  понимая  в  то  же
время, что Браэнн права.
     "Обидно, - подумал он, глядя на вертящуюся на зеленой постели  девочку.
- Такая бойкая малышка. Где я ее уже видел?  Неважно.  Но  обидно.  Мир  так
велик и так прекрасен. А ее миром будет всего лишь Брокилон, до  конца  дней
ее. Быть может, немногих дней. Может, только до того дня, когда она упадет в
папоротники под свист стрел и крики, погибнет в бессмысленной бойне  за  лес
на стороне тех, кому суждено проиграть. Суждено. Рано или поздно".
     - Цири?
     - А?
     - Где живут твои родители?
     - У меня нет родителей, - потянула она носом. -  Они  утонули  в  море,
когда я была маленькой.
     "Так, - подумал он, -  это  многое  объясняет.  Княжна,  дитя  покойной
княжеской пары. Кто знает, не третья ли дочь после четырех  сыновей.  Титул,
практически значащий меньше, чем титул камергера или  конюшего.  Болтающееся
при дворе пепельноволосое и зеленоглазое нечто, которое  надобно  как  можно
скорее пристроить, выдать замуж.  Как  можно  скорее,  пока  она  не  успела
созреть и превратиться в маленькую женщину, грозящую скандалом,  мезальянсом
или инцестом, что вовсе не так уж и сложно в общей дворцовой спальне".
     Ее бегство не удивляло ведьмака. Он уже не раз сталкивался с княжнами и
даже королевами, таскавшимися с труппами бродячих  актеров  и  радовавшихся,
что им удалось сбежать от дряхлых, но все еще жаждущих потомка  королей.  Он
видывал принцев, предпочитавших неверную судьбу наемника  подысканной  отцом
хромой или рябой принцессе, застарелое или сомнительное  девичество  которой
должно было стать ценой союза и династического родства.
     Он прилег рядом с девочкой, укрыл ее курткой.
     - Спи. Спи, сиротинушка.
     - Как  же!  -  проворчала  она.  -  Я  княжна,  а  никакая  не   эта...
сиротинушка. И у меня есть бабушка. Моя бабушка - королева,  не  думай.  Вот
скажу, что ты хотел меня вздуть ремнем, так моя бабушка  велит  тебе  голову
отрубить. Вот увидишь тогда.
     - Ужасно! Цири, смилостивься!
     - Как же, жди!
     - Но ведь ты добрая девочка. Когда голову отрубают, это ужасно  больно.
Ну обещай, что ничего не скажешь.
     - Скажу!
     - Цири!
     - Скажу, скажу, скажу! Испугался, да?
     - Страшно. Знаешь, Цири, когда человеку отрубают голову, от этого можно
умереть.
     - Смеешься?
     - Как я смею!
     - Сразу перестанешь смеяться! С моей бабушкой шутки плохи,  как  топнет
ногой, так самые храбрые воины и рыцари падают перед ней на колени,  я  сама
видела. А если кто непослушный, то ррраз - и головы нет.
     - Страшно. Цири?
     - А?
     - Пожалуй, тебе голову... отрубят.
     - Мне?
     - Угу. Ведь твоя бабушка-королева договорилась  о  твоем  замужестве  с
Кистрином и послала тебя в Вердэн в Настрог. Ты была непослушной. Как только
вернешься... Ррраз! И нет головы.
     Девочка  замолчала,  перестала  даже  крутиться.  Он  слышал,  как  она
чмокает, грызя верхнюю губу зубками, как хлюпает носом.
     - Неправда, - сказала она наконец. - Бабушка не позволит  отрубить  мне
голову, потому что... Потому что  это  моя  бабушка,  разве  нет?  Ну  самое
большее получу по...
     - Так,  -  засмеялся  Геральт.  -  С  бабушкой  шутки  плохи?  Ты   уже
познакомилась с розгами?
     Цири гневно фыркнула.
     - Знаешь что? - предложил он. - Мы, пожалуй, скажем бабушке, что я тебя
уже вздул, а дважды за одно и то же наказывать нельзя. Договорились?
     - Думаешь, больно умный? - Цири приподнялась на локте, шелестя ветками.
- Если бабушка узнает, что ты меня  побил,  тут  уж  голову  тебе  наверняка
отрубят!
     - Стало быть, тебе все-таки жалко моей головы?
     Девочка замолчала, снова потянула носом.
     - Геральт?
     - Что, Цири?
     - Бабушка знает, что  я  должна  вернуться.  Я  не  могу  быть  никакой
княгиней или женой этого глупого Кистрина. Я должна вернуться, и все тут.
     "Должна, - подумал он. - Увы, это не зависит ни от тебя,  ни  от  твоей
бабки.  А  только  от  настроения  старой  Эитнэ.  И  от  моих  способностей
убеждать".
     - Бабушка это знает, - продолжала Цири.  -  Потому  что  я...  Геральт,
поклянись, что никому не скажешь. Это страшная  тайна.  Ужасненькая,  говорю
тебе. Поклянись.
     - Клянусь.
     - Тогда скажу. Моя мама была волшебница, не думай. И мой папа тоже  был
заколдован. Все это рассказала мне одна няня, а когда бабушка узнала, то был
страшный скандал. Потому что я, понимаешь, предназначена.
     - Чему?
     - Не знаю, - возбужденно проговорила Цири. - Но  я  предназначена.  Так
говорила няня. А бабушка сказала, что не  позволит,  что  скорее  весь  этот
хоррел...  хоррерный  замок  рухнет.  Понял?  А  няня  сказала,  что  против
Предназначения ничего, ну прям совсем ничегошеньки не поможет. Ха!  А  потом
няня плакала, а бабушка кричала. Видишь? Я предназначена. И не буду я  женой
глупого Кистрина. Геральт?
     - Спи. - Он зевнул так, что хрустнула челюсть. - Спи, Цири.
     - Расскажи мне сказку.
     - Что-о?
     - Сказку мне расскажи, - фыркнула она. - Как  же  я  усну  без  сказки?
Давай, давай!
     - Не знаю я, черт побери, никаких сказок. Спи.
     - Не лги. Знаешь. Когда был маленький, то что,  тебе  никто  сказок  не
рассказывал? Ты чего смеешься?
     - Ничего. Так, вспомнил кое-что.
     - Ага! Вот видишь! Ну так расскажи.
     - Что?
     - Сказку.
     Он  снова  засмеялся,  подложил  руки  под  голову,  глядя  на  звезды,
помигивающие из-за ветвей над их головами.
     - Жил-был... кот, - начал он. - Такой  обычный,  полосатый  мышелов.  И
однажды этот кот пошел один-одинешенек  на  дальнюю  прогулку  в  страшенный
темный лес. Ну шел он, шел... шел... шел...
     - Ты не думай, - проворчала Цири, прижимаясь к  нему,  -  что  я  усну,
прежде чем он дойдет.
     - Тихо, малышня. Да... Шел он, значит, шел и встретил лису. Рыжую лису.
     Браэнн вздохнула и легла рядом с ведьмаком,  по  другую  сторону,  тоже
легонько прижавшись к нему.
     - Ну, - Цири потянула носом. - Рассказывай же, что было дальше.
     - Посмотрела лиса на кота. Кто ты? -  спрашивает.  Кот  отвечает:  кот.
Ха-ха, сказала лиса, и не боишься ты, кот, один-то по лесу бродить?  А  если
вдруг король отправится на охоту, то  как?  С  собаками,  с  загонщиками  на
конях? Говорю тебе, кот, говорит лиса, охота - это страшная беда для  таких,
как ты и я. У тебя шубка, у меня шубка, ловчие никогда не пропускают  таких,
как мы, потому что у ловчих есть невесты и любовницы, а у тех лапки  мерзнут
и шеи, вот и делают из нас воротники и муфты этим девчонкам.
     - Что такое муфты? - спросила Цири.
     - Не прерывай! И добавила лиса: я, кот, знаю,  как  их  перехитрить,  у
меня против таких охотников тысяча двести восемьдесят шесть способов,  такая
я хитрая. А у тебя, кот, сколько способов против ловчих?
     - Ах какая прекрасная сказка, - сказала Цири, прижимаясь к ведьмаку еще
крепче. - Ну рассказывай же, что ей кот-то?
     - Ага, - шепнула с другой стороны Браэнн. - Кот-то чего?
     Ведьмак повернул голову. Глаза дриады блестели, рот был  полуоткрыт,  и
язычком она облизывала губы. "Ясно, - подумал он. - Маленькие дриады тоскуют
по сказкам. Как и маленькие ведьмаки. Потому что и тем и  другим  редко  кто
рассказывает сказки на сон грядущий. Маленькие дриады засыпают,  вслушиваясь
в шум деревьев. Маленькие ведьмаки засыпают, вслушиваясь в боль мышц. У  нас
тоже горели глаза, как у Браэнн, когда мы слушали  сказки  Весемира  там,  в
Каэр Морхене... Но это было давно... Так давно..."
     - Ну, - не выдержала Цири. - Что дальше?
     - А кот в ответ: у меня нет никаких способов. Я умею только одно - шмыг
на дерево. Этого достаточно, как ты думаешь? Ну лиса в смех. Эх, говорит, ну
и глупец же ты. Задирай свой полосатый хвост  и  удирай  быстрее,  погибнешь
здесь, если тебя ловцы окружат. И вдруг тут ни с того ни с сего как затрубят
рога! Да как выскочат из кустов охотники! Увидели кота с лисой - и на них!
     - Ой-ей, - хлюпнула носом Цири, а дриада резко пошевелилась.
     - Тише. И ну кричать да верещать, давайте, орут, сдерем с них шкуры! На
муфты их, на муфты! И начали травить собаками лису и кота.  А  кот  шмыг  на
дерево, по-кошачьи. На самую макушку. А собаки лису  цап!  Не  успела  рыжая
воспользоваться  ни  одним  из  своих  хитрых  способов,  как,  глянь,   уже
превратилась в воротник. А кот с макушки дерева намяукал и нафыркал на  этих
охотников, и они ничего  не  могли  ему  сделать,  потому  что  дерево  было
высокое, ну прямо до неба. Постояли они внизу, постояли,  побранились  да  и
ушли ни с чем. И тогда кот слез с дерева и спокойно вернулся домой.
     - И что дальше?
     - А ничего. Тут и сказке конец.
     - А мораль? - спросила Цири. - У сказок  всегда  бывает  мораль,  разве
нет?
     - Чего? - отозвалась Браэнн, сильнее прижимаясь к Геральту. - Что такое
мораль?
     - У хорошей сказки, всегда бывает мораль, а  у  плохой  нет  морали,  -
проговорила Цири убежденно и при этом в который раз хлюпнула носом.
     - Это была хорошая, - зевнула дриада. - Значит,  у  нее  есть  то,  что
должно быть. Надобно было, кроха, перед игерном на  дерево  лезть,  как  тот
умный котяра. Не размышлять, а сразу - пшшш - на  дерево.  Вот  тебе  и  вся
мораль. Выжить! Не даться!
     Геральт тихо засмеялся.
     - В  дворцовом  парке  деревьев  не  было,  Цири?  В  Настроге?  Вместо
Брокилона могла бы влезть на дерево и сидеть там, на самой макушке,  пока  у
Кистрина не прошла бы охота жениться.
