Пришел он в себя от боли в связанных веревкой кистях рук и
предплечьях, жестоко выкручиваемых в суставах. Хотел крикнуть, но не мог,
казалось, рот забит глиной. Он стоял на коленях на глиняном полу, а
веревка со скрипом тянула его за руки вверх. Чтобы хоть немного облегчить
боль, он попробовал подняться, но ноги тоже были связаны. Давясь и
задыхаясь, он все же ухитрился привстать, в чем ему успешно помогла
веревка, немилосердно тащившая кверху.
  Перед ним стоял Риенс, злые влажные глаза блестели в свете фонаря,
который держал чуть ли не двухсаженный небритый детина. Другой дылда,
пожалуй, не менее высокий, стоял позади. Именно он-то, смердящий, тянул
перекинутую через балку веревку, привязанную к запястьям поэта.
  - Довольно, - сказал Риенс почти тут же, но Лютику показалось, будто
миновали столетия. Он коснулся земли, но опуститься на колени, несмотря на
неодолимое желание, не мог - натянутая веревка по-прежнему держала его
напряженным, как струна.
  Риенс приблизился. На его лице не было даже следов эмоций, выражение
слезящихся глаз не изменилось. Да и голос, когда он заговорил, был
спокоен, тих, даже немного как бы утомлен.
  - Ты, паршивый рифмоплет. Ты, жалкий поскребыш. Ты, дерьмо поганое.
Ты, зазнавшееся ничто. От меня собрался бежать? От меня еще никто не
убегал. Мы не кончили беседы, ты, комедиант, баранья башка. Я спросил тебя
кое о чем при вполне приемлемых условиях. Теперь ты ответишь на мои
вопросы, но уже в условиях гораздо менее комфортных. Ведь верно, ответишь?
  Лютик усердно закивал. Только теперь Риенс улыбнулся. И дал знак.
Бард отчаянно взвизгнул, чувствуя, как натягивается веревка, а вывернутые
за спину руки начинают хрустеть в суставах.
  - Ах да, ты же не можешь говорить, - отметил Риенс, все еще паскудно
усмехаясь. - А больно, верно? Понимаешь, пока что я подтягиваю тебя
исключительно ради собственного удовольствия. Ужасно люблю смотреть, как
кому-то делают больно. Ну еще малость выше.
  Лютик чуть не захлебнулся визгом.
  - Довольно, - скомандовал наконец Риенс, подошел к Лютику вплотную и
схватил за жабо. - Послушай, петушок. Сейчас я сниму заклинание, чтобы ты
смог заговорить. Но ежели попытаешься поднять свой голосок выше
необходимого, пожалеешь.
  Он сделал движение рукой, коснулся кольцом щеки поэта, и Лютик
почувствовал, как нижняя челюсть, язык и небо начинают оживать.
  - А теперь, - тихо продолжал Риенс, - я задам тебе несколько
вопросов, а ты будешь на них отвечать. Связно, быстро и исчерпывающе. Но
если хоть на мгновение замнешься или начнешь заикаться, если подашь мне
малейший повод усомниться в твоей искренности, то... Посмотри вниз.
  Лютик послушался и с ужасом увидел, что к веревке на его щиколотках
привязан короткий шнур, другим концом укрепленный на дужке набитого
известью ведра.
  - Если прикажу подтянуть тебя повыше, - свирепо усмехнулся Риенс, - а
с тобой вместе и ведрышко, то вряд ли ты удержишь руки. К тому же
сомневаюсь, что после такой процедуры ты сможешь тренькать на лютне.
Искренне сомневаюсь. Поэтому, думаю, ты заговоришь. Я прав?
  Лютик не подтвердил, потому что от страха не мог ни головой
пошевелить, ни звука издать. По лицу Риенса было видно, что он и не ожидал
подтверждения.
  - Я, разумеется, - пояснил он, - тут же узнаю, говоришь ли ты правду,
мгновенно разберусь в любом твоем фортеле, не дам обмануть себя
поэтическими вывертами или невнятным бормотанием. Для меня это пустяк, так
же как пустяком было парализовать тебя на лестнице. Ну, не будем напрасно
терять времени, начнем. Как тебе известно, меня интересует героиня одной
из твоих прелестных балладок, внучка королевы Калантэ из Цинтры. Княжна
Цирилла, нежненько именуемая Цири. По сообщениям очевидцев, внучка эта
погибла при завоевании города два года назад. Меж тем в балладе ты
красочно и волнующе описываешь ее встречу с удивительным, чуть ли не
легендарным типом... э... ведьмаком Геральтом, или Геральдом. Отбросив
поэтические бредни о Предназначениях и Предначертаниях судьбы, из баллады
следует, что девчонка уцелела во время битвы за Цинтру. Это правда?
  - Не знаю... - простонал Лютик. - Я всего лишь поэт! Кое-что слышал,
остальное...
  - Ну?
  - Остальное придумал. Скомбинировал, скомпоновал, разукрасил! Я
ничего не знаю! - завыл бард, видя, что Риенс дает знак вонючему дылде, и
чувствуя, как сильнее натягивается веревка. - Не вру!
  - Факт! - кивнул Риенс. - Не врешь напрямую, я бы почувствовал. Но
крутишь, голубок. Ты не придумываешь баллады просто так, без повода, за
здорово живешь. А ведьмака-то ты знаешь. Тебя частенько видывали в его
обществе. Ну давай. Лютик, выкладывай, если тебе твои суставы дороги. Все,
что знаешь.
  - Цири, - выдохнул поэт, - была ведьмаку предназначена. Так
называемая Дитя-Неожиданность... Вы, наверно, слышали, известная история.
Родители поклялись отдать ее ведьмаку...
  - Родители собирались отдать ребенка сумасшедшему мутанту? Платному
убийце? Врешь, виршеплет! Такие байки можешь бабам петь.
  - Так было, клянусь душой моей матери, - прошептал Лютик. - Я знаю из
верного источника. Ведьмак...
  - Давай о девчонке. Ведьмак меня пока что не интересует.
  - О девчонке я знаю только, что ведьмак ехал за ней в Цинтру, когда
началась война. Я его тогда встретил. От меня он услышал о резне, о смерти
Калантэ... Выспрашивал о ребенке, о внучке королевы... Но ведь я знал, что
в Цинтре погибли все, в последнем бастионе не осталось ни одной живой
души...
  - Говори. Поменьше метафор. Побольше фактов!
  - Когда ведьмак узнал о падении Цинтры и о резне, он отказался от
поездки туда. Мы вместе сбежали на Север. Я расстался с ним в Хенгфорсе и
с тех пор больше не встречал... А так как в дороге он немного говорил об
этой... Цири, или как ее... и о Предназначении... то я взял и сочинил
балладу. Больше ничего не знаю. Клянусь!
  Риенс поглядел на него исподлобья.
  - А сейчас где этот ведьмак? Наемный убийца чудовищ, романтический
резник, обожающий рассуждать о Предназначении?
  - Я же говорю, последний раз видел его...
  - Знаю, что ты говорил, - прервал Риенс. - Я внимательно слушал тебя.
А ты внимательно слушай меня. И точно отвечай на вопросы. А вопрос стоял
так: если никто не видел ведьмака Геральта, или Геральда, больше года, то
где он скрывается? Где скрывается обычно?
  - Не знаю, где это место, - быстро ответил трубадур. - Не вру,
действительно не знаю...
  - Не торопись. Лютик, не торопись, - зло усмехнулся Риенс. - Не
спеши. Ты хитер, но неосторожен. Так, говоришь, не знаешь, где это? Но
бьюсь об заклад, знаешь, что это.
  Лютик стиснул зубы. От злости и отчаяния.
  - Ну! - Риенс подал знак вонючему. - Где скрывается твой ведьмак? Как
называется это место?
  Поэт молчал. Веревка напряглась, болезненно выкручивая руки, ноги
оторвались от земли. Лютик взвыл, отрывисто и коротко, потому что
волшебное кольцо Риенса тут же заставило его онеметь.
  - Выше, выше! - Риенс уперся руками в бока. - Знаешь, Лютик, я мог бы
с помощью магии прозондировать твой мозг, но это истощает. Кроме того, я
люблю смотреть, как от боли глаза вылезают из орбит. Но ты и без того
скажешь.
  Лютик знал, что скажет. Шнур, привязанный к щиколоткам, натянулся,
наполненное известью ведро со скрежетом передвинулось по глиняному полу.
  - Господин, - вдруг сказал второй верзила, прикрыв фонарь попоной и
выглянув сквозь щель в дверях свинарника. - Сюда кто-то идет. Какая-то
девка, пожалуй.
  - Знаете, что делать, - прошипел Риенс. - Погаси фонарь.
  Вонючий отпустил веревку. Лютик бессильно повалился на землю, но упал
так, что видел, как парень с фонарем встал у дверцы, а вонючий, выхватив
длинный нож, притаился с другой стороны. Сквозь щели в досках просвечивали
огоньки борделя, поэт слышал доносящиеся оттуда гул и пение.
  Дверца скрипнула и раскрылась, там стояла невысокая фигура, обернутая
плащом, в круглой, плотно прилегающей к голове шапочке. После недолгого
колебания женщина переступила порог. Вонючий подскочил к ней, с размаху
пырнул ножом. И тут же упал на колени, потому что нож, не встретив
сопротивления, прошил горло фигуры словно клуб дыма. А фигура
действительно была клубом дыма, который уже начал рассеиваться. Но прежде
чем успел развеяться, в свинарник вступила другая фигура, нечеткая, темная
и гибкая, как ласочка. Лютик увидел, как, кинув плащ в фонарщика, она
перескочила через вонючего, увидел что-то блестящее у нее в руке, услышал,
как вонючий заперхал и завизжал. Второй верзила выпутался из плаща,
вскочил, замахнулся ножом. Из руки темной фигуры с шипением вырвалась
огненная молния, с жутким хрустом разлилась, словно горящее масло, по лицу
и груди верзилы. Парень дико заорал, свинарник заполнился отвратной вонью
горящего мяса.
  И тогда напал Риенс. Брошенное им заклинание осветило тьму голубым
блеском, в котором Лютик увидел стройную женщину в мужской одежде, странно
жестикулирующую обеими руками. Увидел лишь на секунду, потому что голубой
свет резко оборвался в грохоте ослепительной вспышки, а Риенс, бешено
взревев, отлетел назад, рухнул на деревянную перегородку, с треском
разломав ее. Женщина в мужской одежде прыгнула следом, в ее руке мелькнул
кинжал. Помещение снова заполнилось светом, на этот раз желтым, бьющим из
горящего овала, неожиданно возникшего в воздухе. Лютик увидел, как Риенс
вскочил с глинобитного пола и, прыгнув в овал, мгновенно исчез. Овал
потускнел, но прежде чем погас совсем, женщина успела подбежать и крикнуть
что-то непонятное, протянув руку. Затрещало и загудело, угасающий овал на
мгновение вскипел бурлящим огнем. Издалека до Лютика долетел нечеткий
звук, очень напоминающий крик боли. Овал полностью погас, свинарник опять
погрузился во тьму. Поэт почувствовал, что сила, зажимающая ему рот,
исчезает.
  - На помощь! - завыл он. - Спасите!
  - Не трясись. Лютик, - сказала женщина, опускаясь рядом с ним на
колени и разрезая путы пружинным кинжалом Риенса.
  - Йеннифэр? Ты?
  - Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто забыл, как я выгляжу? Да и
мой голос, я думаю, ты тоже не успел забыть. Встать можешь? Не поломали
тебе костей?
  Лютик с трудом поднялся, застонал, растер затекшие плечи.
  - Что с ними? - указал он на лежащие на полу тела.
  - Проверим. - Чародейка щелкнула кинжалом. - Один должен жить. У меня
к нему есть несколько вопросов.
  - Вон тот, - трубадур остановился около вонючего, - кажется, жив.
  - Не думаю, - равнодушно заметила Йеннифэр. - Я перерезала ему
дыхательное горло и сонную артерию. Может, в нем что-то еще и теплится, но
это уже ненадолго.
  Лютик вздрогнул.
  - Ты перерезала ему горло?
  - Если б по врожденной осторожности я не выслала впереди себя
фантома, то здесь лежала бы я. Осмотрим второго... Надо же! Глянь, такая
дылда, а не выдержал. Жаль, жаль...
  - Тоже мертв?
  - Не вынес шока. Хм... Немного пережарила... Смотри, даже зубы
обуглились... Что с тобой. Лютик? Рвать будет?
  - Будет, - невнятно ответил поэт, согнувшись и припав лбом к стене.