     - Смеешься?
     - Ага.
     - Тогда знаешь что? Не люблю тебя.
     - Это ужасно, Цири. Ты поразила меня в самое сердце.
     - Знаю, - поддакнула  она  серьезно,  потянув  носом,  а  потом  крепко
прижалась к нему.
     - Спи спокойно, Цири,  -  проворчал  он,  вдыхая  ее  милый  воробьиный
аромат. - Спи спокойно, девочка. Спокойной ночи, Браэнн.
     - Dearme, Gwynbleidd.
     Брокилон шумел над их головами миллиардами ветвей и сотнями  миллиардов
листьев.

МЕЧ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ (часть 3)
7
     - Геральт! Проснись! Пожалуйста, проснись! Геральт!
     Он открыл  глаза,  увидел  солнце,  золотой  дукат  с  четкими  краями,
наверху, над вершинами деревьев, за  мутной  завесой  утреннего  тумана.  Он
лежал на мокром, губчатом мхе, твердый корень упирался в спину.
     Цири - рядом, на коленях, дергала его за полу куртки.
     - Дьявольщина... - Он откашлялся, осмотрелся. - Где я? Как сюда попал?
     - Не знаю, - сказала девочка. - Я только что проснулась, здесь, рядом с
тобой, я ужасненько замерзла. Не помню, как... Знаешь что? Это чары!
     - Вероятно, ты права. - Он сел, выгребая сосновые иглы из-за воротника.
- Вероятно, ты права, Цири. Вода Брокилона, черт  побери...  Похоже,  дриады
недурно позабавились.
     Он встал, поднял лежащий рядом меч, перекинул ремень через плечо.
     - Цири?
     - А?
     - Ты тоже позабавилась?
     - Я?
     - Ты дочь Паветты, внучка Калантэ из Цинтры. Ты с самого начала  знала,
кто я такой?
     - Нет, - покраснела она. - Не с  самого.  Ты  расколдовал  моего  папу,
правда?
     - Неправда, - покрутил он головой. - Это  сделала  твоя  мама.  И  твоя
бабка. Я только помог.
     - Но  няня  говорила...  Говорила,  что  я  предназначена.  Что   я   -
Неожиданность. Дитя-Неожиданность. Геральт?
     - Цири. - Он поглядел на нее, вертя головой и улыбаясь.  -  Поверь,  ты
самая большая неожиданность, какая могла со мной приключиться.
     - Ха! - Лицо девочки просветлело. - Это правда? Я  предназначена!  Няня
говорила, что придет ведьмак, у которого белые волосы,  и  заберет  меня.  А
бабушка шумела... Ах, да что там! Куда ты меня заберешь? Скажи?
     - Домой. В Цинтру.
     - А-а-а... А я-то думала...
     - Додумаешь по дороге. Пошли, Цири,  надо  выйти  из  Брокилона.  Здесь
опасное место.
     - Я не боюсь!
     - А я боюсь.
     - Бабушка говорила, что ведьмаки ничего не боятся.
     - Бабушка сильно преувеличивает. Ну, в путь, Цири. Если б я  еще  знал,
где мы...
     Он взглянул на солнце.
     - Ну рискнем... Пойдем туда.
     - Нет. - Цири сморщила нос и указала в противоположную сторону. - Туда.
     - А ты-то откуда знаешь?
     - Знаю,  -  пожала  она  плечами  и  взглянула  на  него  беззащитными,
удивленными, изумрудными глазами. - Как-то так... Ну понимаешь... Не знаю...
     "Дочь Паветты, - подумал он. - Ребенок... Дитя Старшей Крови? Возможно,
унаследовала что-то от матери".
     - Цири. - Он распахнул рубашку, вытянул медальон. - Дотронься до него.
     - Ой! - Она раскрыла рот. - Какой страшный волк. И клыки... Ого-го!
     - Прикоснись.
     - Ой-ей!
     Ведьмак улыбнулся. Он  тоже  почувствовал  дрожание  медальона,  резкую
волну, пробежавшую по серебряной цепочке.
     - Он пошевелился, - вздохнула Цири. - Пошевелился!
     - Знаю. Идем, Цири. Веди.
     - Это чары, правда?
     - Конечно.
     Все было так, как он ожидал.  Девочка  чувствовала  направление.  Каким
образом, неведомо. Но быстро, быстрее, чем он думал, они вышли на дорогу, на
трехлучевой развилок. Здесь была граница Брокилона - во всяком  случае,  так
считали люди. Эитнэ, насколько он помнил, этого не признавала.
     Цири прикусила губы, сморщила нос, заколебалась, глядя на развилок,  на
песчаные разбитые дороги, изрытые копытами и колесами телег. Но Геральт  уже
знал, где находится, ему не надо было, да  он  и  не  хотел,  доверяться  ее
сомнительным способностям. И направился по  дороге,  ведущей  на  восток,  к
Бругге. Цири, все еще морщась, оглянулась на западную дорогу.
     - Она ведет к замку Настрог, - съехидничал он. - Тоскуешь по Кистрину?
     Девочка  пробурчала  что-то  в  ответ  и  послушно  пошла  за  ним.  Но
оглядывалась еще не раз.
     - В чем дело, Цири?
     - Не знаю, - шепнула она. - Но это скверная дорога, Геральт.
     - Почему?  Мы  идем  в  Бругге  к  королю  Вензлаву,  который  живет  в
прекрасном дворце. Отмоемся в баньке, выспимся на кровати с периной...
     - Это скверная дорога, - повторила она. - Скверная. Плохая.
     - Точно. Мне доводилось видывать и получше.  Перестань  крутить  носом.
Идем, быстро.
     Они миновали закрытый кустами  поворот.  И  оказалось,  что  Цири  была
права.
     Их окружили быстро,  со  всех  сторон.  Люди  в  остроконечных  шлемах,
кольчугах и темно-синих накидках  с  черно-золотыми  клеточками  Вердэна  на
груди. Их окружили, но ни один не приблизился, не притронулся к оружию.
     - Куда и откудова? - пролаял кряжистый тип в потертой  зеленой  одежде,
встав перед Геральтом на широко расставленных тумбообразных  ногах.  Лицо  у
него было темное и изборожденное морщинами, словно высушенная слива.  Лук  и
белоперистые стрелы торчали высоко над головой из-за спины.
     - Из  Выжиг,  -  гладко  соврал  ведьмак,  стискивая  ручку   Цири.   -
Возвращаемся к себе в Бругге. А что?
     - Королевская служба, - вежливо сказал темнолицый словно только  сейчас
заметил меч на спине Геральта. - Мы...
     - Давай его сюды, Йунгханс! - крикнул один из тех, что стояли на дороге
дальше. Солдаты расступились.
     - Не смотри, Цири, - быстро сказал Геральт. - Отвернись. Не смотри.
     На дороге лежало  поваленное  дерево,  перекрывающее  проезд  путаницей
ветвей. Надрубленная и сломанная часть ствола белела  в  придорожных  кустах
длинными стрелами щепок. Перед деревом  стояла  телега,  накрытая  полотном,
прикрывающим груз. Маленькие косматые лошадки лежали на земле, запутавшись в
дышлах и вожжах, утыканные стрелами, щеря желтые зубы. Одна еще  была  жива,
тяжело хрипела, дергалась.
     Были там и люди, валяющиеся в темных пятнах впитавшейся в песок  крови,
свешивающиеся с края телеги, скорчившиеся у колес.
     Из-за спин столпившихся вокруг воза вооруженных людей вышли двое, потом
прибавишься третий. Остальные - их было около десятка -  стояли  неподвижно,
держа коней.
     - Что тут произошло? - спросил ведьмак, вставая так, чтобы заслонить от
Цири сцену бойни.
     Косоглазый мужчина в короткой кольчуге и сапогах изучающе  взглянул  на
него, потер щетинистый подбородок. На левом предплечье у него был вытертый и
блестящий кожаный манжет, какими пользовались лучники.
     - Нападение, - сказал он коротко. - Духобабы перебили. Мы тут следствие
ведем.
     - Дриады напали на купцов?
     - Сам видишь, - указал рукой косоглазый.  -  Утыканы  стрелами,  словно
ежи. На тракте! Эти лесные ведьмы становятся все наглее. Уже не только в лес
не можно зайти, уж и дорогой вдоль леса нельзя.
     - А вы, - прищурился ведьмак, - кто такие?
     - Эрвиллова дружина. Из настрогских. У барона Фрейксенета  служили.  Но
барон пал в Брокилоне.
     Цири раскрыла было рот, но Геральт сильно сжал ей руку.
     - Кровь за кровь, говорю! -  загремел  спутник  косоглазого,  гигант  в
украшенном латунью кафтане. - Кровь за кровь!  Этого  так  оставить  нельзя!
Сначала Фрейксенет и похищенная княжна из Цинтры, теперь вот купцы. О  боги,
месть, месть - говорю! Потому как ежели нет, то увидите - завтра-послезавтра
они начнут убивать людей на порогах собственных домов!
     - Брик верно говорит, - сказал косоглазый. - Верно? А ты, брат, откуда?
     - Из Бругге, - снова солгал ведьмак.
     - А маленькая? Дочка?
     - Дочка. - Геральт снова сжал ручку Цири.
     - Из Бругге, - нахмурился Брик. - Ну так я тебе скажу,  что  энто  твой
король, Вензлав, потворствует чудищам. Не хотят с нашим Эрвиллом  стакнуться
и с Вираксасом из Керака. А ежели б с трех-то сторон да на Брокилон  рушить,
мы б вконец выбили энту мерзость...
     - Почему случилась бойня? -  медленно  спросил  Геральт.  -  Кто-нибудь
знает? Выжил кто из купцов?
     - Свидетелев нет, - сказал косоглазый. - Но мы-то знаем, что случилось.
Йунгханс, лесничий, читает по следам, как по книге. Скажи ему, Йунгханс.
     - Ну чего ж, - сказал тот, со сморщенным лицом. - Было оно  так:  ехали
купцы трактом.  Наткнулись  на  засеку.  Видите,  господин,  поперек  дороги
поваленная сосна, недавно срубленная. В чаще есть следы,  хочите  осмотреть?
Ну а когда купцы остановились, чтобы дерево отбросить, их  и  расстреляли  в
один миг. Оттедова, из зарослев, где вона та кривая  береза.  И  тама  следы
есть. А стрелы, брат, все духобаб лесных  работа,  перья  приклеены  смолой,
наконечники прикручены лыком...
     - Вижу, - прервал ведьмак,  глядя  на  убитых.  -  Некоторые,  сдается,
выжили, так тех дриады ножами по горлу... Ножами...
     Из-за  стоявших  перед  ним  солдат  выдвинулся  еще  один  -  худой  и
невысокий, в лосином кафтане. У него были черные, очень коротко  остриженные
волосы, синие, гладко выбритые щеки. Ведьмаку достаточно было одного взгляда
на маленькие узкие ладони в коротких черных перчатках, бледные рыбьи  глаза,
на меч и рукояти кинжалов, торчащих из-за пояса и из голенища левого сапога.
Геральт видел достаточно много убийц, чтобы не распознать еще одного.