  ***

  - Это все? - Волшебница отставила кубок, потянулась к вертелу с
цыплятами. - Нисколько не приврал? Ничего не упустил?
  - Ничего. Кроме благодарности. Благодарю тебя, Йеннифэр.
  Она взглянула ему в глаза, чуть кивнула, ее черные блестящие локоны
заволновались, водопадом сплыли с плеча. Она сдвинула зажаренного цыпленка
на деревянное блюдо и принялась его ловко разделывать, пользуясь ножом и
вилкой. Теперь он понял, где и когда Геральт этому научился. "Хм, -
подумал он, - неудивительно, ведь он целый год жил в ее доме в Венгерберге
и, прежде чем сбежал, научился множеству фокусов". Лютик стянул с вертела
второго цыпленка, не раздумывая оторвал окорочек и принялся обгрызать,
демонстративно ухватив обеими руками.
  - Как ты узнала? - спросил он. - Как тебе удалось вовремя прийти на
помощь?
  - Я была под Блеобхерисом, когда ты там давал концерт.
  - Я не видел.
  - Я не хотела, чтобы меня видели. Потом поехала за тобой в городок.
Ждала здесь, на постоялом дворе, мне было не к лицу идти туда, куда
отправился ты, в это пристанище сомнительных наслаждений и несомненного
триппера. Однако в конце концов мне надоело. Я кружила по двору, и тут мне
почудились голоса, долетающие из свинарника. Я обострила слух, и
оказалось, что это вовсе не какой-то скотоложец, как я вначале подумала, а
ты. Эй, хозяин! Еще вина, будь любезен!
  - Сей минут, благородная госпожа. Уже лечу!
  - Дай того же, что вначале, только, убедительно прошу, на этот раз
без воды. Воду я люблю в бане, а не в вине.
  - Лечу, лечу!
  Йеннифэр отставила блюдо. На косточках, как заметил Лютик, еще
оставалось мяса на обед корчмарю и его родне. Нож и вилка, несомненно,
выглядели элегантно и модно, но малопроизводительно.
  - Благодарю тебя, - повторил он, - за спасение. Этот треклятый Риенс
не оставил бы меня в живых. Выжал бы из меня все и зарезал как барана.
  - Согласна. - Она налила вина себе и ему, подняла кубок. - Так выпьем
за твое спасенное здоровье, Лютик.
  - За твое, Йеннифэр, - ответил он. - Здоровье, за которое отныне я
буду молиться при всякой оказии. Я твой должник, прекрасная дама,
расплачусь своими песнями, опровергну в них миф, будто волшебники
нечувствительны к чужим страданиям, будто не спешат на помощь посторонним,
незнакомым, бедным, несчастным смертным.
  - Понимаешь, - улыбнулась она, слегка прищурив прелестные фиалковые
глаза, - у мифа в общем-то есть основания, он возник не без причин. Но ты
не незнакомый, Лютик. И не посторонний. Я ведь знаю тебя и люблю.
  - Правда? - тоже улыбнулся поэт. - До сих пор ты удачно это скрывала.
Мне даже доводилось слышать, якобы ты не терпишь меня, цитирую, "будто
моровую язву". Конец цитаты.
  - Было дело, - чародейка вдруг посерьезнела. - Потом я изменила
мнение. Потом была тебе благодарна.
  - За что, позволь узнать?
  - Давай не будем об этом, - сказала она, играя пустым кубком. -
Вернемся к более серьезным вопросам. Тем, которые тебе задавали в
свинарнике, выламывая при этом руки в суставах. А как было в
действительности, Лютик? Ты и верно не видел Геральта после вашего бегства
с Яруги? Действительно не знал, что после войны он вернулся на Юг? Был
тяжело ранен, так тяжело, что разошлись даже слухи о его смерти? Ни о чем
таком не знал?
  - Не знал. Я много времени провел в Понт Ванисе, при дворе короля
Эстерада Тиссена. А потом у Недамира в Хенгфорсе...
  - Не знал... - Чародейка покачала головой, расстегнула кафтанчик. На
шее на черной бархотке загорелась усеянная бриллиантами обсидиановая
звезда. - Ты не знал о том, что, оправившись от ран, Геральт поехал в
Заречье? И не догадываешься, кого он там искал?
  - Догадываюсь. Но вот нашел ли, не знаю.
  - Не знаешь, - повторила она. - Ты, который, как правило, знаешь обо
всем и обо всем поешь. Даже о таких интимных материях, как чьи-то чувства.
Под Блеобхерисом я наслушалась твоих баллад, Лютик. Несколько вполне
приличных строчек ты посвятил моей особе.
  - У поэзии, - проворчал Лютик, рассматривая цыпленка, - свои законы.
Никто не должен чувствовать себя обойденным и обиженным...
  - "Волосы как вороново крыло, как ночная буря... - процитировала
Йеннифэр с преувеличенной напыщенностью, - а в глазах затаились фиолетовые
молнии..." Так и было?
  - Такой я тебя запомнил, - чуть улыбнулся поэт. - Кто вздумает
утверждать, что это не соответствует истине, пусть первым кинет в меня
камень.
  - Не знаю только, - сжала губы чародейка, - кто поручил тебе
описывать мои внутренние органы. Как там было-то? "Сердце ее словно
украшающий ее шею драгоценный камень, твердое как алмаз и как алмаз
бесчувственное. Сердце - острее чем обсидиан, режущее, калечущее..." Ты
сам придумал? Или, может.. - Ее губы дрогнули, скривились. - ...А может,
наслушался чьих-то жалоб и исповедей?
  - Хм... - Лютик кашлянул, уклоняясь от опасной темы. - Скажи мне,
Йеннифэр, когда ты последний раз видела Геральта?
  - Давно.
  - После войны?
  - После войны... - Голос Йеннифэр едва заметно изменился. - Нет,
после войны я его не видела. Долгое время... вообще не видела никого. Ну
ближе к делу, поэт. Меня немного удивляет тот факт, что ты ничего не
знаешь и ни о чем не слышал, и все-таки именно тебя подтягивают на балке,
чтобы раздобыть информацию. Тебя это не обеспокоило?
  - Обеспокоило.
  - Послушай меня, - резко сказала она, ударив кубком по столу. -
Послушай внимательно. Выброси эту балладу из репертуара. Не пой ее.
  - Ты о...
  - Ты прекрасно знаешь, о чем я. Пой о войне с Нильфгаардом. Пой о
Геральте и обо мне, нам ты этим не навредишь, но и не поможешь. Ничего не
исправишь, ничего не ухудшишь. Но о Львенке из Цинтры не пой.
  Она оглянулась, проверяя, не прислушивается ли кто из редких в этот
час посетителей корчмы, подождала, пока убирающая со столов девка не ушла
на кухню.
  - Старайся избегать встреч один на один с людьми, которых не знаешь,
- сказала она тихо. - С такими, которые для начала забывают передать тебе
привет от общих знакомых. Усек?
  Он удивленно поднял брови. Йеннифэр усмехнулась.
  - Привет от Дийкстры, Лютик.
  Теперь уже оглянулся бард. Испуганно, Его изумление было, вероятно,
столь явным, а мина столь забавной, что чародейка позволила себе ехидно
усмехнуться.
  - Кстати, - шепнула она, перегнувшись через стол. - Дийкстра ждет
доклада. Ты возвращаешься из Вердэна, и Дийкстра любопытствует, о чем
болтают при дворе короля Эрвилла. Он просил передать, что на этот раз
доклад должен быть деловым, детальным и ни в коем случае не рифмованным.
Прозой, Лютик. Прозой.
  Поэт, сглотнув, кивнул. Он молчал, раздумывая над вопросом. Но
чародейка упредила его.
  - Наступают трудные времена, - сказала она тихо. - Трудные и опасные.
Грядет время перемен. Печально будет стареть, сознавая, что не сделал
ничего такого, чтобы грядущие перемены были бы переменами к лучшему. Верно?
  Он кивнул, откашлялся.
  - Йеннифэр!
  - Слушаю, поэт.
  - А те, в свинарнике... Хотелось бы знать, кто они такие, чего
хотели, кто их настрополил. Ты убила двоих, но в народе болтают, будто вы
ухитряетесь вытянуть информацию даже из покойников.
  - А о том, что некромантия запрещена эдиктом Капитула, в народе не
болтают? Успокойся, Лютик. Бандиты наверняка мало чего знали. Тот, что
сбежал... Хм... Вот с ним другое дело.
  - Риенс. Он чародей, правда?
  - Да. Но не очень умелый.
  - Однако же сбежал. Я видел, каким макаром. Телепортировался, разве
нет? Разве это ни о чем не говорит?
  - Именно. Говорит. О том, что кто-то ему помог. У Риенса не было ни
времени, ни сил, чтобы отворить висящий в воздухе овальный портал. Такой
телепорт - не фунт изюму. Совершенно ясно, что его открыл кто-то другой.
Кто-то несравненно более сильный. Поэтому я поостереглась за ним гнаться,
не зная, где окажусь. Но послала ему вослед заряд достаточно высокой
температуры. Ему потребуется масса заклинаний и эликсиров, эффективно
залечивающих ожоги, но в любом случае он на некоторое время останется
меченым.
  - Может, тебе интересно будет узнать, что он нильфгаардец?
  - Думаешь? - Йеннифэр выпрямилась, быстрым движением вынула из
кармана пружинный нож, повертела в руке. - Нильфгаардские ножи теперь
носят многие. Они удобны и сподручны, их можно спрятать даже за декольте...
  - Не в ноже дело. Выспрашивая меня, он воспользовался словами "битва
за Цинтру", "завоевание города" или как-то похоже. Я никогда не слышал,
чтобы кто-нибудь из наших так называл эти события. Для нас это всегда была
резня, не битва. Бойня. Резня в Цинтре. Никто не говорит иначе.
  Чародейка подняла руку, внимательно присмотрелась к ногтям.
  - Ловко, Лютик. У тебя чуткое ухо.
  - Профессиональный перекос.
  - Интересно, которую из двух профессий ты имеешь в виду? - кокетливо
улыбнулась она. - Но за информацию благодарю. Ценная вещь.
  - Пусть это будет мой вклад, - ответил он улыбкой, - мой вклад в
перемены к лучшему. Скажи, Йеннифэр, чего ради Нильфгаард так интересуется
Геральтом и девочкой из Цинтры?
  - Не лезь не в свои дела, - неожиданно посерьезнела она. - Я же
сказала, забудь, что когда-нибудь слышал о внучке Калантэ.
  - Верно, сказала. Но сейчас я ищу не темы для баллады.
  - Так чего же ты ищешь, черт побери? Шишек на свою голову?
  - Допустим, - сказал он тихо, положив подбородок на сплетенные пальцы
и посмотрев чародейке в глаза. - Допустим, Геральт действительно нашел и
спас ребенка. Допустим, наконец уверовал в силу Предназначения и забрал
найденного ребенка с собой. Куда? Риенс пытался вытянуть это из меня
пытками. А ты знаешь, Йеннифэр? Знаешь, где залег ведьмак?
  - Знаю.
  - И знаешь, как туда добраться?
  - И это знаю.
  - Тебе не кажется, что его надо бы предостеречь? Предупредить, что
его и девочку разыскивают какие-то люди типа Риенса? Я поехал бы, но я
действительно не знаю, где это... То место, названия которого предпочитаю
не произносить...
  - Сделай выводы. Лютик.
  - Если ты знаешь, где находится Геральт, то должна поехать и
предостеречь его. Ты ему кое-чем обязана, Йеннифэр. Ведь что-то тебя с ним
связывало.
  - Верно, - холодно подтвердила она. - Кое-что меня с ним связывало.
Поэтому я немного знаю его. Он не любит, чтобы ему навязывали помощь. А
если и требует помощи, то ищет ее у людей, которым доверяет. С тех событий
прошло больше года, а я... а у меня не было от него никаких известий. Что
же касается долга, то я обязана ему ровно стольким, скольким и он мне. Ни
больше ни меньше.
  - Значит, поеду я, - он поднял голову. - Скажи...
  - Не скажу, - прервала она. - Ты погорел, Лютик. Тебя могут поймать
снова. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Исчезни. Поезжай в Реданию, к
Дийкстре и Филиппе Эйльхарт, примкни ко двору Визимира. И еще раз
предупреждаю: забудь о Львенке из Цинтры. О Цири. Прикидывайся, будто
никогда не слышал этого имени. Сделай так, как я прошу. Я не хочу, чтобы с
тобой случилось что-нибудь скверное. Я слишком тебя люблю, слишком многим
тебе обязана...
  - Ты второй раз говоришь это. Чем ты мне обязана, Йеннифэр?
  Чародейка отвернулась, долго молчала, наконец сказала:
  - Ты ездил с ним. Благодаря тебе он не был одинок. Ты был его другом.
Ты был с ним. Бард опустил глаза.
  - Невелика же была ему с того польза. Немного он выиграл на такой
дружбе. Из-за меня у него были одни лишь неприятности, постоянно
приходилось вытаскивать меня из беды... Помогать мне.
  Йеннифэр снова перегнулась через стол, положила ему руку на пальцы,
сильно сжала, не проронив ни слова. В ее глазах была грусть.
  - Поезжай в Реданию, - спустя некоторое время повторила она. - В
Третогор. Там ты будешь под присмотром Дийкстры и Филиппы. Не пытайся
изображать героя. Ты впутался в опасную аферу. Лютик.
  - Я заметил. - Он поморщился, помассировал все еще болевшее
предплечье. - Именно поэтому я считаю, что надо предупредить Геральта. Ты
одна знаешь, где его искать. Знаешь дорогу. Догадываюсь, что ты там
бывала... гостем.
  Йеннифэр отвернулась. Лютик видел, как она сжала губы, как дрогнул
мускул у нее на щеке.
  - Правда, как-то случалось, - сказала она, и в ее голосе было что-то
неуловимо странное. - Доводилось мне бывать там гостем. Но никогда -
непрошеным.

  ***

  Ветер просто взвыл, закачал покрывающие руины метелки трав, зашумел в
кустах боярышника и в высокой крапиве. Тучи пронеслись по диску луны, на
минуту осветив замок, залив бледным, колеблющимся светом ров и остатки
стены, вырвав холмики черепов, щерящих поломанные зубы, черными провалами
глазниц глядящих в небытие. Цири тонко пискнула и спрятала голову под плащ
ведьмака.
  Подгоняемая пятками лошадь осторожно переступила кучу кирпичей, вошла
под разрушенную арку. Подковы, ударяя по сломанным плитам, будили меж стен
призрачное эхо, которое тут же заглушал ветер. Цири дрожала, вцепившись
руками в гриву коня.
  - Я боюсь...
  - Нечего бояться, - ответил ведьмак, положив ей руку на плечо. - На
всем свете нет места безопаснее. Это Каэр Морхен. Пристанище ведьмаков.
Когда-то здесь был прекрасный замок-крепость. Очень давно.
  Она не ответила, только ниже опустила голову. Лошадь ведьмака по
прозвищу "Плотва" тихо фыркнула, словно и она хотела успокоить девочку.
  Они погрузились в темноту, в бесконечно длинный черный туннель меж
колонн и арок. Плотва шла уверенно и охоче, не обращая внимания на
непроницаемую тьму, весело позвякивая подковами по полу.
  Перед ними в конце туннеля неожиданно загорелась красным вертикальная
линия. Вырастая и расширяясь, она превратилась в двери, из-за которых
вырывался свет, мерцающее пламя лучин, укрепленных в железных держателях
на стенах. В дверях возникла черная, нечеткая в неверном свете фигура.
  - Кто? - услышала Цири злой металлический голос, прозвучавший как
лай. - Геральт?
  - Да, Эскель. Я.
  - Входи.
  Ведьмак слез с лошади, снял Цири с седла, опустил на землю, сунул ей
узелок, в который она тут же вцепилась обеими руками, жалея, что он
слишком мал, чтобы спрятаться за ним.
  - Подожди здесь, с Эскелем, - сказал Геральт. - Я отведу Плотву в
конюшню.
  - Пошли на свет, малыш, проворчал мужчина, которого ведьмак назвал
Эскелем. - Не стой во тьме.
  Цири подняла глаза, взглянула на его лицо и с трудом сдержала крик
ужаса. Это был не человек. "Ни у одного человека, - подумала она, - не
может быть такого лица".
  - Ну чего ты ждешь? - повторил Эскель. Она не шевельнулась. Слышала,
как в темноте удаляется стук копыт Плотвы. По ноге шмыгнуло что-то мягкое
и пищащее. Она подпрыгнула.
  - Не стой во мраке, малыш, крысы башмачки прогрызут.
  Цири, прижимая узелок, быстро шагнула к свету. Крысы с писком
прыснули из-под ног. Эскель наклонился, отобрал у нее узелок, снял шапочку.
  - А, зараза! - буркнул он. - Девчонка. Этого только не хватало.
  Цири испуганно глянула на него. Эскель улыбался. Она увидела, что это
все-таки человек, что у него вполне нормальное человеческое лицо, только
от уголка губ через всю щеку до самого уха его уродовал полукруглый,
длинный шрам.
  - Ну коли уж ты тут, приветствую тебя в Каэр Морхене, - сказал он. -
Как тебя кличут?
  - Цири, - ответил за нее Геральт, беззвучно появляясь из мрака.
Эскель обернулся. Резко, быстро, не произнеся ни слова. Ведьмаки обхватили
друг друга, крепко, сильно сплелись руками. На мгновение, не больше.
  - Жив, Волк.
  - Жив.
  - Ну славно. - Эскель вынул лучину из держателя. - Пошли. Я закрою
внутренние ворота, тепло уходит.
  Они пошли по коридору. Крысы были и тут, бегали вдоль стен,
попискивали в темных провалах боковых проходов, прыскали из неверного
круга света, отбрасываемого факелом-лучиной. Цири семенила, стараясь не
отставать от мужчин.
  - Кто зимует, Эскель? Кроме Весемира.
  - Ламберт и Койон.
  Они спустились по скользким крутым ступеням. Внизу был виден отсвет.
Цири услышала голоса, почувствовала запах дыма.
  Огромный холл освещало бушующее в гигантском камине пламя, с гулом
рвущееся в пасть уходящей вверх трубы. В центре холла стоял большой
тяжелый стол. За таким столом могло разместиться никак не меньше десяти
человек. Но сидело только трое. Три человека. "Три ведьмака", - мысленно
поправилась Цири. Она видела только их силуэты на фоне огня, полыхавшего в
камине.
  - Привет, Волк, мы ждали тебя.
  - Привет, Весемир. Привет, парни. Приятно снова оказаться дома.
  - Кого это ты привел?
  Геральт минуту помолчал, потом положил руку на плечо Цири, легонько
подтолкнул ее вперед. Она шла неловко, робко, спотыкаясь и сутулясь,
наклонив голову. "Я боюсь, - подумала она. - Я ужасненько боюсь. Когда
Геральт меня нашел и взял с собой, я думала, что страх уже не вернется,
что уже все позади... И вот вместо того чтобы быть дома, я оказалась в
этом страшном, темном, разваливающемся замке, забитом крысами и полном
кошмарными эхо... Я снова стою перед пурпурной стеной огня. Вижу грозные
черные фигуры, вижу уставившиеся на меня злые, неестественно блестящие
глаза...
  - Кто этот ребенок. Волк? Кто эта девочка?
  - Она мое... - Геральт осекся. Она почувствовала на плечах его
сильные, твердые руки. И неожиданно страх исчез. Пропал без следа.
Пурпурный, рвущийся вверх огонь излучал тепло. Только тепло. Черные
силуэты были силуэтами друзей. Покровителей. Блестящие глаза выражали
любопытство. Заботу. И беспокойство...
  Руки Геральта стиснули ей плечи.
  - Она - наше Предназначение.

  Aоистину, нет ничего более отвратного, нежели монстры оные, натуре
противные, ведьмаками именуемые, ибо суть они плоды мерзопакостного
волшебства и диавольства. Это есть мерзавцы без достоинства, совести и
чести, истинные исчадия адовы, токмо к убиениям приспособленные. Нет
таким, како оне, места меж людьми почтенными.
  А их Каэр Морхен, где оные бесчестники гнездятся, где мерзкие свои
дела обделывают, стерт должен быть с лона земли и след по нему солью и
селитрой посыпан.
  Аноним. "Монструм, или Ведьмака описание".

  Iетерпимость и зазнайство всегда были присущи глупцам и никогда,
думается, до конца искоренены не будут, ибо они столь же вечны, сколь и
сама глупость. Там, где ныне возвышаются горы, когда-нибудь разольются
моря, там. где ныне пенятся волны морские, когда-нибудь раскинутся
пустыни. А глупость останется глупостью.
  Никодемус де Боот. "Рассуждения о жизни, счастье и благополучии".