     - Быстрый у тебя глаз, - очень медленно сказал черный, -  ты  и  впрямь
много видишь.
     - И это славно, - проговорил косоглазый. -  Что  увидел,  пусть  королю
своему передаст, Вензлав вечно клянется, что не  позволит  духобаб  убивать,
потому как они, вишь ты, милые и добрые. Наверняка похаживает к ним  майской
порой и трахает поманеньку. Потому-то они, может, и добрые. А вот мы сами  и
проверим, ежели какую живцом возьмем.
     - А хоть бы и полуживцом, - захохотал Брик. - Ну, мать  вашу,  где  тот
друид? Уж скоро полдень, а его ни следа. Двигаться пора.
     - Что собираетесь делать? - спросил Геральт, не отпуская руки Цири.
     - А тебе-то какое дело? - прошипел черный.
     - Ну что уж ты сразу так-то. Левек, - неприятно усмехнулся  косоглазый.
- Мы люди порядочные, секретов  не  держим.  Эрвилл  присылает  нам  друида,
знаменитого магика, который даже с деревьями  ухитряется  разговаривать.  Он
проводит нас в лес отомстить за Фрейксенета, попытаться отбить  княжну.  Это
тебе не кукиш с маслом, брат, а карательная эск... экс...
     - Экспедиция, - подсказал чернявый. Левек.
     - Ну да. Прям договорить не дал. А ты, братец давай двигай,  куда  шел.
Потому как тут может быть здорово горячо.
     - Да-а-а уж, - протянул Левек, глядя на Цири. - Опасно тут, особенно  с
девчонкой. Духобабы только и ждут такую  заграбастать.  Как,  малышня?  Мама
дома ждет?
     Цири, вздрогнув, кивнула.
     - Скверно, - продолжал чернявый, не спуская  с  нее  глаз,  -  если  не
дождется. Небось  помчится  к  королю  Вензлаву:  "Ты  вона  потворствоваешь
дриадам, король, и вот, изволь, моя дочка и мой муж - на твоей совести". Кто
знает, может, Вензлав тогда заново обдумает свой союз с Эрвиллом?
     - Прекратите, господин Левек, -  буркнул  Йунгханс,  и  его  сморщенная
физиономия сморщилась еще больше. - Пусть идут.
     - Ну бывай, маленькая. - Левек протянул руку, погладил Цири по  голове.
Цири вздрогнула и попятилась.
     - Ты что? Боисся?
     - У тебя кровь на руке, - тихо сказал ведьмак.
     - Да? - Левек поднял руку. - Верно. Их кровь. Купцов.  Я  проверял,  не
уцелел ли кто. Увы, духобабы стреляют метко.
     - Духобабы? - дрожащим голоском проговорила Цири, не  отвечая  на  знак
ведьмака. - Ах, благородный рыцарь, вы ошибаетесь. Это не могли быть дриады!
     - Что там этот клоп пищит? - прищурил блеклые глаза чернявый.
     Геральт кинул взгляд направо, оценив расстояние.
     - Это не дриады, - повторила Цири. - Ясно же!
     - Чего?
     - Ну дерево... Оно же срублено! Топором! А дриады никогда не срубили бы
дерева, правда?
     - Правда, -  сказал  Левек  и  глянул  на  косоглазого.  -  Ишь,  какая
смышленая девчонка. Слишком уж мудра.
     Ведьмак уже раньше заметил, как узкая рука в  перчатке,  словно  черный
паук, ползет к рукояти кинжала. Хотя Левек смотрел на  Цири,  Геральт  знал,
что удар будет направлен в него. Он подождал, пока Левек коснется  оружия  и
косоглазый затаит дыхание.
     Три движения. Только три.  Покрытое  серебряными  набивками  предплечье
садануло чернявого в висок. Прежде чем он упал, ведьмак уже  оказался  между
Йунгхансом и косоглазым, а меч, с  шипением выскочивший из  ножен,  завыл  в
воздухе, разрубая висок Брика, гиганта в украшенном латунью кафтане.
     - Беги, Цири!
     Косоглазый, выхватывая меч, прыгнул, но опоздал.  Ведьмак  рубанул  его
поперек груди, наискось, сверху вниз, и тут  же,  используя  энергию  удара,
снизу вверх, с колен, разделав солдата в кровавый "X".
     - Парни! - рявкнул Йунгханс остальным, окаменевшим от ужаса. - Ко мне!
     Цири подбежала к кривому буку и белочкой  шмыгнула  наверх  по  веткам,
исчезнув  в  листве.  Лесничий  послал  ей  вслед  стрелу,  но  промахнулся.
Остальные  бежали,  рассыпавшись  полукругом,  выхватывая  луки  и   стрелы.
Геральт, все еще на коленях,  сложил  пальцы  Знаком  Аард  и  ударил  не  в
лучников - они были далеко, а в  песчаную  дорогу  перед  ними,  засыпав  их
пылью.
     Йунгханс отскочил, ловко вытянул из колчана вторую стрелу.
     - Нет! - взвизгнул Левек, вскакивая с земли с мечом в правой и кинжалом
в левой руке. - Оставь его, Йунгханс!
     Ведьмак медленно повернулся.
     - Он мой, - сказал Левек, тряся головой и  отирая  предплечьем  щеку  и
рот. - Только мой!
     Геральт,  наклонившись,  двинулся  полукругом,  но  Левек  не   кружил,
наскочил сразу, в два прыжка.
     "Хорош",  -  подумал  ведьмак,  с  трудом  отбив  меч  убийцы  коротким
вращением своего меча, одновременно полуоборотом уходя от удара кинжалом. Он
умышленно не ответил, отскочил, рассчитывая  на  то,  что  Левек  попытается
достать его длинным ударом и потеряет равновесие. Но убийца не был новичком.
Он сгорбился и тоже пошел полукругом мягкими, кошачьими  шагами.  Неожиданно
прыгнул, закрутил мечом, завертел, сокращая  расстояние.  Ведьмак  не  пошел
навстречу, ограничившись быстрым верхним  финтом,  который  принудил  убийцу
отскочить. Левек сгорбился, спрятав руку с кинжалом за спину. Ведьмак  и  на
этот раз не напал, не сократил дистанцию,  снова  пошел  полукругом,  обходя
его.
     - Лады, - процедил Левек, выпрямляясь. - Продолжим наши игры? Почему бы
и нет? Хорошая игра никогда не надоедает!
     Он прыгнул, закружил, ударил раз, другой,  третий  в  быстром  темпе  -
верхний удар мечом и тут же слева плоский, косой удар кинжалом.  Ведьмак  не
сбивал ритма - парировал, отскакивая,  и  снова  шел  полукругом,  принуждая
убийцу крутиться. Левек неожиданно попятился и тоже пошел полукругом,  но  в
противоположном направлении.
     - У каждой игры, - прошипел он сквозь стиснутые  зубы,  -  должен  быть
свой конец. Что скажешь об одном ударе, ловкач? Один удар, а потом мы уберем
с дерева твоего выродка. Как ты на это смотришь?
     Геральт видел, что Левек наблюдает за  своей  тенью,  ждет,  когда  она
коснется противника, показав, что тому солнце  бьет  в  глаза.  Он  перестал
кружить, чтобы облегчить убийце задачу.
     И превратил зрачки в вертикальные щелочки, два  узеньких  штришка.  При
этом слегка сморщился, прикидываясь, будто ослеплен.
     Левек прыгнул, закружил, отставив руку с кинжалом вбок, чтобы сохранить
равновесие, ударил, невероятно, казалось, изогнув  кисть,  снизу,  целясь  в
промежность.
     Геральт рванулся вперед, развернулся, отбил удар, выгнув руку  и  кисть
так же невероятно, откинул убийцу силой броска тела и  хлестнул  его  концом
клинка по левой щеке. Левек сжался, упал на колени, согнулся и зарылся лицом
в песок.
     Геральт  медленно  обернулся  к  Йунгхансу.  Тот,   искривив   лицо   в
отвратительной гримасе, прицелился из лука. Ведьмак наклонился, схватил  меч
обеими руками. Солдаты тоже подняли луки. Стояла глухая тишина.
     - Чего ждете? Бейте!  Бейте  в  не...  -  рявкнул  лесничий  и  тут  же
споткнулся, закачался, сделав несколько шагов, и упал лицом вниз,  в  шее  у
него торчала стрела. На  стреле  были  полосатые  перья  из  маховых  перьев
фазанихи, раскрашенные желтым в отваре из коры.
     Стрелы летели со свистом по длинным плоским параболам со стороны черной
стены леса. Они летели, казалось,  медленно  и  спокойно,  шумя  перьями,  и
чудилось, что набирают скорость и силу, только ударяя в  цель.  А  били  они
безошибочно, кося настрогских наемников, валя их в песок дороги, бессильных,
срезанных, словно подсолнухи, по которым ударили палкой.
     Выжившие, расталкивая друг друга, кинулись к лошадям. Стрелы продолжали
свистеть, догоняя их на бегу, настигая в седлах. Только трем удалось пустить
коней галопом и умчаться, вереща, кровавя им шпорами бока. Но и эти не  ушли
далеко.
     Лес замкнулся, заблокировал дорогу. Уже нигде не было видно купающегося
в солнце, песчанистого тракта.  Была  плотная,  непроницаемая  стена  темных
стволов.
     Наемники,  изумленные  и  отупевшие,   остановили   коней,   попытались
завернуть, но стрелы летели неустанно. И догоняли, и валили их с  седел  под
топот и ржание лошадей, под всеобщий крик и вой.
     А потом опустилась тишина.
     Замыкавшая тракт стена леса замигала,  расплылась  радужным  туманом  и
исчезла. Снова возникла дорога, на дороге - сивая лошадь, а на сивой  лошади
- наездник, могучий, с метлообразной бородой, в куртке  из  тюленьей  шкуры,
наискось перехваченной клетчатым шерстяным шарфом.
     Конь, отворачивая морду  и  грызя  удила,  сделал  шаг  вперед,  высоко
поднимая передние ноги, храпя и косясь на трупы, на запах  крови.  Наездник,
выпрямившийся в седле, поднял руку, и резкий порыв ветра  ударил  по  ветвям
деревьев.
     Из зарослей  на  дальнем  краю  леса  показались  маленькие  фигурки  в
облегающих одеждах, скомбинированных из зеленого и  коричневого,  с  лицами,
покрытыми полосами, нанесенными скорлупой ореха.
     - Ceadmil,  Wedd  Brokiloene!  -  воскликнул  наездник.  -  Faill,  Ana
Woedwedd!
     - Faill! - Голос из леса, словно веяние ветра.
     Коричнево-зеленые фигурки начали исчезать, одна за другой растворяясь в
чаще. Осталась только одна с развевающимися  волосами  медового  цвета.  Она
сделала несколько шагов, приблизилась.
     - Va faill, Gwynbleidd! - воскликнула она, подходя ближе.
     - Прощай, Мона, - сказал ведьмак. - Я не забуду тебя.
     - Забудь, - ответила она твердо, поправляя колчан на спине. - Нет Моны.
Мона - был сон. Я Браэнн. Браэнн из Брокилона.
     Она еще раз махнула рукой. И исчезла.
     Ведьмак повернулся.