                                  Глава 2

  Трисс Меригольд дохнула на озябшие руки, пошевелила пальцами и
пробормотала магическую формулу. Ее конь, буланый мерин, тут же
отреагировал на заклинание, фыркнул и повернул морду, косясь на чародейку
слезящимися от холода и ветра глазами.
  - У тебя два выхода, старик, - сказала Трисс, натягивая перчатки. -
Либо ты приспособишься к магии, либо я продам тебя кметам под плуг.
  Мерин застриг ушами, пустил струи пара из ноздрей и послушно двинулся
вниз по лесистому склону. Чародейка наклонилась в седле, уворачиваясь от
ударов заиндевелых веток.
  Заклинание подействовало быстро, она перестала ощущать уколы озноба в
локтях и на затылке, исчезло неприятное ощущение холода, заставлявшее
сутулиться и втягивать голову в плечи. Волшебство, разогрев ее, приглушило
и голод, вот уже несколько часов сосущий под ложечкой. Трисс повеселела,
уселась поудобнее в седле и принялась внимательнее, чем раньше,
рассматривать окрестности.
  После того как она свернула с дороги, направление ей указывала
белесо-серая стена гор. Покрытые снегом вершины поблескивали золотом в те
редкие минуты, когда солнце пробивалось сквозь тучи: чаще всего утром и
перед самым закатом. Сейчас, когда горная цепь была почти рядом,
приходилось быть внимательнее. Окрестности Каэр Морхена славились своей
дикостью и недоступностью, а выщербину в гранитной стене, которой
следовало руководствоваться, непривычный глаз мог обнаружить с большим
трудом. Стоило свернуть в одно из многочисленных ущелий, чтобы потерять ее
из вида. Даже она, зная дорогу и помня, где искать перевал, не могла
позволить себе отвлечься.
  Лес кончился. Перед чародейкой раскинулась широкая, усеянная галькой
долина, упирающаяся в обрывистые склоны. По середине долины бежала
Гвенллех, Река Белых Камней, бурля пеной меж камней и принесенных потоком
стволов. Здесь, в верхнем течении, Гвенллех была всего лишь мелким, хоть и
широким ручьем и ее легко можно было пройти вброд. Ниже, в Каэдвене, в
среднем течении, река образовывала непреодолимое препятствие - она с ревом
мчалась в глубоких провалах.
  Мерин, ступив в воду, ускорил шаг, явно стремясь поскорее добрести до
противоположного берега. Трисс слегка придержала его - ручей был мелкий:
едва доходил коню до бабок, но камни на дне были скользкие, а течение
быстрое и бурунное. Вода бурлила и пенилась вокруг ног лошади.
  Чародейка глянула на небо. Усиливающийся холод и ветер здесь, в
горах, предвещали пургу, а перспектива провести очередную ночь в гроте
либо в каменной расщелине не очень-то привлекала. Конечно, она могла бы, в
случае крайней нужды, продолжать путь даже в пургу, могла распознавать
дорогу телепатически, могла с помощью магии укрепить себя против холода.
Могла, если б это было необходимо. Но такой необходимости она не видела.
  К счастью, Каэр Морхен был уже близко. Трисс заставила мерина
забраться на пологую осыпь - огромную каменную призму, обмытую ледниками и
потоками воды, - въехала в плоский проход меж скальными блоками. Стены
ущелья вздымались отвесно и, казалось, встречались высоко наверху,
разделенные лишь узким штришком неба. Стало теплее, потому что ветер,
воющий над скалами, уже не доставал, не хлестал и не кусал ее.
  Проход расширился, вывел в балку, а потом в долину, на огромную,
округлую, покрытую лесом мульду, раскинувшуюся меж зубастых камней.
Чародейка поехала не по пологим, легкодоступным склонам мульды, а
поднялась прямо в дебри, в густую чащу. Сухие ветки захрустели под
копытами. Мерин, вынужденный переступать через поваленные стволы,
захрапел, заплясал, затопал. Трисс натянула поводья, дернула коня за
косматое ухо и выругала, ехидно намекнув на его трусость. Конь, казалось,
действительно смутился, пошел ровнее и бодрее, сам выбирая дорогу в чаще.
  Вскоре они оказались на открытом пространстве, въехали в русло
ручейка, едва сочившегося по дну балки. Чародейка внимательно осмотрелась
и нашла то, что искала. Над балкой, опираясь на огромные камни,
горизонтально лежал могучий ствол, темный, голый, позеленевший от мха.
Трисс подъехала ближе, чтобы удостовериться, действительно ли это Путь, а
не случайное дерево, поваленное вихрем. Обнаружила почти незаметную узкую
тропинку, скрывавшуюся в лесу. Нет, она не ошиблась, это наверняка Путь -
бегущая вокруг Каэр Морхена дорожка, забитая препятствиями, на которой
ведьмаки совершенствовались в скорости бега и контроле дыхания. Дорожку
именовали Путем, но Трисс знала, что юные ведьмаки называли ее иначе:
Мучильня.
  Прильнув к шее коня, она медленно проехала под стволом. И тут
услышала звон камней и быстрые, легкие шаги бегущего человека.
  Она повернулась в седле, натянула поводья, ожидая, пока ведьмак
вбежит на ствол.
  Ведьмак вбежал на ствол, стрелой промчался по нему, не замедляя бега,
даже не балансируя руками, легко, ловко, мягко, с невероятной грацией.
Только мелькнул и тут же скрылся меж деревьев, не задев ни единой ветки.
Трисс громко вздохнула, недоверчиво покачала головой. Потому что ведьмаку,
судя по росту и фигуре, было около двенадцати лет.
  Чародейка ударила буланого пятками, отпустила поводья и рысью
направилась вверх по течению ручья. Она знала, что Путь пересекает балку
снова в том месте, которое окрестили Горловиной. Ей хотелось еще раз
глянуть на маленького ведьмака. Ведь она знала, что в Каэр Морхене детей
не тренируют уже почти четверть века.
  Особо она не спешила. Тропинка Мучильни извивалась и петляла по бору,
на то, чтобы преодолеть ее, ведьмачонку понадобилось бы значительно больше
времени, чем ей, едущей наперерез. Однако и медлить тоже не следовало. За
Горловиной Путь сворачивал в лес, вел прямо к замку. Если не поймать
паренька у пропасти, его можно вообще не увидеть. Трисс уже несколько раз
бывала в Каэр Морхене и прекрасно понимала, что видела там только то, что
ведьмаки хотели показать, а показать они хотели лишь самую малость из
того, что в Каэр Морхене вообще можно было увидеть. Нет, наивной Трисс не
была.
  Проехав по каменистому руслу ручья, она увидела Горловину - уступ,
образованный над яром двумя омшелыми скалами, заросшими искореженными
карликовыми деревцами. Она отпустила поводья. Буланый фыркнул и наклонил
голову к воде, струящейся меж голышей.
  Долго ждать не пришлось. Фигурка ведьмака мелькнула на скале,
мальчонка прыгнул, не сбавляя темпа. Чародейка услышала мягкий шлепок, а
чуть позже грохот камней, глухой звук падения и тихий крик. Вернее, писк.
  Трисс не раздумывая соскочила с седла, скинула меховую накидку и
помчалась по склону, подтягиваясь за корни и ветви деревьев. Взлетела на
скалу с разгона, но поскользнулась на игольнике и упала на колени рядом со
скорчившимся на камнях телом. Увидев ее, подросток вскочил как
подброшенный пружиной, молниеносно отступил и ловко схватился за меч,
перекинутый за спину, но споткнулся и упал между можжевеловым кустом и
сосенками. Чародейка не поднималась с колен, а смотрела на мальчика,
раскрыв рот от изумления. Потому что это был вовсе не мальчик. Из-под
пепельной, неровно и неаккуратно подстриженной челки на нее глядели
огромные изумрудно-зеленые глаза, самое заметное пятно на маленьком личике
с узким подбородком и вздернутым носиком. В глазах стоял испуг.
  - Не бойся, - неуверенно сказала Трисс. Девочка раскрыла глаза еще
шире. Она почти не дышала и, похоже, вовсе не вспотела. Не иначе как
бегала по Мучильне уже не один день.
  - Как ты?
  Вместо ответа девочка быстро встала, ойкнула от боли, перенесла вес
тела на левую ногу, наклонилась, помассировала коленку. Одета она была во
что-то вроде кожаного костюма, сшитого, вернее, сляпанного таким образом,
что любой уважающий себя портной, увидев его, взвыл бы от отчаяния и
ужаса. Единственным, что в экипировке казалось в меру новым и подогнанным,
были высокие до колен сапожки, ремни и меч. Точнее, мечик.
  - Не бойся, - повторила Трисс, все еще не поднимаясь с колен. - Я
слышала, как ты упала, испугалась, потому так бежала...
  - Я поскользнулась, - буркнула девочка.
  - Ничего не повредила?
  - Нет. А что?
  Чародейка рассмеялась, попробовала встать, поморщилась от боли,
отозвавшейся в щиколотке, чертыхнулась. Села, осторожно выпрямила ногу,
выругалась снова.
  - Иди сюда, малышка, помоги мне встать.
  - Я не малышка.
  - Допустим. В таком случае кто ты?
  - Ведьмачка!
  - Ха! Ну, так подойди, ведьмачка, и помоги мне встать.
  Девочка не двинулась с места. Она переступила с ноги на ногу и рукой
в шерстяной митенке перебирала ремень меча, подозрительно поглядывая на
Трисс.
  - Не бойся, - улыбнулась чародейка. - Я не разбойница и не чужак
какой-нибудь. Меня зовут Трисс Меригольд, я еду в Каэр Морхен. Ведьмаки
меня знают. Не таращись. Я одобряю твою бдительность, но будь
рассудительной. Как думаешь, добралась бы я сюда, не зная дороги? Ты
когда-нибудь встречала на Пути человеческое существо?
  Девочка отбросила сомнения и подошла ближе, протянув руку. Трисс
поднялась, почти не воспользовавшись помощью. Не в помощи было дело. Ей
хотелось рассмотреть девочку вблизи. И прикоснуться к ней.
  В зеленых глазках маленькой ведьмачки не было и признаков мутации,
прикосновение маленькой ручки тоже не вызывало легкой приятной щекотки,
характерной для ведьмаков. Пепельноволосого ребенка, хоть он и бегал
тропинкой Мучильни с мечом за спиной, не подвергали Испытанию Травами и
Трансмутациями. В этом Трисс была уверена.
  - Покажи коленку, малышка.
  - Не малышка я!
  - Прости, забыла. Но какое-то имя у тебя, надо думать, есть?
  - Есть. Я... Цири.
  - Очень приятно. Подойди-ка поближе, Цири.
  - Со мной ничего не стало.
  - Хочу взглянуть, как выглядит твое "ничего". Ну вот, так я и думала.
"Ничего" поразительно напоминает разорванные штаны и содранную до живого
мяса кожу. Стой спокойно и не бойся.
  - Я и не боюсь... Аааа!
  Чародейка захохотала и потерла о бедро зудевшую от заклинания руку.
Девчушка наклонилась, осмотрела колено.
  - О! - сказала она. - Уже не больно! И дырки нет... Это чары?
  - Угадала.
  - Так ты чаровница?
  - Опять угадала. Хоть, признаться, предпочитаю чародейку, а не
чаровницу. Чтоб не ошибаться, можешь называть меня по имени. Трисс.
Попросту Трисс. Пошли, Цири. Внизу ждет мой конь, в Каэр Морхен поедем
вместе.
  - Мне надо бежать, - покрутила головой Цири. - Нельзя прерывать бег,
а то в мышцах образуется молоко. Геральт говорит...
  - Геральт в замке?
  Цири надулась, стиснула губы, глянула на чародейку из-под пепельной
челки. Трисс снова рассмеялась.
  - Хорошо. Не буду выспрашивать. Секрет - это секрет, ты правильно
делаешь, что не выбалтываешь его незнакомому человеку. Пошли. Посмотрим на
месте, кто есть в замке, а кого нет. А о мышцах не беспокойся, я знаю, как
управиться с молочной кислотой. О, вот и мой коняга. Я тебе помогу...
  Она протянула руку, но Цири помощь не понадобилась. Она заскочила в
седло ловко, легко, почти не отталкиваясь от земли. Мерин дернулся,
удивленный, затоптался на месте, но девочка, быстро ухватив поводья,
успокоила его - Вижу, с конями ты управляешься.
  - Я со всем управляюсь.
  - Подвинься ближе к луке. - Трисс сунула ноги в стремена, схватилась
за гриву. - Дай мне немного места. И не выбей мне глаза своим мечом.
  Она тронула мерина пяткой, и они двинулись шагом по руслу ручья,
пересекли очередной яр и взобрались на округлый холм. Оттуда уже виднелись
прилепившиеся к каменным обрывам руины Каэр Морхена - частично разрушенная
трапеция защитного вала, остатки башни и ворот, бочкообразный столб
донжона.
  Мерин фыркнул и дернул головой, переходя ров по остаткам моста. Трисс
натянула поводья. На нее самое не действовали покрывающие дно рва
истлевшие черепа и кости. Ей уже доводилось их видеть.
  - Не люблю этого, - вдруг проговорила девочка. - Так быть не должно.
Умерших надо предавать земле. Под курганом. Ведь верно?
  - Верно, - спокойно подтвердила чародейка. - Я тоже так считаю. Но
ведьмаки рассматривают это кладбище как... напоминание.
  - Напоминание о чем?
  - На Каэр Морхен, - Трисс направила коря к растрескавшимся аркам, -
напали. Здесь разразилась кровавая битва, в которой погибли почти все
ведьмаки. Уцелели только те, которых в тот момент не было в замке.
  - Кто напал? И почему?
  - Не знаю, Цири, - солгала она. - Это было страшно давно. Спроси
ведьмаков.
  - Спрашивала, - проворчала девочка. - Они не хотят говорить.
  "Я их понимаю, - подумала чародейка. - Ребенку, которого муштруют,
чтобы он стал ведьмаком, к тому же девочке, не говорят о таких вещах.
Такому ребенку не рассказывают о бойнях и резне. Не ожесточают
перспективой того, что и он может когда-либо услышать о себе слова,
которые выкрикивали тогда валившие на Каэр Морхен фанатики. Мутант!
Чудовище! Монстр! Богами проклятое, природе противное существо! Нет, -
подумала она, - я не удивляюсь тому, что ведьмаки не рассказали тебе об
этом, малышка Цири. И я тоже не расскажу. У меня, малышка Цири, еще больше
причин молчать. Ведь я чародейка, а анонимный пасквиль, широко
разошедшийся в списках "Монструм", который взбудоражил фанатиков и
подтолкнул их на преступление, тоже, кажется, был делом рук какого-то
чародея. Но я, малышка Цири, не признаю коллективной ответственности, не
чувствую потребности в покаянии по случаю события, имевшего место за
полстолетия до моего рождения. А скелеты, которым суждено быть вечным