     - Мышовур, - сказал он, глядя на наездника на сивом коне.
     - Геральт,  -  кивнул  наездник,  измеряя  его  холодным  взглядом.   -
Любопытная встреча. Но начнем с самого важного. Где Цири?
     - Здесь! - крикнула девочка, скрытая в листве. - Уже можно слезать?
     - Можно, - сказал ведьмак.
     - Но я не знаю как!
     - Так же, как залезала, только наоборот.
     - Я боюсь! Я на самой макушке!
     - Слезай, говорю! Нам надо поговорить, девочка моя!
     - Это о чем же?
     - Зачем, черт побери, ты залезла туда вместо того, чтобы убежать в лес?
Я убежал бы за тобой, и не пришлось бы... А, черт! Слезай!
     - Я сделала, как кот в сказке! Что бы я ни... получается плохо! Почему,
хотела бы я знать?
     - Я тоже, - сказал друид, слезая с коня, - хотел бы это знать.  И  твоя
бабушка, королева Калантэ, тоже хотела бы знать. Давай слезай, княжна.
     С дерева посыпались листья и сухие  веточки.  Лотом  послышался  резкий
треск разрываемой ткани, и наконец  появилась  Цири,  съезжающая  верхом  по
стволу. Вместо капюшона на курточке болтались художественные лоскуты.
     - Дядя Мышовур!
     - Собственной персоной. - Друид обнял девочку, прижал к себе.
     - Тебя прислала бабушка? Она очень страдает?
     - Не очень, - улыбнулся Мышовур. - Она  слишком  увлечена  вымачиванием
розог. Дорога в Цинтру, Цири, займет у  нас  некоторое  время.  Посвяти  его
тому, чтобы придумать объяснения своим поступкам. Это должно быть,  если  ты
соблаговолишь  воспользоваться  моим  советом,  очень  краткое   и   дельное
объяснение. Такое, которое  можно  проговорить  очень-очень  быстро.  И  все
равно, я думаю, последние  слова  тебе  придется  уже  выкрикивать,  княжна.
Очень, очень громко.
     Цири болезненно поморщилась, тихонечко фыркнула, а руки против  желания
поползли у нее к угрожаемому месту.
     - Пошли  отсюда,  -  сказал  Геральт,  осматриваясь.  -  Пошли  отсюда,
Мышовур.

8

     - Нет, - сказал друид, - Калантэ изменила  планы,  она  уже  не  желает
замужества Цири с Кистрином. У  нее  есть  на  то  свои  причины.  Ко  всему
прочему, думаю, тебе не надо объяснять, что после той мерзопакостной аферы с
подстроенным нападением на купцов король Эрвилл серьезно пал в моих  глазах,
а с моими глазами в  королевстве  считаются.  Нет,  мы  в  Настрог  даже  не
заглянем. Я забираю малышку прямо в Цинтру. Поехали с нами, Геральт.
     - Зачем?  -  Ведьмак  взглянул  на  накрытую  кожушком  Мышовура  Цири,
дремавшую под деревом.
     - Ты отлично знаешь зачем. Этот ребенок, Геральт, твое  Предназначение.
Третий раз, да, третий,  пересекаются  ваши  пути.  В  переносном,  конечно,
смысле, особенно если говорить о двух предыдущих. Пожалуй,  ты  не  назовешь
это случайностью?
     - Какая разница, как назову, - криво улыбнулся ведьмак. - Не в названии
дело, Мышовур. Зачем мне в Цинтру? Я уже бывал там, скрещивал  уже,  как  ты
это назвал, пути. И что?
     - Тогда ты потребовал, чтобы Калантэ, Паветта и ее муж  поклялись.  Они
клятву сдержали. Цири - Неожиданность. Предназначение требует, чтобы...
     - Чтобы я забрал ребенка и переделал в ведьмака? Девочку?  Посмотри  на
меня, Мышовур. Ты представляешь себе меня пригожей девочкой?
     - К черту твое ведьмачество, - занервничал друид. -  О  чем  ты  вообще
говоришь? Что тут общего?  Нет,  Геральт,  вижу,  ничего  ты  не  понимаешь,
придется объяснить проще. Слушай, любой дурак,  в  том  числе  и  ты,  может
потребовать  клятвы,  может  добиться  обещания  и  из-за  этого  не  станет
необычным. Необычен ребенок. И  необычна  связь,  которая  возникает,  когда
рождается такой ребенок. Надо еще ясней? Пожалуйста. С момента рождения Цири
уже не имеет значения, чего ты хочешь и  от  чего  отказываешься.  Ты,  черт
побери, не идешь в расчет. Не понимаешь?
     - Не кричи. Разбудишь ее. Наша Неожиданность, наш Сюрприз спит. А когда
проснется... Мышовур, даже от самого необычного можно...  порой  надо  уметь
отречься.
     - Ты же знаешь, - холодно  посмотрел  на  него  друид,  -  собственного
ребенка у тебя не будет никогда.
     - Знаю.
     - И отказываешься.
     - Отказываюсь. Вероятно, имею право?
     - Имеешь, - сказал Мышовур. - А как же.  Но  это  довольно  рискованно.
Есть такое древнее пророчество: у Меча Предназначения...
     - ...два острия, - докончил Геральт. - Слышал.
     - А! Делай как хочешь. - Друид отвернулся, сплюнул. - Подумать  только,
я готов был подставить за тебя шею...
     - Ты?
     - Да. В противоположность тебе я верю в  Предназначение.  И  знаю,  как
опасно  играть  с  обоюдоострым  мечом.  Не  играй,  Геральт.   Воспользуйся
представившейся возможностью. Преврати то, что  связывает  тебя  с  Цири,  в
нормальные, здоровые узы ребенка и опекуна. Ибо если нет... Тогда эта  связь
проявится иначе. Страшней.  Негативным  и  разрушительным  образом.  Я  хочу
уберечь от этого и тебя, и ее. Если ты захочешь ее забрать, я  возражать  не
стану. Я взял бы на себя риск объяснить Калантэ, почему...
     - Откуда ты  знаешь,  что  Цири  захочет  пойти  со  мной?  Из  древних
пророчеств?
     - Нет, - серьезно сказал Мышовур.  -  Оттуда,  что  уснула  она  только
тогда, когда ты ее приласкал. Что она мурлычет сквозь сон твое имя и  ручкой
ищет твою руку.
     - Достаточно, - Геральт встал, - а то я уж готов и вовсе взволноваться.
Бывай,  бородач.  Мои  поклоны  Калантэ.  А  относительно  Цири...  Придумай
что-нибудь.
     - Тебе не уехать, Геральт.
     - От Предназначения? - Ведьмак подтянул подпругу трофейного коня.
     - Нет, - сказал друид, глядя на спящую девочку. - От нее.
     Ведьмак покачал головой, вскочил в  седло.  Мышовур  сидел  неподвижно,
копаясь прутиком в погасшем костре.
     Геральт отъехал тихо, через вереск, доходящий до стремян, по  косогору,
ведущему в долину, к черному лесу.
     - Гера-а-альт!
     Он обернулся. Цири стояла на вершине холма, маленькая, серая фигурка  с
развевающимися пепельными волосами.
     - Не уходи!
     Он помахал ей рукой.
     - Не уходи, - тихо всхлипнула она. - Не ухо-о-оди!
     "Я должен, - подумал ведьмак. - Должен, Цири. Потому  что...  Я  всегда
ухожу".
     - Ничего у тебя не получится все равно. Вот увидишь! - крикнула она.  -
И не думай! Не убежишь! Я твое Предназначение, слышишь!
     "Предназначения  не  существует,  -  подумал  он.  -   Не   существует.
Единственное, что предназначено всем, это смерть.  Именно  смерть  -  второе
острие обоюдоострого меча. Одно - это я. А второе - смерть, идущая  за  мной
по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири".
     - Я - твое Предназначение! - донеслось до него с вершины  холма,  тихо,
отчаянно.
     Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно  в  бездну  углубляясь  в
черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную  тень,  во  мрак,  которому,
казалось, нет конца.

НЕЧТО БОЛЬШЕЕ (часть 2)
4
     - Не шевелитесь,  господин.  Надо  сменить  повязку,  потому  как  рана
кровоточит, а нога страшно опухла. О боги, как это паршиво выглядит...  Надо
как можно скорее добыть лекаря...
     - Чихал я на лекаря, - простонал ведьмак. - Давай  сюда  мой  сундучок,
Йурга. Вон тот флакон. Лей прямо на рану. О дьявольщина!!!  Ничего,  ничего,
лей еще... О-о-ох! Лады. Заверни покрепче и накрой меня...
     - Распухло, господин, все бедро. И горячка бьет.
     - Чихал я на горячку. Йурга?
     - Да?
     - Я забыл тебя поблагодарить...
     - Не вы, господин, должны благодарить, а я. Это вы  мне  жизнь  спасли,
меня защищая, урон понесли. А я? Что я такого сделал? Человека раненого, без
чувств, перевязал, на воз положил, не дал помереть? Обычная штука,  господин
ведьмак.
     - Не  такая  уж  обычная,  Йурга.  Меня  уже  бросали...   в   подобных
ситуациях... Как пса...
     Купец, опустив голову, помолчал.
     - Оно, конечно, так, отвратный нас  свет  окружает,  -  пробормотал  он
наконец. - Токмо это не повод, чтобы все мы паршивели. Добро нам  требуется.
Этому меня учил мой отец, тому же я своих сынов учу.
     Ведьмак молчал, рассматривая ветви  деревьев,  висящие  над  дорогой  и
перемещающиеся  по  мере  движения  телеги.  Бедро  рвало,  но  боли  он  не
чувствовал.
     - Где мы?
     - Перешли вброд речку Траву,  едем  по  Мехунским  Лесам.  Это  уже  не
Темерия, а Содден. Вы проспали границу, когда таможники в  телеге  шуровали.
Ну, скажу вам, охали они, видя вас, сильно. Но старший над  ними  знал  вас,
без задержки велел пропустить.
     - Знал меня?
     - Ага. Геральтом величал. Сказал так: Геральт из Ривии. Это ваше имя?
     - Мое...
     - Этот таможник обещал послать кого-нито с вестью, что, дескать, лекарь
надобен. Ну я еще сунул ему то-се в лапу, чтоб не запамятовал.
     - Благодарю, Йурга.
     - Нет, господин ведьмак. Я же сказал, что я вас благодарю. И не только.
Я вам еще кой-чего должен. Мы уговорились... Что с вами? Вам скверно?
     - Йурга... Флакон с зеленой печаткой...
     - Господин... Вы же снова... Уж как вы  тогда  страшно  кричали  сквозь
сон...
     - Надо, Йурга.
     - Воля ваша. Погодите, щас в чарку вылью. Ну, боги, лекарь надобен, как
шибчей, не то...
     Ведьмак отвернул голову. Он слышал крики  детей,  играющих  в  высохшем
внутреннем рве, окружающем дворцовые стены.  Ребят  было  около  десятка,  и
шумели они жутко, перекрикивая друг друга тонкими,  возбужденными,  ломкими,
переходящими в фальцет голосами. Носились по рву туда и  обратно,  напоминая
косяк быстрых рыбок,  молниеносно  и  неожиданно  меняющих  направление,  но
всегда держащихся вместе.  Как  обычно,  вслед  за  шумливыми,  тощими,  как
пугала, старшими мальчиками  бегал  не  поспевающий  за  ними,  задыхающийся
малец.