напоминанием, в конце концов истлеют, обратятся во прах, который развеет
ветер, неустанно овевающий склоны, и будут забыты..."
- Они не хотят так лежать, - неожиданно сказала Цири. - Не хотят быть
символом, укором совести или предостережением. Они не хотят и того, чтобы
их прах развеял ветер.
  Трисс быстро подняла голову, услышав изменения в голосе девочки.
Моментально уловила магическую ауру, пульсирование и шум крови в висках.
Напряглась, но не отозвалась ни словом, боясь прервать и нарушить
происходящее.
  - Обычный курган. - Голос Цири становился все более неестественным,
каким-то металлическим, холодным и злым. - Горстка земли, которая зарастет
крапивой. У смерти голубые и холодные глаза, а высота обелиска не имеет
значения, не имеют значения и надписи, выбитые на нем. Кто может знать об
этом лучше тебя, Трисс Меригольд, четырнадцатая с Холма?
  Чародейка обомлела. Она видела, как руки девочки стискивают гриву
коня.
  - Ты умерла на Холме, Трисс Меригольд, - снова проговорил злой, чужой
голос. - Зачем ты сюда приехала? Возвращайся, возвращайся немедленно, а
этого ребенка. Дитя Старшей Крови, забери с собой, чтобы отдать его тем,
кому он принадлежит. Сделай так. Четырнадцатая. Ибо не сделав этого, ты
умрешь еще раз. Придет день, и Холм вспомнит о тебе. Вспомнят о тебе
братская могила и обелиск, на котором выбито твое имя.
  Мерин громко заржал, затряс головой. Цири вдруг дернулась, задрожала.
  - Что случилось? - спросила Трисс, пытаясь совладать с голосом.
  Цири откашлялась, двумя руками поправила волосы, потерла лицо.
  - Нн... ничего... - неуверенно произнесла она. - Устала, поэтому...
Поэтому уснула. Надо бежать...
  Магическая аура развеялась. Трисс почувствовала, как накатила
неожиданно волна холода. Попыталась убедить себя, что это эффект угасания
защитного заклинания, хоть и знала, что все не так. Посмотрела вверх, на
каменную громаду замка, таращившуюся на нее черными провалами
развалившихся бойниц. По телу пробежала дрожь.
  Конь зацокал копытами по плитам двора. Чародейка быстро соскочила с
седла, подала руку Цири. Воспользовавшись соприкосновением ладоней,
осторожно послала магический импульс. И поразилась. Потому что не
почувствовала ничего. Никакой реакции, никакого ответа. И никакого
сопротивления. В девочке, которая только что создала невероятно сильную
ауру, не было даже намека на магию. Теперь это был обыкновенный, неряшливо
подстриженный и скверно одетый ребенок.
  Но минуту назад ребенок этот не был обыкновенным ребенком.
  Трисс не успела обдумать странное явление. Она услышала скрежет
окованных железом дверей, донесшийся из темного жерла коридора, зияющего
за полуразрушенным порталом. Сбросила накидку, сняла лисью шапочку,
быстрым движением головы рассыпала волосы, свою гордость и
распознавательный знак, - длинные, горящие золотом, пушистые локоны цвета
свежего каштана.
  Цири изумленно вздохнула. Трисс улыбнулась, радуясь эффекту.
Прекрасные, длинные, пушистые волосы были редкостью, признаком положения,
статуса, знаком свободной женщины, самой себе хозяйки. Знаком женщины
необычной, ибо обычные девушки носили косы, обычные замужние женщины
покрывали волосы чепчиками либо платками. Дамы знатные, включая и королев,
завивали и укладывали волосы. Воительницы стриглись коротко. Только
друидки и чародейки, да еще распутницы, похвалялись естественными гривами,
чтобы подчеркнуть независимость и свободу.
  Ведьмаки появились, как всегда, неожиданно, как всегда, беззвучно,
как всегда, неведомо откуда. Остановились перед ней, высокие, стройные, со
скрещенными на груди руками, сместив вес тела на левую ногу, в той
позиции, из которой - она знала - можно атаковать мгновенно. Цири встала
рядом с ними в такой же позе. В своей карикатурной одежонке она выглядела
презабавно.
  - Приветствуем тебя в Каэр Морхене, Трисс.
  - Приветствую тебя, Геральт.
  Он изменился. Казалось, постарел. Трисс знала, что биологически это
невозможно. Да, ведьмаки стареют, но слишком медленно, чтобы простой
смертный или такая молодая чародейка, как она, могли обнаружить перемены.
Но достаточно было одного взгляда, чтобы понять: мутация способна
задерживать процесс физического старения, но не психического. Иссеченное
морщинами лицо Геральта было лучшим тому доказательством. Трисс с
глубочайшей досадой оторвала взгляд от глаз ведьмака. Глаз, которые явно
видели слишком многое. К тому же она не заметила в этих глазах того, на
что рассчитывала.
  - Приветствую, - повторил он. - Рады видеть тебя.
  Рядом с Геральтом стоял Эскель, похожий на Волка как брат-близнец,
если не считать цвета волос и длинного шрама, уродующего щеку. И самый
младший из ведьмаков в Каэр Морхене - Ламберт, как всегда, с неприятной
ухмылкой на лице. Весемира не было.
  - Приветствуем и приглашаем войти, - сказав Эскель. - Холодно и дует
так, словно где-то висельник завелся. А ты куда, Цири? Тебя приглашение не
касается. Солнце пока высоко, хоть его и не видно Еще можно тренироваться.
  - Ай-яй, - тряхнула волосами чародейка. - Похоже, подешевела
вежливость в Пристанище ведьмаков. Цири встретила меня первой, проводила в
замок. Ей положено быть со мной...
  - Она здесь обучается, Меригольд, - поморщился Ламберт, изобразив
пародию на улыбку. Он всегда называл ее "Меригольд", без "госпожи", без
имени. Трисс не любила этого. - Она ученица, - продолжал Ламберт, - а не
мажордом. Встреча гостей, даже столь приятных, как ты, не входит в ее
обязанности. Пошли, Цири.
  Трисс слегка пожала плечами, прикидываясь, будто не замечает
смущенных взглядов Геральта и Эскеля. Смолчала. Не хотела смущать их еще
больше: А главное, не хотела, чтобы они поняли, как сильно ее интересует и
завораживает эта девочка.
  - Я отведу коня, - предложил Геральт, потянувшись к поводьям. Трисс
украдкой подвинула руку, и их пальцы встретились. Взгляды тоже.
  - Я пойду с тобой, - свободно сказала она. - Во вьюках кое-какие
нужные мне мелочи.
  - Ты доставила мне несколько неприятных минут, - буркнул он, как
только они вошли в конюшню. - Я собственными глазами видел твое пышное
надгробье. Обелиск, увековечивающий твою геройскую смерть в битве за
Содден. Лишь недавно до меня дошли слухи, что это ошибка. Не понимаю, как
тебя можно было с кем-то перепутать, Трисс.
  - Долгая история, - ответила она. - При случае расскажу. А неприятные
минуты - ну что ж, постарайся простить меня.
  - Нечего тут прощать. Последнее время мне редко доводилось
радоваться, а радость, которую я ощутил, узнав, что ты жива, трудно
сравнить с какой-либо иной. Разве только с той, какую я испытываю сейчас,
глядя на тебя.
  Трисс показалось, что в ней что-то разрывается. Страх перед встречей
с беловолосым ведьмаком всю дорогу боролся в ней с надеждой на встречу. А
потом - это измученное, истощенное лицо, эти всевидящие, больные глаза,
слова, холодные и взвешенные, неестественно спокойные, но насыщенные таким
чувством...
  Она бросилась ему на шею, сразу, не раздумывая. Схватила руку, резко
завела себе за шею, под волосы. Мурашки побежали у нее по спине, пронзили
таким блаженством, что она чуть было не закричала. Чтобы сдержать и
приглушить крик, она нашла губами его губы. Прильнула к ним. Она дрожала,
крепко прижимаясь к нему, возбуждая и усиливая в себе страсть, забываясь
все больше.
  Геральт не забылся.
  - Трисс... Прошу тебя...
  - Ох, Геральт... Я так...
  - Трисс, - он мягко отстранил ее. - Мы не одни... Сюда идут.
  Она взглянула на дверной проем. Тени приближающихся ведьмаков она
заметила не сразу, их шаги услышала еще позже. Ну что ж, ее слух, который
в принципе она считала обостренным, с ведьмачьим соперничать не мог.
  - Трисс, деточка!
  - Весемир!
  Да, Весемир был действительно стар. Кто знает, не старше ли, чем Каэр
Морхен. Но он шел к ней быстрым, энергичным и пружинистым шагом, его
рукопожатие было крепким, а руки сильными.
  - Рада снова видеть тебя, дедушка.
  - Поцелуй меня. Нет, не руку, маленькая чародейка. Руку будешь
целовать, когда я окажусь на сметном одре. А это, похоже, вот-вот
случится. Ох, Трисс, хорошо, что ты приехала... Кто меня вылечит, если не
ты?
  - Вылечить? Тебя? От чего? Разве что от мальчишеских штучек! Убери
руку с моего зада, старец, не то подпалю твою седую бороду!
  - Прости. Все время забываю, что ты выросла и я уже не могу сажать
тебя на колени и похлопывать. Что же до моего здоровья... Ох, Трисс,
старость не радость. Кости ломит так, что выть хочется. Поможешь старику,
девочка?
  - Помогу. - Чародейка высвободилась из медвежьих объятий и взглянула
на сопровождавшего Весемира ведьмака. Он был молод, казался ровесником
Ламберта. Носил короткую черную бороду, которая, однако, не скрывала
сильных рябушек после оспы. Это было довольно необычно, потому что
ведьмаки, как правило, обладали высоким иммунитетом против заразных
болезней.
  - Трисс Меригольд. Койон, - представил их Геральт. - Койон проводит с
нами первую зиму. Он с Юга, из Повисса.
  Молодой ведьмак поклонился. У него были необычно светлые,
желто-зеленые радужки, а перерезанные красными ниточками хрусталики
говорили о тяжелом, хлопотном протекании мутации глаз.
  - Идем, деточка, - сказал Весемир, взяв ее за руку. - Конюшня - не
место для встречи гостей. Но я не мог дождаться.
  Во дворе, меж заслоняющих от ветра стен, Цири занималась под
присмотром Ламберта. Ловко балансируя на подвешенной на цепях балке, она с
мечом в руке нападала на кожаный мешок, перевязанный ремнями так, чтобы он
изображал человеческое тело. Трисс задержалась.
  - Плохо! - шипел Ламберт. - Слишком близко подходишь! И не руби
вслепую. Я же сказал, самым концом меча по шейной артерии! Где у гуманоида
шейная артерия? На макушке? Что с тобой творится? Сосредоточься, княжна!
  "Ха! - подумала Трисс. - Стало быть, и впрямь, не легенда. Это она. Я
верно догадывалась".
  Она решила пойти в атаку, не откладывая, не позволив ведьмаку
выкрутиться.
  - Знаменитое Дитя-Неожиданность? - указала она на Цири. - Похоже, вы
всерьез взялись выполнять требования судьбы и Предназначения? Только вроде
бы сказки у вас перепутались, ребята. В сказках, которые мне рассказывали,
пастушечки и сиротки становились княжнами. А тут, вижу, наоборот - княжну
переделывают в ведьмачку. Вам не кажется, что это несколько рискованно?
  Весемир взглянул на Геральта. Беловолосый ведьмак молчал, его лицо
ничего не выражало, даже дрожанием век он не отреагировал на немую просьбу
о поддержке.
  - Все не так, как ты думаешь, - откашлялся старик. - Геральт привез
ее сюда прошлой осенью. У нее нет никого, кроме... Послушай, Трисс, ну как
тут не поверить в Предназначение, если...
  - Что общего у Предназначения с размахиванием мечом?
  - Мы учим ее пользоваться мечом, - тихо проговорил Геральт,
повернувшись к чародейке и глядя ей прямо в глаза, - потому что ничему
другому научить не можем. Не умеем ничего больше. Предназначение ли, нет
ли, но Каэр Морхен теперь ее дом. Во всяком случае, на какое-то время.
Тренировки и фехтование забавляют ее, помогают сохранить здоровье.
Позволяют забыть о перенесенной трагедии. Теперь это ее дом, Трисс.
Другого у нее нет.
  - Множество цинтрийцев, - чародейка выдержала взгляд, - убежало после
поражения в Вердэн, в Бругге, в Темерию, на Острова Скеллиге. Среди них
есть вельможи, бароны, рыцари. Друзья, родственники... как и... подданные
этой девчушки. Формально.
  - Друзья и родственники после войны не стали ее искать. Не нашли.
  - Потому что не им она была предназначена, - не очень искренне, но
очень мило улыбнулась Трисс Геральту. Так мило, как только умела. Ей не
хотелось, чтобы он говорил таким тоном.
  Ведьмак пожал плечами. Трисс, которая немного знала его, сразу же
сменила тактику, отказавшись от аргументации.
  Снова взглянула на Цири. Девочка, ловко ступая по бревну, проделала
быстрый поворот, рубанула легко, тут же отскочила. Манекен закачался на
веревке.
  - Ну наконец-то! - крикнул Ламберт. - Наконец-то поняла! Отступи и
давай еще раз. Хочу удостовериться, что это не случайность!
  - Меч, - обернулась Трисс к ведьмакам, - похоже, острый. Бревно,
похоже, скользкое и неустойчивое. А учитель похож на идиота, сбивающего
девочку с толку своим криком. Не боитесь? Или рассчитываете на то, что
Предназначение оградит ребенка?
  - Цири почти полгода тренировалась без меча, - сказал Койон. - Умеет
двигаться. А мы внимательно следим, потому что...
  - Потому что это ее дом, - докончил Геральт тихо, но жестко. Очень
жестко. Тоном, пресекающим дискуссию.
  - В том-то и дело, - глубоко вздохнул Весемир. - Ты устала, Трисс?
Голодна?
  - Не отрицаю, - вздохнула она, не пытаясь больше поймать взгляд
Геральта. - Честно говоря, валюсь с ног. Последнюю ночь я провела в
полуразрушенном пастушьем шалаше, зарывшись в солому и мешки. Уплотнила
развалюху с помощью магии, если б не это, окочурилась бы, пожалуй. Мечтаю
о чистой постели.
  - Поужинаешь с нами. Сейчас. Потом как следует выспишься и отдохнешь.
Мы приготовили тебе самую лучшую комнату, ту, что в башне. И поставили там
самую лучшую кровать, какая только нашлась в Каэр Морхене.
  - Благодарю, - кисло улыбнулась Трисс. "В башне, - подумала она. -
Хорошо, Весемир. Сегодня можно и в башне, если тебе так уж важно соблюсти
видимость приличия. Могу переночевать в башне. В лучшей кровати, какая
только сыскалась в Каэр Морхене. Хоть и предпочитала бы в самой скверной,
но с Геральтом".
  - Пошли, Трисс.
  - Пошли.

  ***

  Ветер постукивал ставнями, шевелил прикрывающие окно остатки
траченного молью гобелена. Трисс в абсолютной тьме лежала на лучшей в Каэр
Морхене кровати. И не могла уснуть. И дело было вовсе не в том, что лучшая
в Каэр Морхене кровать оказалась древней развалюхой. Нет. Трисс усиленно
размышляла. И все отгоняющие сон мысли крутились вокруг одного основного
вопроса: почему и зачем ее вызвали в замок? С какой целью?
  Болезнь Весемира - не более чем предлог. Весемир ведьмак. То, что при
этом он еще и столетний дед, не мешает многим молодцам завидовать его
здоровью. Если б оказалось, что старца, допустим, пырнул жалом мантикор
или покусал вурдалак, тогда Трисс еще могла бы поверить, что ее вызвали
именно к нему. Но "ломота в костях"? Смех, да и только. "Ломота в костях"
- не шибко оригинальное недомогание в чертовски холодных стенах Каэр
Морхена. Весемир вылечился бы ведьмачьим эликсиром, или еще проще -
крепким ржаным самогоном внутрь и наружно в равных пропорциях. Ему не
понадобилась бы чародейка с заклинаниями, фильтрами и амулетами.
  Так кто же ее вызвал? Геральт?
  Трисс ворочалась в постели, чувствуя волны накатывающего тепла. И
возбуждения, усиленного злостью. Тихо выругалась, ударила кулаком по
перине, перевернулась на бок. Древнее ложе заскрипело. "Я не владею собой,
- подумала она. - Веду себя словно глупая девчонка. Или того хуже - как
недоласканная старая дева. Не могу даже логично мыслить".
  Она снова выругалась.
  "Конечно же, не Геральт. Без эмоций, девица, без эмоций. Вспомни его
мину там, в конюшне. Ты уже видывала такие мины, девочка, видела, не
обманывай себя. Глупые, покаянные, растерянные мины мужчин, которые хотят
забыть, которые сожалеют, которые не желают помнить случившегося, не хотят
возвращаться к тому, что было. О боги, иначе не бывает. И ты это знаешь.
Ведь у тебя солидный опыт, малышка".
  Что касается эротической стороны жизни, то тут Трисс имела право
считать себя типичной чародейкой. Началось все с кислого вкуса запретного
плода, особо привлекательного из-за суровых правил академии и строжайших
наказов преподавательницы, у которой она проходила практику. Потом
наступила самостоятельность, свобода и неупорядоченные связи,
закончившиеся, как обычно бывает, горечью, разочарованием и воздержанием.
Начался долгий период одиночества и, наконец, открытие, что для снятия
стрессов и напряжений вовсе не так уж и необходим человек, желающий
считать себя твоим господином сразу после того, как перевернется на спину
и смахнет пот со лба. Что для успокоения нервов имеются менее хлопотные
методы, которые, ко всему прочему, не пачкают полотенца кровью, не пускают
под одеялом ветров и не требуют завтрака. Затем пришел краткий и забавный
период удовлетворенности собственным полом, закончившийся выводом, что
пачканье, ветры и обжорство свойственны отнюдь не только мужчинам.
Наконец, как все без малого магички, Трисс перешла на приключения с
другими чародеями, спорадические и нервирующие своим холодным, техничным
и, как правило, ритуальным протеканием.
  И тогда появился Геральт из Ривии. Ведущий беспокойную жизнь ведьмак,
связанный странными, беспокойными и бурными отношениями с Йеннифэр, ее
сердечной подружкой.
  Трисс наблюдала за обоими и завидовала, хоть, казалось, завидовать-то
было нечему. Связь явственно приносила несчастье обоим, ведя напрямую к
истощению, была болезненной и... вопреки всякой логике продолжалась. Трисс
этого не понимала. И ее это интриговало. Интриговало до такой степени,
что...
  Она соблазнила ведьмака, почти не пользуясь магией. Просто подоспело
удачное время, момент, когда они с Йеннифэр в очередной раз осточертели
друг другу и бурно расстались. Геральту требовалось тепло, и он хотел
забыть обо всем.
  Нет, Трисс не стремилась отнять его у Йеннифэр. По сути, подруга была
ей нужнее, чем он. Но краткая связь с ведьмаком не разочаровала ее. Она
нашла то, что искала, - чувство вины, страха и боли. Его боли. Трисс
видела проявление этих эмоций, они ее будоражили и она не смогла о них
забыть, когда пришло время расстаться. А что такое своя боль, поняла
недавно. В тот момент, когда неодолимо возжелала снова быть с ним.
Ненадолго, на мгновение, но быть. А теперь он так близко...
  Трисс сжала пальцы в кулак и принялась колотить по подушке. "Нет, -
подумала она, - не будь дурочкой, малышка. Не думай об этом. Думай о..." О
Цири? Неужели...
  Да, вот истинная причина ее визита в Каэр Морхен. Пепельноволосая
девочка, из которой в замке хотят сделать ведьмака. Настоящую ведьмачку.
Мутантку. Машину для убийства, такую, как они сами.
  "Это ясно, - подумала она вдруг, снова чувствуя возбуждение, но
теперь, однако, совершенно иного рода. - Это ясно. Они собираются
мутировать ребенка, подвергнуть его Испытанию Травами и Трансмутации, но
не знают, с какого бока подступиться. Из стариков жив один Весемир, а
Весемир всего лишь учитель фехтования. Скрытая в подземельях Каэр Морхена
Лаборатория, покрытые пылью бутыли с легендарными эликсирами, печи,
перегонные кубы и реторты... Никто не знает, как этим пользоваться. Потому
что, совершенно ясно, мутагенные эликсиры разработал в незапамятные
времена какой-то чародей-ренегат, а его наследники годами совершенствовали
их, годами с помощью магии контролировали процесс трансмутации, которым
подвергали детей. И однажды цепь прервалась. Не хватило магических знаний
и способностей. У ведьмаков есть Травы, Лаборатория. Они знают рецептуру.
Но у них нет чародея.
  Как знать, - думала она, - может, и пытались? Давали детям декокты,
приготовленные без участия магии?"
Она вздрогнула при мысли о том, что могло твориться с теми детьми.
  "А теперь, - подумала она, - собираются мутировать девочку, но не
знают, как. А это может означать... Это может означать, что от меня ждут
помощи. И я увижу то, чего не видел ни один ныне живущий чародей,
познакомлюсь с тем, с чем ни один ныне живущий чародей не познакомился.
Знаменитые травы, хранящиеся в величайшем секрете культуры вирусов,
прославленные таинственные рецептуры...
  И именно я поднесу пепельноволосому ребенку набор эликсиров, мне
доведется наблюдать мутационные Изменения, собственными глазами видеть,
как...
  Как умирает пепельноволосое дитя.
  О нет. - Трисс вздрогнула. - Никогда. Ни за что.
  Впрочем, пожалуй, я раньше времени начинаю волноваться. Пожалуй, не в
этом дело. За ужином мы беседовали, сплетничали о том о сем. Несколько раз
я пыталась навести разговор на Дитя-Неожиданность. Впустую. Они тут же
меняли тему.
  Я наблюдала за ними. Весемир был сдержан и озабочен. Геральт
неспокоен, Ламберт и Эскель неестественно веселы и болтливы, Койон
естественен до неестественности. Искренна и открыта была только Цири,
зарумянившаяся от мороза, растрепанная, счастливая и чертовски голодная.
Они поедали похлебку с пряностями, густую от гренок и сыра, а Цири
удивилась, что не подали грибков. Они пили сидр, но девочка получила воду,
чем была явно удивлена и разочарована. "Где салат?" - взвизгнула она
вдруг, а Ламберт резко и укоризненно глянул на нее и велел снять локти со
стола.
  Грибочки и салат. В декабре?
  Ясно, - подумала Трисс. - Ее кормят легендарными пещерными грибками,
неизвестной науке горной растительностью, поят знаменитыми напитками из
таинственных трав. Девочка развивается быстро, набирается сатанинской,
ведьмачьей кондиции. Естественным путем, без мутации, без риска, без
гормональной революции. Но чародейке этого знать не положено. Для
чародейки это секрет. Ничего они мне не скажут, ничего не покажут.
  Я видела, как эта девчушка бегает. Видела, как она с мечом пляшет на
бревне, ловкая и быстрая, полная прямо-таки кошачьей грации, двигается
словно акробатка. Я должна, - подумала она, - обязательно должна ее
увидеть раздетой, посмотреть, как она развивается под влиянием того, чем
ее здесь пичкают. А вдруг да удастся выкрасть и вывезти пробы грибочков и
салата? Ну, ну...
  А доверие? Чихала я на ваше доверие, ведьмаки. В мире процветают рак,
черная оспа, столбняк и белокровие, есть аллергия, есть синдром
неожиданной смерти новорожденных. А вы укрываете от мира ваши грибочки, из
которых, возможно, удалось бы дистиллировать спасающие жизнь лекарства.
Держите в секрете даже от меня, перед которой похваляетесь дружбой,
уважением и доверием. Даже я не могу увидеть не только Лабораторию, но и
задрипанные грибки!
  Зачем же вы меня сюда притащили? Меня, чародейку?
  Магия!"
Трисс захохотала.
  "Ну, - подумала она, - вот я вас и поймала, ведьмаки! Цири нагнала на
вас такого же страха, как и на меня. Погрузилась в сон наяву, начала
вещать, прорицать, выдавать ауру, которую вы ощущаете почти так же хорошо,
как и я. Безотчетно психокинетически схватила что-то или силой воли
согнула оловянную ложку, уставившись на нее за обедом. Отвечала на
вопросы, которые вы задавали мысленно, а может, и на те, что вы даже в
мыслях боитесь себе задавать. И вас обуял страх. Вы сообразили, что ваша
Неожиданность гораздо более неожиданна, чем вы могли подумать.
  Вы сообразили, что приютили в Каэр Морхене Исток.
  Что без чародейки вам не управиться. А нет ни одной дружески к вам
расположенной чародейки, и ни одной, которой вы могли бы довериться.
  Кроме меня и...
  И кроме Йеннифэр".
  Ветер взвыл, захлопал ставнями, вздул гобелен. Трисс Меригольд
перевернулась на спину, принялась задумчиво грызть ноготь большого пальца.
  "Геральт не пригласил Йеннифэр. Пригласил меня. Так, может быть...
Как знать. Возможно. Но если все так, как я думаю, то почему...
  Почему?.."
- Почему ты не пришел сюда, ко мне? - тихо крикнула она в темень.
Возбужденно и зло.
  Ей ответил ветер, завывающий в руинах.