     - Много их, - заметил ведьмак.
     Мышовур, теребя бороду, кисло ухмыльнулся, пожал плечами.
     - Верно. Много.
     - А который из них... Который из пареньков - знаменитая Неожиданность?
     Друид отвел глаза.
     - Я не имею права, Геральт...
     - Калантэ?
     - Конечно. Вряд ли ты думал, что она так просто отдаст ребенка.  Ты  же
ее знаешь. Железная женщина. Я скажу тебе  нечто  такое,  чего  говорить  не
должен, надеюсь, ты поймешь. Полагаю, ты меня не выдашь.
     - Говори.
     - Когда ребенок родился, это было шесть лет назад,  она  вызвала  меня,
приказала отыскать тебя и убить.
     - Ты отказался.
     - Калантэ не отказывают, - серьезно сказал Мышовур, глядя ему в  глаза.
- Я был готов отправиться, но тут она снова вызвала меня. И отменила приказ,
не объяснив почему. Будь осторожен, когда станешь с ней разговаривать.
     - Буду. Скажи, Мышовур, что случилось с Дани и Паветтой?
     - Они плыли из Скеллиге  в  Цинтру.  Попали  в  шторм.  Не  нашли  даже
обломков корабля. Геральт... То, что ребенка не было тогда с ними, чертовски
странное дело. Необъяснимое. Они хотели взять его с собой на корабль,  но  в
последний момент отказались. Никто не  знает  причины,  Паветта  никогда  не
расставалась с...
     - Как это Калантэ перенесла?
     - А как ты думаешь?
     - Понимаю.
     Топоча, словно банда гоблинов, ребятишки забрались наверх и  пронеслись
мимо них. Геральт заметил, что недалеко от  головы  мчащегося  стадка  бежит
развевающая светлой косой девочка, такая же худая и вопящая, как  мальчишки.
С диким воем ватага снова ринулась вниз по крутому склону  рва,  по  крайней
мере половина из них, включая девочку, съехали на ягодицах. Самый маленький,
все  еще  не  догнавший  остальных,  упал,  захныкал  и  уже  внизу   громко
расплакался, схватившись за разбитую коленку. Другие мальчишки окружили его,
дразня и посмеиваясь,  потом  помчались  дальше.  Девочка  опустилась  перед
мальчуганом, обняла, вытерла ему слезы, размазав по мордашке кровь и грязь.
     - Идем, Геральт, королева ждет.
     - Идем, Мышовур.
     Калантэ сидела на большой, подвешенной цепями  к  ветке  огромной  липы
скамье со спинкой. Казалось, она  дремлет,  но  этому  противоречило  слабое
движение ног, время от времени принуждающих качели  двигаться.  С  королевой
были три молодые женщины.  Одна  сидела  на  траве,  рядом  с  качелями,  ее
раскинутое платье белело на зелени, как пятно снега. Две другие, неподалеку,
щебетали, осторожно раздвигая побеги малины.
     - Госпожа, - склонился Мышовур.
     Королева подняла голову. Геральт опустился на одно колено.
     - Ведьмак, - сухо проговорила она.
     Как и раньше, ее украшали изумруды, гармонировавшие с зеленым  платьем.
И  цветом  глаз.  Как  и  раньше,  она  носила  узкий  золотой   ободок   на
пепельно-серых волосах. Но руки, которые он помнил белыми  и  тонкими,  были
уже не так тонки. Королева пополнела.
     - Приветствую тебя, Калантэ из Цинтры.
     - Приветствую тебя, Геральт из Ривии. Встань. Я ожидала тебя.  Мышовур,
друг, проводи девушек в замок.
     - Слушаюсь, королева.
     Они остались одни.
     - Шесть лет, - проговорила Калантэ,  не  улыбаясь.  -  Ты  поразительно
пунктуален, ведьмак.
     Он не ответил.
     - Бывали минуты, что  я  говорю,  бывали  годы,  когда  я  тешила  себя
надеждой, что ты забудешь. Или иные причины  помешают  тебе  приехать.  Нет,
несчастья в принципе я тебе не желала, во все же должна  была  учитывать  не
очень-то безопасный характер твоей профессии. Говорят, смерть идет за  тобою
следом, Геральт из Ривии, но ты никогда не оглядываешься. А  потом...  Когда
Паветта... Ты уже знаешь?
     - Знаю, - Геральт склонил голову, - и сочувствую от всей души.
     - Нет. - прервала она. - Это было давно. Я, как  видишь,  уже  не  ношу
траура. Носила достаточно долго.  Паветта  и  Дани...  Предназначенные  друг
другу... До конца. Ну и как тут не верить в силу Предназначения?
     Оба  замолчали.  Калантэ  пошевелила  ногой,  снова  заставив  скамейку
качаться.
     - И вот спустя шесть  условленных  лет  ведьмак  вернулся,  -  медленно
проговорила она, а на ее  губах  заиграла  странная  улыбка.  -  Вернулся  и
потребовал исполнения клятвы. Как думаешь, Геральт, вероятно,  так  о  нашей
встрече станут распевать сказители через сто лет. Я думаю, именно  так.  Да,
это они умеют. Могу себе  представить.  Послушай.  И  сказал  жестокосердный
ведьмак: "Исполни клятву, королева, либо падет на  тебя  мое  проклятие".  А
королева,  заливаясь  слезами,  пала  пред  ведьмаком  на  колени,   умоляя:
"Смилуйся! Не забирай у меня мое дитя! У меня осталось только оно!"
     - Калантэ...
     - Не прерывай, - резко остановила она. - Я рассказываю сказку, разве не
видишь? Слушай дальше. Злой, жестокосердный ведьмак затопал ногами,  замахал
руками и крикнул: "Берегись, клятвопреступница, берегись  возмездия  судьбы.
Если не сдержишь клятвы, кара не минует  тебя".  И  ответила  королева:  "Ну
хорошо, ведьмак. Да будет так, как пожелает судьба. Вон там,  гляди,  играют
десять детишек. Если угадаешь, который предназначен  тебе,  заберешь  его  и
оставишь меня с разбитым сердцем".
     Ведьмак молчал.
     - В  сказке,  -  улыбка  Калантэ  становилась  все  менее  приятной,  -
королева, как я себе представляю, позволила бы ведьмаку угадывать трижды. Но
мы ж не в сказке, Геральт. Мы здесь в реальности, ты, я и наша  проблема.  И
наше Предназначение. Это не сказка, это жизнь. Паршивая, скверная,  тяжелая,
не прощающая ошибок, обид, не знающая жалости, разочарований и несчастий, не
щадящая никого, ни ведьмаков, ни королев. И потому,  Геральт  из  Ривии,  ты
будешь отгадывать только один раз.
     Ведьмак продолжал молчать.
     - Только один-единственный раз,  -  повторила  Калантэ.  -  Но,  как  я
сказала, это не сказка, а жизнь, которую мы сами должны заполнять  моментами
счастья, ибо на улыбки судьбы рассчитывать, как ты  знаешь,  не  приходится.
Поэтому, чем бы ни кончилось угадывание,  ты  не  уйдешь  отсюда  с  пустыми
руками. Возьмешь  одного  ребенка.  Того,  на  которого  падет  твой  выбор.
Ребенка, из которого ты сделаешь ведьмака. Если этот  ребенок,  ясное  дело,
выдержит Испытание Травами.
     Геральт резко поднял голову. Королева усмехнулась. Он знал эту усмешку,
противную, злую, презрительную.
     - Ты удивлен, - отметила  она.  -  Ну  что  ж,  я  немного  подучилась.
Поскольку у дитяти Паветты есть шансы стать ведьмаком, я взяла на себя  этот
труд. Однако мои источники, Геральт, молчат относительно того, сколько детей
из десятка выдерживают Испытание Травами. Ты не  мог  бы  удовлетворить  мое
любопытство?
     - Королева, - откашлялся Геральт, - вероятно,  ты  немало  потрудилась,
изучая проблему, и должна знать, что кодекс  и  клятва  запрещают  мне  даже
произносить это название, не то что рассуждать о нем.
     Калантэ резко остановила качели, упершись каблуком в землю.
     - Трое, самое большее - четверо из десяти,  -  сказала  она,  покачивая
головой в притворной задумчивости. - Крутая селекция, я  бы  сказала,  очень
крутая и притом на каждом этапе. Вначале отбор,  потом  испытания.  А  затем
изменения. Сколько юношей в результате получают медальоны и серебряные мечи?
Один из десяти? Один из двадцати?
     Ведьмак молчал.
     - Я долго размышляла, - продолжала Калантэ уже без улыбки. - И пришла к
выводу, что селекция детей на этапе выбора имеет ничтожное значение.  Какая,
в общем-то, разница, Геральт, какой ребенок умрет  или  спятит,  напичканный
наркотиками? Какая разница, чей мозг разорвется  от  бредовых  видений,  чьи
глаза лопнут и  вытекут  вместо  того,  чтобы  стать  глазами  кошки?  Какая
разница, в собственной ли крови и блевотине  умрет  действительно  указанный
Предназначением или же совершенно случайный ребенок? Ответь.
     Ведьмак скрестил руки на груди, чтобы сдержать их дрожь.
     - Зачем? - спросил он. - Ты ждешь ответа?
     - Верно, не жду,  -  королева  снова  усмехнулась.  -  Как  всегда,  ты
безошибочен в выводах.  Как  знать,  однако,  может,  не  ожидая  ответа,  я
согласилась бы уделить  немного  внимания  твоим  добровольным  и  искренним
словам? Словам, которые, быть может, ты пожелал бы произнести,  а  вместе  с
этим освободиться от того, что гнетет тебя? Ну давай примемся за дело,  надо
же подбросить сказителям материал. Идем выбирать ребенка.
     - Калантэ, - сказал он, глядя ей в глаза. - Оставь сказителей в  покое.
Если им не хватит материала, они сами что-нибудь придумают. А имея  в  руках
истинный материал, они его исказят. Как ты верно заметила, это не сказка,  а
жизнь. Паршивая и скверная. А посему, черт  побери,  давай  проживем  ее  по
возможности  порядочно  и  хорошо.  Ограничим  количество  творимых  другими
несправедливостей неизбежным минимумом. В сказке,  конечно,  королева  может
умолять ведьмака, а ведьмак  требовать  своего  и  топать  ногами.  В  жизни
королева может просто сказать: "Не забирай ребенка, прошу тебя".  А  ведьмак
ответит: "Коли ты просишь, не заберу". И уйдет вслед за  заходящим  солнцем.
Но за такое окончание сказки сказитель не получит от  слушателей  ни  гроша,
самое большее - пинок в зад. Потому что скучная получится сказка.
     Калантэ перестала улыбаться, в ее глазах мелькнуло что-то знакомое.
     - В чем дело? - прошипела она.
     - Давай не будем ходить вокруг да около, Калантэ. Ты знаешь, о  чем  я.
Как приехал, так и уеду. Выбрать ребенка? А зачем? Ты думаешь, он мне так уж
нужен? Думаешь, я ехал сюда, в Цинтру, гонимый жаждой отнять у  тебя  внука?
Нет, Калантэ. Я хотел, быть может, взглянуть на этого ребенка, посмотреть  в
глаза Предназначению... Потому что я и сам не знаю...  Но  не  бойся.  Я  не
отберу у тебя его, достаточно, если ты попросишь...
     Калантэ вскочила со скамеечки, в ее глазах разгорелся зеленый огонь.
     - Просить? - яростно прошипела она. - Тебя? Бояться? Мне тебя  бояться,
треклятый шаман?  Ты  осмеливаешься  бросать  мне  в  лицо  твою  презренную
милость? Оскорблять своим сочувствием? Обвинять в  трусости,  сомневаться  в
моей воле? Ты обнаглел от моего доверительного к тебе отношения! Берегись!
     Ведьмак  решил,  что,  пожалуй,  безопасней  всего  будет  не  пожимать
плечами, а опуститься на колено и склонить голову. И не ошибся.
     - Ну, - прошипела Калантэ, стоя перед ним. Руки  у  нее  были  опущены,
пальцы,  унизанные  перстнями,  сжаты  в  кулаки.  -  Ну   наконец-то.   Это
соответствующая поза. Именно так отвечают  королеве,  если  королева  задает
вопрос. А если не вопрос, а приказ, то надобно еще ниже  опустить  голову  и
отправиться его исполнять. Без проволочки. Ты понял?
     - Да, королева.
     - Прекрасно. Встань.
     Он встал. Она посмотрела на него, закусила губу.
     - Тебя очень обидела моя вспышка? Я говорю о форме, а не о содержании.
     - Не очень.
     - Ну и славно. Постараюсь больше не вспыхивать. Итак, я  сказала:  там,
во рву, играют десять ребятишек. Выберешь  одного,  который  покажется  тебе
самым подходящим, заберешь, и, о  боги,  сотворишь  из  него  ведьмака,  ибо
таково Предназначение. А если не Предназначение, то моя воля.
     Он посмотрел ей в глаза, низко поклонился.
     - Королева. Шесть лет назад  я  доказал  тебе,  что  есть  нечто  более
могущественное,  нежели  королевская  воля.  Ради   богов,   ежели   таковые
существуют, докажу тебе это еще раз. Ты не  принудишь  меня  сделать  выбор,
делать который я не хочу. Прости за форму, не за содержание.
     - Под моим дворцом есть глубокие ямы. Предупреждаю:  еще  немного,  еще
слово - и ты закончишь в них свою жизнь.
     - Ни один мальчик из тех,  что  играют  во  рву,  не  годится  на  роль
ведьмака, - медленно проговорил он. - И среди них нет сына Паветты.
     Калантэ прищурилась. Он даже не дрогнул.
     - Пошли, - сказала она наконец, развернувшись на каблуках.
     Он последовал за ней между рядами цветущих  кустов,  между  клумбами  и
живыми изгородями. Королева прошла в ажурную беседку. Там, вокруг  стола  из
малахита, стояли четыре больших плетеных ивовых кресла. На покрытой  жилками
плите, поддерживаемой четырьмя грифонами,  стоял  кувшин  и  два  серебряных
кубка.
     - Садись и налей.
     Она выпила, подняв в его сторону кубок, резко, солидно, по-мужски.  Он,
не садясь, ответил тем же.
     - Садись, - повторила она. - Я хочу поговорить.
     - Слушаю.
     - Откуда ты знаешь, что среди детей во рву нет сына Паветты?
     - Я не знал. - Геральт решился на откровенность. - Я бросил наобум.
     - Так. Можно было догадаться. А то, что ни один из них  не  годится  на
роль ведьмака? Это правда? И как ты определил? С помощью магии?
     - Калантэ, - тихо сказал он. - Мне  не  надо  было  ни  определять,  ни
проверять. В том, что ты сказала раньше, была чистая правда.  Годится  любой
ребенок. Все дело в селекции. Последующей.
     - О боги моря, как говаривал мой вечно отсутствующий муж, - рассмеялась
она. - Так все это неправда? Все пресловутое Право Неожиданности? Легенды  о
детях-нежданчиках, о тех, кто встречается первым? Так  я  и  думала!  Все  -
игра! Игра со случаем, забавы с судьбой!  Но  это  чертовски  опасная  игра,
Геральт.
     - Знаю.
     - Игра с  чьим-то  несчастьем,  несправедливостью.  Зачем,  скажи  мне,
заставлять родителей или опекунов давать такие  трудные  и  тяжелые  клятвы?
Зачем отбирают детей? Ведь кругом полно таких, отбирать которых  нет  нужды.
По дорогам шастают ватаги бездомных и сирот. В любой деревне можно  чуть  не
даром купить ребенка, в голодную пору любой кмет охотно продаст, что ему, он
тут же заделает другого. Тогда зачем же? Зачем ты заставил поклясться  Дани,
Паветту и меня? Зачем явился точно через шесть лет после рождения ребенка? И
почему, черт побери, не хочешь его взять, почему говоришь, что он тебе ни  к
чему?
     Геральт молчал.
     - Молчишь, - отметила Калантэ, покачав головой и откидываясь на  спинку
кресла. - Подумаем над причиной твоего молчания. Логика - мать знания. И что
же она нам подсказывает? Что  мы,  так  сказать,  имеем?  Ведьмака,  ищущего
Предназначение, укрытое  в  странном  и  сомнительном  праве  Неожиданности.
Ведьмак находит это Предназначение.  И  вдруг  отказывается  от  него.  Ему,
видите ли, не нужен Ребенок-Неожиданность. Лицо у него каменеет, в голосе  -
лед и металл. Он считает, что королева - как ни говори, женщина - даст  себя
обмануть, сбить с толку кажущейся мужской твердостью. Нет, Геральт,  не  жди
от меня пощады. Я знаю, почему ты отказываешься выбрать ребенка. Потому  что
ты не веришь в Предназначение.  А  когда  ты  в  чем-то  не  уверен...  тебя
охватывает страх. Да, Геральт. Тобой руководит страх. Ты  боишься.  Скажи  -
нет?
     Он медленно поставил кубок на стол. Медленно, чтобы  звоном  серебра  о
малахит не выдать дрожь рук, которую унять не мог.
     - Нет?
     - Ты права.
     Она быстро наклонилась, схватила его руку. Сильно сжала.
     - Ты вырос в моих глазах, -  сказала  она  и  улыбнулась.  Улыбка  была
хорошей. Невольно, наверняка невольно, он ответил улыбкой.
     - Как ты догадалась, Калантэ?
     - Я не догадалась, - она не отпустила его руку. - Бросила наобум.
     Они одновременно рассмеялись. Потом долго и молча сидели среди зелени и
запаха черемухи, тепла и бренчания пчел.
     - Геральт?
     - Да, Калантэ.
     - Ты не веришь в Предназначение?
     - Не знаю, верю ли я вообще во что-нибудь. А что  до  Предназначения...
Боюсь, одного его недостаточно. Нужно нечто большее...
     - Хочу тебя спросить.  Что  с  тобой?  Ведь  вроде  бы  ты  и  сам  был
Неожиданностью? Мышовур утверждает...
     - Нет, Калантэ. Мышовур  имел  в  виду  совершенно  другое.  Мышовур...
Он-то, пожалуй, знает. Но пользуется удобным  мифом,  когда  ему  выгодно...
Неправда, будто я был тем, кого застали дома, хоть и не  ожидали.  Неправда,
будто именно поэтому  я  стал  ведьмаком.  Я  самый  обыкновенный  подкидыш,
Калантэ. Нежеланный, незаконнорожденный сын некоей  женщины,  которой  я  не
помню. Но знаю, кто она...
     Королева проницательно взглянула на него, но ведьмак не продолжал.
     - Неужто все рассказы о Праве Неожиданности - легенды?
     - Все. Случай трудно назвать Предназначением.
     - Но вы, ведьмаки, не перестаете искать?
     - Не перестаем. Но это бессмысленно. Вообще бессмысленно все...
     - Вы верите, что Дитя Предназначения пройдет через Испытания без риска?
     - Мы верим, что такому ребенку не понадобятся Испытания.
     - Один вопрос, Геральт. Совершенно личный. Разреши?
     Он кивнул.
     - Как известно, нет лучшего способа передать  наследственные  свойства,
чем естественным путем. Ты прошел Испытания и выжил.  Если  тебе  так  нужен
ребенок с особыми свойствами и сопротивляемостью... Почему бы тебе не  найти
женщину, которая... Я бестактна, да? Но, похоже, я отгадала?
     - Как всегда, - грустно улыбнулся Геральт,  -  ты  безошибочно  делаешь
выводы,  Калантэ.  Угадала,  конечно.  То,  о  чем  ты  говоришь,  для  меня
недостижимо.
     - Прости, - сказала она, и улыбка  сошла  с  ее  лица.  -  Что  ж,  это
по-людски.
     - Это не по-людски.
     - Да?.. Значит, ни один ведьмак...
     - Ни один. Испытание Травами, Калантэ, ужасно. А то, что  с  мальчиками
происходит во время Трансмутации, еще страшнее. И необратимо.
     - Только ты уж не раскисай, - буркнула она.  -  Это  тебе  не  к  лицу.
Неважно, что с тобой вытворяли.  Результат  я  вижу.  На  мой  вкус,  вполне
удовлетворительный.  Если  б  я  могла  предположить,  что  ребенок  Паветты
когда-нибудь станет таким, как ты, я не колебалась бы ни минуты.
     - Слишком велик риск, - быстро сказал он. - Как ты и думаешь.  Выживают
самое большее четверо из десяти.
     - Черт возьми, разве только Испытание Травами рискованно? Разве  только
будущие ведьмаки рискуют? Жизнь  полна  риска:  в  жизни  тоже  идет  отбор,
Геральт. Селекция. Зачастую все  решает  скверный  случай,  болезнь,  война.
Сопротивляться судьбе, может быть, не менее рискованно, чем отдать себя в ее
руки. Геральт... Я отдала бы тебе этого ребенка... Но... Я тоже боюсь.
     - Я не взял бы. Не мог бы взять на себя ответственность. Не  согласился
бы отягощать ею тебя. Не хотел бы, чтобы ребенок когда-нибудь вспоминал тебя
так... как я...
     - Ты ненавидишь ту женщину, Геральт?
     - Мою  мать?  Нет,  Калантэ.  Догадываюсь,  что  она  оказалась   перед
выбором... А может, и не было выбора? Нет, был, ведь ты  знаешь,  достаточно
нужного заклинания или  эликсира...  Выбор.  Выбор,  который  надо  уважать,
потому что это священное и неоспоримое право каждой женщины. Эмоции  тут  ни
при чем. У нее было неоспоримое право  решать,  и  она  решила.  Но,  думаю,
встреча  с  ней,  выражение  ее  лица...  Это  дало  бы  мне  что-то   вроде
извращенного удовлетворения, если ты понимаешь, о чем я.
     - Я прекрасно понимаю, о чем ты... - улыбнулась она. - Но у  тебя  мало
шансов испытать такое удовлетворение. Я не  могу  определить  твой  возраст,
ведьмак, но полагаю, ты гораздо старше, чем об этом говорит твоя  внешность.