***

  Iоре зашумело, волны с грохотом ударили в скалистый берег, высокими
гейзерами взвились меж камней. Она махнула крыльями, ловя соленый ветер.
Невероятно счастливая, спикировала, догнала стаю подружек, задела
коготками хребты волн, снова взмыла в небо, роняя капли, стала
планировать, носимая вихрем, шумящим в маховых и правильных перьях. Сила
внушения, подумала она трезво. Всего лишь сила внушения. Чайка!

  Трииисс! Триисс!
  Цири! Где ты?
  Трииисс!

  ?айки умолкли. Правда, чародейка еще чувствовала на лице мокрые
брызги белых грив, но под ней уже не было моря. Вернее, было, но это было
море трав, бескрайняя, уходящая за горизонт равнина. Трисс с ужасом
поняла, что перед ней раскинулась степь, окружающая вершину Холма под
Содденом. Но нет, это был не Холм. Это не мог быть Холм.
  Небо вдруг потемнело, вокруг заклубились тени. Трисс видела длинную
цепь размытых фигур, медленно спускающихся по склону. Слышала набегающие
друг на друга шепотки, складывающиеся в непонятный, волнующий хор.
  Цири стояла рядом, повернувшись спиной. Ветер развевал ее пепельные
волосы.
  Туманные, нечеткие фигуры шли и шли бесконечной, долгой чередой.
Проходя мимо, они поворачивали головы. Трисс придушила крик, глядя на
равнодушные, спокойные, бесстрастные лица, на невидящие, мертвые глаза.
Большинство лиц она не знала, не узнавала. Но некоторые - да.
  Коралл. Ваньелла. Йойоль, Рябой Алекс...
  - Зачем ты меня сюда привела? - шепнула она. - Зачем?
  Цири повернулась. Подняла руку, и чародейка увидела струйку крови,
стекающую по линии жизни с ладони на сустав.
  - Это роза, - спокойно сказала девочка. - Роза из Шаэрраведда. Я
укололась. Ничего страшного. Всего лишь кровь. Кровь эльфов...
  Небо потемнело еще больше, а спустя мгновение разгорелось резкими,
слепящими стрелами молний. Все замерло в тишине и неподвижности. Трисс
остановилась рядом с Цири и увидела, что они стоят на краю бездонной
пропасти, в которой клубится красноватый, как бы подсвеченный дым. Вспышка
очередной беззвучной молнии выхватила из тьмы ведущую в глубь пропасти
длинную мраморную лестницу.
  - Так надо, - дрожащим голосом произнесла Цири. - Другого пути нет.
Только этот. По лестнице вниз. Так надо, потому что, потому что... Va'esse
deireadh aep eigean...
  - Говори, - шепнула волшебница. - Говори, дитя.
  - Дитя Старшей Крови... Feainnewedd... Limed aep Hen Ichaer...
Deithwen... Белое Пламя... Нет, нет... Нет!
  - Цири!
  - Черный рыцарь... с перьями на шлеме... Что он мне сделал? Что тогда
случилось? Я боялась... Я все еще боюсь. Это не кончилось, это никогда не
кончится. Львенок должен умереть... Этого требуют интересы... Нет... Нет...
  - Цири!
  - Нет! - Девочка напряглась, крепко зажмурилась. - Нет, нет, не хочу!
Не прикасайся ко мне!
  Выражение ее лица резко изменилось, оно застыло, голос стал
металлическим, холодным и враждебным, в нем зазвучала злая, жестокая
насмешка:
  - Ты явилась даже сюда, Трисс Меригольд? Даже сюда? Ты зашла слишком
далеко. Четырнадцатая. Я тебя предостерегал.
  - Кто ты? - вздрогнула Трисс. Но голос не выдал ее волнения.
  - Узнаешь в свое время.
  - Я узнаю сейчас!
  Чародейка подняла руки, резко раскинула их, вложив все свои силы в
Волшебство опознания. Магическая завеса разорвалась, но за ней была
вторая, третья... четвертая...
  Трисс со стоном опустилась на колени. А реальность продолжала
разрываться, раскрывались двери за дверями, длинный, бесконечный ряд
дверей, ведущих в никуда. В пустоту.
  - Ты ошиблась, Четырнадцатая, - проговорил насмешливый, металлический
голос. - Ты перепутала небо со звездами, отраженными ночью в поверхности
пруда.
  - Не прикасайся... Не прикасайся к этому ребенку!
  - Она не ребенок.
  Губы Цири пошевелились, но Трисс видела, что глаза ее по-прежнему
мертвые, стеклянные, отсутствующие.
  - Она не ребенок, - повторил голос. - Она - Пламя, Белое Пламя, от
которого займется и сгорит мир. Это Старшая Кровь, Hen Ichaer. Кровь
эльфов. Зерно, которое не прорастет, не проклюнется, но Полыхнет Пламенем.
Кровь, которая будет осквернена... Когда придет Tedd deireadh. Час Конца.
Va'esse deireadh aep eigean!
  - Ты предвещаешь смерть? - крикнула Трисс, - Только это ты и умеешь -
предвещать смерть? Всем? Им, ей... Мне?
  - Тебе? Ты уже мертва. Четырнадцатая. В тебе все уже умерло.
  - Могуществом Высших Сфер, - простонала чародейка, собирая остатки
сил и водя рукой в воздухе. - Водой, огнем, землей и воздухом заклинаю
тебя. Заклинаю мыслью, сном и смертью, тем, что было, что есть и что
будет! Заклинаю тебя. Кто ты? Говори!
  Цири отвернулась. Ведущие в глубь пропасти ступени исчезли,
растворились, на их месте возникло серое свинцовое море, пенящееся,
вздыбленное ломкими хребтами волн. В тишину снова ворвался крик чаек.
  - Лети, - проговорил голос устами девочки. - Пора. Возвращайся,
откуда пришла, Четырнадцатая с Холма. Лети на крыльях чайки и слушай крики
других чаек. Слушай внимательно!
  - Заклинаю тебя...
  - Ты не можешь. Лети, чайка! И неожиданно вновь возник свистящий
вихрь, влажный и соленый ветер, и был полет, полет без конца и начала.
Дико кричали чайки. Кричали и повелевали.

  Oрисс?
  Oири?
  Cабудь о нем! Не мучай его... Трисс!
  Cабудь!
  Oрисс! Трисс! Трисс!
  Oрисс!

  Iна открыла глаза, откинула голову на подушку, пошевелила онемевшими
руками.
  - Геральт?
  - Я здесь, с тобой. Как ты себя чувствуешь? Трисс осмотрелась. Она
лежала на кровати в своей комнате. На лучшей кровати во всем Каэр Морхене.
  - Что с Цири?
  - Она спит.
  - Как долго...
  - Слишком долго, - прервал он, накрыл ее одеялом, обнял. Когда
наклонялся, медальон с волчьей мордой замаячил у нее перед глазами. - Ты
поступила не лучшим образом, Трисс.
  - Все в порядке. - Она вздрогнула в его объятиях и тут же подумала:
"Все вовсе не в порядке". Потом повернула голову так, чтобы медальон не
прикасался к лицу. Теорий о свойствах ведьмачьих амулетов было множество,
но ни одна не советовала чародейкам прикасаться к ним в дни и ночи
Солнцестояний.
  - Мы... Мы что-нибудь говорили в трансе?
  - Ты - нет. Все время была без сознания. Цири... прежде чем
проснуться... сказала: Va'esse deireadh aep eigean...
  - Она знает Старшую Речь.
  - Не настолько, чтобы построить полную фразу...
  - ...означающую "Что-то кончается". - Чародейка провела по лицу
рукой. - Геральт, все очень серьезно. Девочка - невероятно мощный медиум.
Не знаю, с чем и с кем она контактирует, но думаю, для нее не существует
пределов контакта. Что-то хочет овладеть ею. Что-то... что для меня
чересчур могущественно. Я боюсь за нее. Очередной транс... может кончиться
психическим срывом. Я не могу этого осилить, не умею овладеть, не смогу...
В случае нужды я не смогла бы заблокировать, приглушить ее способности, не
сумела бы постоянно их гасить, если б потребовалось. Ты должен
воспользоваться помощью... другой чародейки. Более способной. Более
опытной. Ты знаешь, о ком я.
  - Знаю. - Он отвернулся, поджал губы.
  - Не упрямься. Не сопротивляйся. Я догадываюсь, почему ты обратился
не к ней, а ко мне. Перебори гордыню, перебори обиду и ожесточение. Это
бессмысленно. Ты измучаешься. К тому же ты рискуешь здоровьем и жизнью
Цири. То, что скорее всего произойдет с ней в очередном трансе, может
оказаться хуже испытания Травами. Обратись за помощью к Йеннифэр, Геральт.
  - А ты, Трисс?
  - Что я? - Она с трудом сглотнула. - Я не в счет. Я подвела тебя.
Подвела во всем. Я была... была твоей ошибкой. Ничем больше.
  - Ошибки, - медленно проговорил он, - тоже зачисляются на мой счет. Я
не вымарываю их из жизни и из памяти. И никогда не ищу виновных. Ты многое
значила для меня и всегда будешь значить. Ты никогда не подводила меня, не
разочаровывала. Никогда. Поверь.
  Она долго молчала, наконец сказала, сдерживая дрожь в голосе:
  - Я останусь до весны. Буду рядом с Цири... Буду присматривать за
ней. Днем и ночью. Я буду с ней днем и ночью. А весной... Весной мы
отвезем ее в Элландер в храм Мелитэле. Возможно, то, что хочет взять над
нею власть, не сможет подступиться к ней в храме. И тогда ты обратишься за
помощью к Йеннифэр.
  - Хорошо, Трисс. Благодарю тебя.
  - Геральт...
  - Слушаю.
  - Цири сказала что-то еще, верно? Что-то такое, что слышал только ты.
Что?
  - Нет, - возразил он, и голос у него дрогнул. - Нет, Трисс.
  - Прошу тебя.
  - Она обращалась не ко мне.
  - Знаю. Ко мне. Скажи, прошу.
  - Уже когда проснулась... Когда я ее поднял... Она прошептала:
"Забудь о нем. Не мучай его".
  - Не буду, - сказала Трисс тихо. - Но забыть не могу. Прости.
  - Это я должен просить у тебя прощения. И не только у тебя.
  - Ты так сильно любишь. - Она не спросила, сказала.
  - Да, - вполголоса признался он после долгого молчания.
  - Геральт...
  - Слушаю, Трисс.
  - Побудь эту ночь со мной.
  - Трисс...
  - Только побудь.
  - Хорошо.

  ***

  Вскоре после Мидинваэрна снег перестал. Ударили морозы.
  Трисс не оставляла Цири одну ни днем, ни ночью. Все время была
настороже.
  Девочка почти каждую ночь просыпалась с криком. Бредила, плакала.
Чародейка успокаивала ее заклинаниями и эликсирами, усыпляла, обнимая и
покачивая на руках. А потом долго не могла уснуть сама, размышляя о
сказанном Цири во сне и после пробуждения. И чувствовала все возрастающий
страх. Va'esse deireadh аер eigean. Что-то кончается...
  Так продолжалось десять дней и ночей. И неожиданно прошло. Кончилось,
исчезло бесследно. Цири успокоилась, спала спокойно, без сновидений, без
бреда.
  Но Трисс неустанно присматривала за ней. Не отходила от девочки ни на
шаг. Все время была настороже.