А значит, та женщина...
     - Та женщина, - прервал он, - наверняка сейчас  выглядит  много  моложе
меня.
     - Чародейка?
     - Да.
     - Интересно. Я думала, чародейки не могут...
     - Она, вероятно, тоже так думала.
     - Вероятно. Но ты прав, не  будем  обсуждать  право  женщины  принимать
решения, это обсуждению не подлежит. Вернемся к нашей проблеме.  Так  ты  не
возьмешь ребенка? Бесповоротно?
     - Бесповоротно.
     - А если...  если  Предназначение  не  только  миф?  Если  оно  все  же
существует, то не может ли оно отомстить?
     - Если будет мстить, то мне, - спокойно ответил он. - Ведь против  него
выступаю  я.  Ты-то  выполнила   свою   часть   обязательства.   Ведь   если
Предназначение не легенда, то из указанных тобою детей я должен был  выбрать
соответствующего. Но ведь ребенка Паветты нет среди них?
     - Есть. - Калантэ медленно подняла голову.  -  Хочешь  увидеть?  Хочешь
взглянуть в глаза Предназначению?
     - Нет. Не хочу. Отказываюсь, отрекаюсь. Отрекаюсь от этого мальчика. Не
хочу смотреть в глаза Предназначению, потому что не верю в него.  Ибо  знаю:
чтобы соединить двух  человек,  одного  Предназначения  недостаточно.  Нужно
нечто большее, чем Предназначение. Я смеюсь над таким Предназначением, я  не
последую за ним, как мальчишка, которого ведут за руку, ничего не понимающий
и наивный. Это мое бесповоротное решение, Калантэ из Цинтры.
     Королева встала. Улыбнулась. Он не  мог  угадать,  что  кроется  за  ее
улыбкой.
     - Да будет так, Геральт из Ривии. Быть  может,  тебе  как  раз  и  было
предначертано отречься. Может быть, это было твоим  Предназначением.  Думаю,
так оно и есть. Так знай же, если б ты выбрал и выбрал правильно, то  увидел
бы, что Предназначение, над которым смеешься ты, жестоко посмеялось  бы  над
тобой.
     Он посмотрел в ее ядовито-зеленые глаза. Она улыбнулась. Разгадывать ее
улыбки он не умел.
     Рядом с беседкой росли розы. Целый  куст.  Он  наклонил  ветку,  сорвал
цветок, опустился на колено и  двумя  руками  подал  ей,  опустив  при  этом
голову.
     - Как жаль, что я не узнала тебя  раньше,  белоголовый,  -  проговорила
она, принимая розу из его рук. - Встань.
     Он встал.
     - Если изменишь решение, - она поднесла розу к лицу, -  если  решишь...
Возвращайся в Цинтру. Я буду ждать. И твое Предназначение тоже  будет  ждать
тебя. Возможно, не до бесконечности, но наверняка еще какое-то время.
     - Прощай, Калантэ.
     - Прощай, ведьмак. Будь осторожен. У меня... У меня минуту  назад  было
предчувствие... Странное предчувствие... будто я вижу тебя в последний раз.
     - Прощай, королева.

5

     Он проснулся и с удивлением  отметил,  что  мучительная  боль  исчезла,
казалось также, что  перестала  досаждать  пульсирующая,  натягивающая  кожу
припухлость. Он хотел вытянуть руку, потрогать, но не мог пошевелиться. Пока
понял, что сдерживает его лишь тяжесть кож, которыми  он  накрыт,  холодный,
отвратительный ужас опустился ему на живот, впился во  внутренности,  словно
ястребиные когти. Он сжимал и разжимал пальцы,  мысленно  повторяя:  нет,  я
не...
     Парализован...
     - Ты проснулся.
     Не вопрос,  констатация.  Тихий,  но  внятный  мягкий  голос.  Женщина.
Молодая, вероятно. Он повернул голову, застонал, пытаясь подняться.
     - Не шевелись. Во всяком случае, не так резко.
     - Нннн, - налет, склеивавший губы, разорвался, -  нннет...  Не  рана...
Спина...
     - Пролежни,  -  спокойная,  холодная  констатация,  не  соответствующая
мягкому альту. - Я помогу. Вот, выпей. Медленно, малыми глотками.
     У жидкости был в основном запах и вкус можжевельника. "Старый способ, -
подумал он. - Можжевельник либо мята  просто  добавки,  значения  не  имеют,
введены лишь для того, чтобы замаскировать настоящий состав". И, однако,  он
распознал  паперник,  может,  корнежом.  Да,  наверняка  корнежом,  корнежом
нейтрализует токсины, очищает кровь, испорченную гангреной либо заражением.
     - Пей. До конца. Медленней, а то подавишься.
     Медальон на шее начал легонько вибрировать. Стало быть, в напитке  была
и магия. Он с трудом расширил зрачки. Теперь, когда она подняла ему  голову,
он мог рассмотреть ее получше. Небольшая.  В  мужской  одежде.  Маленькое  и
бледное в темноте лицо.
     - Где мы?
     - На поляне смолокуров.
     Действительно,  в  воздухе  плавал  запах  смолы.  Он  слышал   голоса,
долетающие от костра. В  этот  момент  кто-то  подкинул  хвороста,  пламя  с
треском взвилось вверх. Он снова взглянул, воспользовавшись светом. Волосы у
нее были стянуты опояской из змеиной кожи. Волосы...
     Волосы были рыжие, огненно-рыжие,  подсвеченные  пламенем  костра,  они
казались красными, как киноварь.
     - Больно? -  прочитала  она  его  ощущения,  но  неточно.  -  Сейчас...
Минуточку...
     Он почувствовал резкий удар тепла, исходящего от ее рук, разливающегося
по спине, сплывающего вниз, к ягодицам.
     - Мы тебя перевернем, - сказала она. - Не пытайся сам. Ты  очень  слаб.
Эй, кто-нибудь поможет?
     Шаги со стороны огня, тени, силуэты. Кто-то наклонился. Йурга.
     - Как вы себя чувствуете, господин? Вам лучше?
     - Помогите перевернуть его на живот, - сказала женщина.  -  Осторожнее,
медленнее. Вот так... Хорошо. Благодарю.
     Ему больше не надо было на нее смотреть. Теперь, лежа на животе, уже не
надо было рисковать взглянуть ей в глаза. Он успокоился, сдержал дрожь  рук.
Она могла почувствовать. Он слышал, как позвякивают застежки сумки, как  она
ищет флаконы и фарфоровые баночки. Слышал ее дыхание,  чувствовал  тепло  ее
бедра. Она стояла рядом на коленях.
     - Рана, - проговорил он, не в состоянии переносить тишину, -  доставила
тебе хлопот?
     - Да, немного. - В голосе холод. - Как обычно при кусаных ранах.  Самый
паршивый вид ран. Но тебе это, кажется, не внове, ведьмак?
     "Знает. Копается в мыслях. Читает? Вряд ли. И знаю почему. Она боится".
     - Да, пожалуй, не внове, - повторила она, снова  звякая  стеклом.  -  Я
насчитала на твоем теле несколько рубцов... Я, понимаешь  ли,  чародейка.  И
лекарка одновременно. Специализация.
     "Совпадает", - подумал он, но не произнес ни слова.
     - А что касается раны, - спокойно продолжала она,  -  то  тебе  следует
знать,  что  спас  тебя  ритм  сердцебиения,  четырехкратно  замедленный  по
сравнению с ритмом обычного человека. Иначе бы ты не выбрался, могу  сказать
со всей ответственностью. Я видела, чем тебе заштопали ногу. Это должно было
изображать перевязку, но изображало неудачно.
     Он молчал.
     - Потом, - продолжала она, задрав ему рубаху по самую шею, - добавилось
заражение,  обычное  при  кусаных  ранах.  Ты  его  приостановил.   Конечно,
ведьмачий  эликсир?  Хорошо  помогло.  Только   вот,   не   понимаю,   зачем
одновременно было  принимать  галлюциногены?  Наслушалась  я  твоего  бреда,
Геральт из Ривии.
     "Читает, - подумал он, - все-таки читает. А может,  Йурга  сказал,  как
меня зовут? Или я сам проболтался во сне под влиянием  "черной  чайки"?  Кто
его знает... Только ей ничего не даст знание моего  имени.  Ничего.  Она  не
знает, кто я. Понятия не имеет, кто я".
     Он почувствовал,  как  она  осторожно  втирает  ему  в  спину  холодную
успокаивающую мазь с резким запахом камфоры. Руки  были  маленькие  и  очень
мягкие.
     - Прости, что делаю это обычным способом, классическим, - сказала  она.
- Можно было бы удалить пролежни с помощью магии, но я немного  притомилась,
когда занималась раной на ноге, и чувствую себя не лучшим образом. На ноге я
связала и стянула все, что было можно, теперь тебе ничто не угрожает. Однако
ближайшие два дня не вставай. Магически срощенные сосудики  имеют  тенденцию
лопаться,  у  тебя  остались  бы  скверные  кровоподтеки.   Шрам,   конечно,
сохранится. Еще один для полноты коллекции.
     - Благодарю...  -  Он  прижал  щеку  к  кожам,  чтобы  изменить  голос,
замаскировать его неестественное звучание. - Можно узнать... Кого благодарю?
     "Не скажет, - подумал он. - Либо солжет".
     - Меня зовут Висенна.
     "Вот как", - подумал он и медленно, все еще не  отрывая  щеки  от  кож,
сказал:
     - Я рад. Рад, что пересеклись наши пути, Висенна.
     - Случайность, не больше, - холодно сказала она, натягивая  ему  рубаху
на спину и накрывая кожухами. - Сообщение о том, что я нужна,  мне  передали
таможенники с границы. Послушай, мазь я оставлю купцу, попроси натирать тебя
утром  и  вечером.  Он  утверждает,  что  ты  спас  ему  жизнь,  так   пусть
отблагодарит.
     - А я? Могу ли я отблагодарить тебя, Висенна?
     - Не будем об этом. Я  не  принимаю  платы  от  ведьмаков.  Назови  это
солидарностью, если хочешь. Профессиональной солидарностью. И  симпатией.  В
силу этой симпатии - дружеский тебе совет, или, если предпочитаешь, указание
лекаря.  Перестань  принимать  галлюциногены,   Геральт.   Галлюцинации   не
излечивают. Ничего.
     - Спасибо, Висенна. За помощь и совет. Благодарю тебя за... за все.
     Он вытащил руку из-под кож, нащупал ее колени.  Она  вздрогнула,  потом
положила свою руку на его, слегка пожала. Он  осторожно  высвободил  пальцы,
провел ими по ее руке, по предплечью.
     Ну конечно, гладкая девическая кожа. Она вздрогнула еще сильнее, но  он
не отнял руки. Он вернулся пальцами к ее ладони, сжал.
     Медальон на шее завибрировал, дернулся.
     - Благодарю тебя, Висенна, - повторил он,  сдерживая  дрожь  голоса.  -
Рад, что пересеклись наши пути.
     - Случайность, - повторила она, но на этот раз  в  ее  голосе  не  было
холода.
     - А  может,  Предназначение?  -  спросил  он  и  удивился,  потому  что
возбуждение и нервозность  улетучились  вдруг  без  следа.  -  Ты  веришь  в
Предназначение, Висенна?
     - Да, - не сразу ответила она. - Верю.
     - В то, - продолжал он, - что люди, связанные  Предназначением,  всегда
встречаются?
     - И в это тоже... Что ты делаешь? Не поворачивайся...
     - Хочу увидеть твое лицо... Висенна. Хочу взглянуть  в  твои  глаза.  А
ты... Ты должна взглянуть в мои.
     Она сделала  такое  движение,  словно  хотела  подняться  с  колен.  Но
осталась около него. Он медленно отвернулся, скривив  губы  от  боли.  Стало
светлей, кто-то снова подбросил хвороста в костер.
     Она не пошевелилась. Только отвернула голову, но он ясно видел,  что  у
нее дрожат губы. Она стиснула пальцы на его руке. Сильно.
     Он смотрел.
     Не было ничего общего. Совершенно другой профиль. Маленький нос.  Узкий
подбородок. Она молчала. Потом вдруг наклонилась и  взглянула  ему  прямо  в
глаза. Вблизи. Молча.
     - Как тебе нравятся, - спокойно спросил он, - мои подправленные  глаза?
Такие... необычные. А знаешь, Висенна, что делают с глазами ведьмаков, чтобы
их подправить? Знаешь ли, что это удается не всегда?
     - Перестань, - мягко сказала она. - Перестань, Геральт.
     - Геральт... - Он вдруг почувствовал, как что-то разрывается внутри.  -
Это имя мне дал  Весемир.  Геральт  из  Ривии!  Я  даже  научился  подражать
ривскому акценту. Вероятно, из внутренней потребности иметь родную  сторону.
Пусть даже выдуманную. Весемир... дал мне имя. Весемир  выдал  мне  также  и
твое. Правда, очень неохотно.
     - Тише, Геральт, тише.
     - Теперь ты говоришь, что веришь в Предназначение. А тогда...  тогда  -
верила?  Ну  конечно  же,  должна  была  верить.  Должна  была  верить,  что
Предназначение обязательно сведет нас. Только этому  следует  приписать  тот
факт, что сама ты отнюдь не стремилась к нашей встрече.
     Она молчала.
     - Я всегда хотел... Размышлял над тем,  что  скажу,  когда  мы  наконец
встретимся. Думал о вопросе, который тебе задам. Считал, что  это  даст  мне
извращенное удовлетворение...
     То,  что  сверкнуло  у  нее  на  щеке,  было  слезой.  Несомненно.   Он
почувствовал, как ему до боли перехватывает горло.  Почувствовал  утомление.
Сонливость. Слабость.
     - Днем... - Он застонал. - Завтра при солнечном свете я загляну в  твои
глаза, Висенна... И задам тебе свой вопрос. А может, и не задам, слишком  уж
поздно. Предназначение? О да, Йен была права. Недостаточно быть  друг  Другу
предназначенными. Надобно нечто большее...  Но  я  посмотрю  завтра  в  твои
глаза... При солнечном свете...
     - Нет, - проговорила она мягко, тихо, бархатным, дрожащим,  разрывающим
слои памяти голосом, памяти, которой уже не было. Которой никогда не было, а
ведь она же была... Была...
     - Да! - возразил он. - Да. Я этого хочу...
     - Нет. А теперь ты уснешь. И проснувшись, перестанешь хотеть. Зачем нам
смотреть друг другу в глаза при  солнечном  свете?  Что  это  изменит?  Ведь
ничего не вернешь, не  изменишь.  Какой  смысл  задавать  вопросы,  Геральт?
Неужели то, что я действительно не сумею на них ответить, доставит тебе, как
ты говоришь, извращенное удовлетворение? Что даст нам взаимная  обида?  Нет,
не станем мы смотреть друг на друга при свете дня.  Усни,  Геральт.  А  так,
между нами, вовсе не Весемир дал тебе твое имя. Хоть это тоже ровным  счетом
ничего не изменит и ничего не вернет, я все же хотела б, чтобы  ты  об  этом
знал. Будь здоров и береги себя. И не пытайся меня искать...
     - Висенна...
     - Нет,  Геральт.  А  теперь  ты  уснешь...  Я...  я  была  твоим  сном.
Выздоравливай.
     - Нет! Висенна!
     - Усни, - в бархатном голосе тихий приказ, ломающий  волю,  разрывающий
ее, словно ткань. Тепло, неожиданно истекающее из ее руки...
     - Усни.
     Он уснул.

6

     - Мы в Заречье, Йурга?
     - Со вчерашнего дня, господии Геральт. Скоро река Яруга, а там уже  мои
края. Гляньте, даже кони шибчей пошли, ушами прядут. Чуют - дом близко.
     - Дом... Ты живешь в городе?
     - В пригороде.
     - Интересно, - ведьмак осмотрелся.  -  Почти  не  видно  следов  войны.
Говорили, ваши края жутко разрушены.
     - Точно, - сказал Йурга, - уж чего-чего, а руин туточки было  вдосталь.
Посмотрите внимательней, почти на каждой халупе, за каждым забором все  бело
от новой тесины. А за рекой, вот увидите, там еще хужее было, там под корень
все погорело... Ну что ж, война войной, а жить надыть. Самую-то заваруху  мы
пережили, когда Черные катились через нашу землю. Точно, тогда казалось, все
они тута спалят и вытопчут. Многие из  тех,  что  тогда  сбегли,  так  и  не
возвернулись. А на их местах поселились новые. Жить-то надыть.
     - Факт, - буркнул Геральт. - Жить надо. Неважно, что было. Жить надо.
     - Это точно, господин. Ну получайте. Зашил вам портки,  залатал.  Будут
что новые. Это как с нашей землей, господин Геральт.  Разодрали  ее  войной,
перепахали, словно плугом прошли, бороной, исковеркали.  Но  теперича  будет
как новая. И еще лучше уродит. Даже те, что в  той  землице  погнили,  добру
послужат, удобрят почву. Щас-то пахать трудно -  кости,  железяки  всюду  на
полях, но земля и с железом управится.
     - Не боитесь, что нильфгаардцы... что Черные вернутся? Если уж  однажды
нашли путь через горы...
     - А как же. Страшно. Однако что ж? Сесть и сопли распускать?  Трястись?
Жить надыть. А что будет, то будет. Того, что предназначено, не избежать.
     - Веришь в Предназначение?
     - А как же не верить-то? Опосля того как мы на  мосту  встренулись,  на
урочище, как вы меня от смерти спасли? Ох, господин  ведьмак,  бухнется  вам
моя Златулина в ноги...
     - Прекрати. Честно говоря, я тебе больше обязан. Там, на мосту...  Ведь
это моя работа, Йурта, моя профессия. Я  защищаю  людей  за  деньги.  Не  по
доброте душевной. Признайся, Йурга, ты слышал, что люди болтают о ведьмаках?
Мол, неведомо, кто еще хуже - они или чудовища, которых они убивают...
     - Неправда ваша, господин, не знаю, почему вы так говорите. Что ж,  али
у меня глаз нету? Вы тоже  из  той  же  самой  глины  вылеплены,  что  и  та
лекарша...
     - Висенна...
     - Она нам себя не назвала. Но ведь она мчалась за нами галопом,  потому
как знала, что потребна, догнала вечером, сразу занялась вами, едва с  седла
соскочила. Да, господин, намучилась она с вашей  ногой,  от  этой  магии  аж
воздух звенел, а мы со страху в лес драпанули. У нее  потом  из  носа  кровь
пошла.  Непростая,  видать,  штука  -  колдовать.  И   так   заботливо   вас
перевязывала, ну прям-таки как...
     - Как мать? - Геральт стиснул зубы.
     - Во-во. Точно сказали. А когда уснули...
     - Ну, Йурга?
     - Она едва на ногах держалась, бледная была  как  полотно.  Но  пришла,
спрашивала, не нужно ли кому из нас помощи. Вылечила смолокуру руку, которую
ему стволом пришибло. Гроша не взяла  да  еще  и  лекарства  оставила.  Нет,
господин Геральт, на свете, знаю, мало ли что о ведьмаках болтают,  да  и  о
чародеях тоже. Но не у нас. Мы, из Верхнего Соддена, и люди из Заречья лучше
знаем. Слишком многим мы чародеям обязаны, чтобы не знать, какие они. Память
о них у нас не в сплетнях и трепотне,  а  в  камне  высечена.  Увидите,  как
только роща кончится. Да вы и сами, надо думать, лучше знаете. Битва-то была
- на весь мир слыхать, а едва год минул. Должны были слышать.
     - Не было меня здесь, - буркнул ведьмак. - Год не  было.  На  Севере  я
был. Но слышал... Вторая битва за Содден...
     - В сам раз. Сейчас увидите холм  и  камень.  Раньше-то  мы  этот  холм
называли просто: Коршунья гора, а ныне все говорят: Холм Чародеев, или Холма
Четырнадцати. Потому как двадцать два их было на том холме, двадцать  и  два
чародея там бились, а четырнадцать пало. Страшный был бой, господин Геральт.
Земля дыбом вставала, огонь валил с неба, что  твой  дождь,  молнии  били...
Мертвые валялись, аж жуть. Но превозмогли чародеи Черных, одержали Силу, коя
их вела. А четырнадцать все же пали в той битве. Четырнадцать сложили  живот
свой. Что, господин? Что с вами?
     - Ничего. Продолжай, Йурга.
     - Страшный был бой, ох, если б не те чародеи с Холма, кто знает, может,
не болтали бы мы с вами сегодня  тута,  домой  поврачаючись,  потому  как  и
дома-то не было бы, и меня, и, может, вас... Да, все  чародеи.  Четырнадцать
их сгинуло, нас защищая, людей из Соддена и  Заречья.  Ну,  конечно,  другие
тоже там бились, воины и рыцари, да и крестьяне, кто мог, схватили  вилы  да
мотыги, а то и просто колья... Все стояли насмерть, и множество полегло.  Но
чародеи... Не фокус воину погибать, потому как это ж  его  специальность,  а
жизнь короткая.  Но  ведь  чародеи  могут  жить,  сколь  им  хочется.  А  не
задумались...
     - Не  поколебались,  -  сказал  ведьмак,  потирая  рукой  лоб.   -   Не
поколебались. Я был на Севере...
     - Вы что, господин?
     - Так, ничего.
     - Да... Так мы туда, все с округи, цветы все время носим, на тот  Холм,
а майской порой, на Беллетэйн, завсегда там огонь горит.  И  во  веки  веков
гореть будет. И вечно жить они будут в памяти людской,  те  четырнадцать.  А
такая жизнь в памяти - это ж...  это...  Нечто  побольше!  Больше,  господин
Геральт!
     - Ты прав, Йурга.
     - Каждый ребенок у нас знает имена тех четырнадцати, выбитые на  камне,
что на вершине Холма стоит. Не верите? Послушайте: Алекс  по  кличке  Рябой,
Трисс Меригольд, Атлан Курк, Ваньелле из Бругге, Дагоберт из Воле...
     - Прекрати, Йурга.
     - Что с вами, господин? Бледный как смерть!
     - Нет, ничего.