  ***

  - Быстрее, Цири! Шаг вперед, отскок! Полупируэт, удар, отскок!
Удерживай равновесие левой рукой, иначе свалишься с гребня! И побьешь
себе... женские атрибуты!
  - Что?
  - Ничего. Не устала? Если хочешь, передохнем.
  - Нет, Ламберт! Могу еще. Я не такая слабая, не думай. Может,
попробовать скакать через каждый второй столбик?
  - И не мечтай! Упадешь, тогда Меригольд оторвет мне... э... голову!
  - Не упаду!
  - Я сказал, повторять не буду. Без фокусов! Больше показывать не
стану! Тверже ноги! И дыхание, Цири, дыхание! Сопишь, словно подыхающий
мамонт!
  - Неправда!
  - Не пищи! Работай! Нападение, отскок! Выпад! Полуповорот! Выпад!
Полный оборот! Увереннее на столбиках, черт побери! Не качайся! Шаг
вперед, удар! Быстрее! Полуоборот! Прыгай и... коли! Вот так! Очень хорошо!
  - Правда? Правда было хорошо, Ламберт?
  - Кто это сказал?
  - Ты! Только что.
  - Оговорился. Выпад! Полуоборот! Отскок! И еще раз! Цири, а где
защита? Сколько раз можно повторять? После отскока всегда должна быть
защита, выброс клинка, прикрывающий голову и шею. Всегда!
  - Даже если дерусь с одним противником? - Никогда не знаешь, с кем
дерешься! Никогда не знаешь, что позади, за тобой. Заслоняться надо
всегда. Работай ногами и мечом. Необходимо выработать абсолютный рефлекс.
Рефлекс, понимаешь? Об этом нельзя забывать. Забудешь в настоящем бою - и
тебе крышка. Еще раз! Ну! Вот так! Видишь, как здорово получилось с таким
выпадом? Таким фортелем ты можешь отразить любой удар и наносить сама.
Можешь бить назад, если понадобится. Ну покажи пируэт и удар назад.
  - Ххаа-а!
  - Очень хорошо. Понимаешь, в чем вся штука? Дошло?
  - Я не дурочка!
  - Ты девочка! Все девочки... без понятия.
  - Эх, Ламберт, если б тебя услышала Трисс!
  - Если бы да кабы во рту выросли бобы, то был бы не рот, а целый
огород. Ну достаточно.
  - Я не устала.
  - А я устал. Сказал, отдых. Слезай с гребня.
  - Сальто?
  - А ты как хотела бы? Как курица с насеста? Давай прыгай. Не бойся, я
подстрахую.
  - Ххаа-а!
  - Ловко. Для девчонки очень даже хорошо. Можешь снять повязку с глаз.

  ***

  - Трисс, может, на сегодня довольно? А? Давай возьмем санки и
покатаемся с горки? Солнце светит, снег искрится, аж глазам больно!
Прекрасная погода!
  - Не высовывайся, вывалишься из окна.
  - Пойдем за санками, Трисс! Ну Трисс!
  - Скажи это Старшей Речью. Урок окончен. Отойди от окна, возвращайся
к столу... Цири, сколько раз можно просить? Перестань размахивать мечом.
Положи.
  - Это мой новый меч! Настоящий, ведьмачий! Из стали, которая упала с
неба! Правда, правда! Так сказал Геральт, а он никогда не лжет, ты же
знаешь!
  - О да. Знаю.
  - Мне надо к этому мечу привыкнуть. Дядя Весемир подогнал его как раз
к моему весу, росту и длине руки. Я должна приучить к нему кисть и
запястье.
  - Приучай себе на здоровье, только во дворе. Не здесь. Ну слушаю.
Кажется, ты собиралась предложить мне покататься на санках. Старшей Речью.
Ну предлагай.
  - Хм... Как будет "санки"?
  - Sledd - как предмет. Aesledde - как действие.
  - Ага. Понятно. Va'en aesledde eli'ea?
  - Так вопрос заканчивать нельзя. Это невежливая форма. Вопрос
подчеркивают интонацией.
  - Но дети с Островов...
  - Ты изучаешь не скеллигский жаргон, а классическую Старшую Речь.
  - А к чему она мне, эта Речь?
  - К тому, чтобы ее знать. Полезно научиться тому, чего еще не знаешь.
Кто не знает языков - тот калека.
  - Все равно все разговаривают на всеобщем!
  - Верно. Но некоторые - не только на нем. Уверяю тебя, Цири, лучше
причислять себя к некоторым, чем ко всем. Ну слушаю. Итак, полная фраза:
  "Погода у нас сегодня прекрасная, поэтому пойдем кататься на санках".
  - Elaine... Хм... Elaine tedd a'taeghane, a va'en aesledde.
  - Прекрасно!
  - Xa! Ну пошли кататься.
  - Пошли. Но позволь мне докончить макияж.
  - Для кого это ты так размалевываешься, а?
  - Для себя. Женщина подчеркивает красоту ради улучшения самочувствия.
  - Хм... Знаешь что? Я тоже скверно себя чувствую. Не смейся, Трисс!
  - Иди сюда. Садись ко мне на колени. Отложи меч, я же просила!
Спасибо. Теперь возьми вон ту большую кисточку, попудри лицо. Не так
сильно, дева, не так сильно! Глянь в зеркало. Видишь, какая ты красивая?
  - Не вижу никакой разницы. Я подкрашу себе глаза, хорошо? Почему ты
смеешься? Ты же всегда красишь глаза. Я тоже хочу.
  - Хорошо. Давай наложи вот эти тени на веки. Не зажмуривайся, ты же
ничего не видишь, размазываешь по всей мордашке. Возьми немного и только
чуточку махни по векам. Махни, говорю! Дай-ка я разотру. Закрой глаза. А
теперь открой.
  - О-о-о!
  - Чувствуешь разницу? Чуточку теней не помешает даже таким красивым
глазкам, как твои. Эльфки знали, что делали, когда придумывали тени для
век.
  - Эльфки?
  - Ты не знала? Макияж - изобретение эльфок. Мы много полезного
позаимствовали у Старшего Народа. Чертовски мало дав им взамен. Теперь
возьми мелок, тоненько обведи верхнее веко, у самых ресниц. Цири, что ты
делаешь?
  - Не смейся. У меня же веко дрожит!
  - Немножко раскрой рот, дрожать перестанет. Видишь? Готово.
  - Ого!
  - Ну теперь пойдем повергнем своей красотой наших ведьмаков в шок. Не
знаю ничего более приятного. А потом возьмем санки и размажем весь макияж
в глубоких сугробах.
  - И раскрасимся снова!
  - Нет. Велим Ламберту натопить баню и искупаемся.
  - Опять? Ламберт говорит, что мы расходуем слишком много дров на наши
купания.
  - Lamberth caen me a'baeth aep arse.
  - Что? Этого я не поняла...
  - Со временем научишься идиомам. До весны еще успеешь много чего
узнать. А теперь... Va'en aesledde, me elaine luned!

  ***

  - Ну что на картинке... Да нет, черт возьми, не на той... На этой.
Это, как ты уже знаешь, гуль. Послушаем, что тебе известно о гулях... Эй,
дева, а ну-ка глянь на меня. Слушай, что там у тебя, ядрена вошь, на веках?
  - Хорошее самочувствие.
  - Чего-чего? Ну ладно. Слушаю.
  - Хм... Гуль, дядя Весемир, это чудище, которое пожирает трупы.
Встретить его можно на кладбищах, около курганов, всюду, где погребывают,
не - погребают мертвецов. В не... некрополях. На местах схваток, на
побоищах...
  - Выходит, опасен он только для покойников, так, что ли?
  - Не только. На живых гуль тоже нападает. Когда голоден или разъярен.
Например, когда идет бой... Много погибших людей...
  - Что с тобой, Цири?
  - Ничего.
  - Послушай. Забудь о прошлом. Оно уже не вернется.
  - Я видела... В Соддене и Заречье... Целые поля... Они лежали там, их
грызли волки и одичавшие собаки. Расклевывали птицы... Наверняка там были
и гули...
  - Потому ты сейчас и изучаешь гулей. Известное перестает быть
кошмаром. То, с чем умеешь бороться, уже не так страшно. Как бороться с
гулем, Цири?
  - Серебряным мечом. На гуля действует серебро.
  - Что еще?
  - Яркий свет. И огонь.
  - Значит, с ним можно бороться при помощи света и огня?
  - Можно, но опасно. Ведьмак не должен пользоваться ни светом, ни
огнем. Это мешает видеть. Яркий свет отбрасывает тени, а тени затрудняют
о... риентацию. Драться всегда надо в темноте, при свете луны или звезд.
  - Совершенно верно. Правильно запомнила, понятливая девочка. А теперь
взгляни на эту гравюру.
  - Уууу... - Согласен. Эта сук... Это существо не из красивых. Это
гравейр. Гравейр - разновидность гулей. Он очень похож на гуля, но гораздо
крупнее. Отличают его также, как видишь, три костяных гребня на черепе.
Остальное - как у любого трупоеда. Обрати внимание: когти короткие и
тупые, пригодные для разгребания могил, для рытья земли. Мощные зубы,
которыми он дробит кости, и длинный тонкий язык, чтобы вылизывать из них
разложившийся мозг и жир. Как следует провонявшее сало для грайвера -
деликатес... Что с тобой?
  - Нннничего...
  - Ты совсем бледная. И зеленая. Очень мало ешь. Ты завтракала?
  - Дааа... ела...
  - О чем это я? Ага, чуть не забыл. Запомни, это важно. У грайверов,
гулей и других чудовищ из этой группы нет собственной экологической ниши.
Они - реликты периода Сопряжения Сфер. Убивая их, мы не нарушаем
сложившихся в природе, в нашей теперешней сфере систем и связей. Эти
чудовища чужды нашей теперешней сфере, им здесь нет места. Это ты
понимаешь?
  - Понимаю, дядя Весемир. Геральт мне объяснял. Все знаю.
Экологическая ниша, это...
  - Хорошо, хорошо. Я знаю, что это такое. Если Геральт объяснил,
повторять не надо. Вернемся к грайверу. К счастью, грайверы встречаются
довольно редко, потому что это крайне опасные сук... М-да. Малейшее
повреждение при схватке с грайвером кончается заражением трупным ядом.
Каким эликсиром вылечивается заражение трупным ядом? Ну?
  - "Иволгой".
  - Правильно. Но лучше избегать заражения. Поэтому, борясь с
грайвером, нельзя приближаться к поганцу вплотную. Надо всегда держать
дистанцию, а удар наносить с наскока.
  - Хм... А в какое место лучше всего его трахнуть?
  - Не трахнуть, а треснуть. Теперь перейдем именно к этому. Смотри...

  ***

  - Еще раз, Цири. Проделаем это медленно, так, чтобы ты могла овладеть
каждым движением. Смотри, нападаю на тебя с терции, с четвертой позиции,
наклоняюсь как для укола... Почему ты пятишься?
  - Потому что знаю, это финт. Ты можешь пойти в широкий синистр, левый
разворот или ударить батманом с верхней кварты, четвертой позиции. А я
отступлю и отвечу контрвыпадом!
  - Неужто? А если я сделаю так?
  - И-и-и! Ты же хотел медленно! Что я сделала неверно? Скажи, Койон?
  - Ничего. Просто я выше тебя и сильнее.
  - Это нечестно!
  - Нет такого понятия, как честный бой. В бою используют любое
преимущество и любую возможность. Отступая, ты позволила мне вложить в
удар большую силу. Вместо того чтобы пятиться, надо было применить
полуповорот влево и попробовать достать меня снизу, квартой из декстера,
под подбородок, в щеку либо в горло, - Так ты и позволишь! Сделаешь
обратный пируэт и рубанешь меня по левой стороне шеи прежде, чем я успею
закрыться! Откуда мне знать, как ты поступишь?
  - Должна знать. И знаешь.
  - Как же!
  - Цири, то, что мы делаем, - бой. Я твой противник. Хочу и должен
тебя победить. Ведь речь идет о моей жизни. Я выше тебя и сильнее, поэтому
буду использовать любой удобный случай для ударов, которыми собью тебя с
ритма и сломаю твою защиту, как ты только что видела. Зачем мне пируэт? Я
уже в синистре. Смотри. Нет ничего проще, как ударить из второй позиции
под мышку, внутрь предплечья. Если я вспорю тебе вену, ты умрешь через
несколько секунд. Защищайся!
  - Ха-а-а!
  - Очень хорошо. Прекрасная, мгновенная защита. Видишь, как
пригодились упражнения с суставами. А теперь - внимание, многие
фехтовальщики совершают ошибку в статической обороне, на секунду замирают,
и тогда их можно опередить, ударить - так!
  - Ха-а-а!
  - Прекрасно! Но отскакивай, тут же отскакивай - и в пируэт! У меня в
левой руке может быть кинжал! Хорошо! Очень хорошо! А теперь, Цири? Как я
поступлю теперь?
  - Откуда я знаю?
  - Наблюдай за моими ногами. Как у меня распределен вес тела? Что
можно сделать из такой позиции?
  - Все!
  - Поэтому крутись, крутись, заставь меня развернуться! Защищайся!
Хорошо! Не гляди на мой меч, мечом я могу тебя обмануть! Защищайся!
Хорошо! И еще раз! Хорошо! И еще!
  - Ау-у-у!
  - Скверно.
  - Фу... Что я сделала не так?
  - Ничего. Просто я был быстрее. Сними щитки. Присядем на минутку.
Передохнем. Ты устала, все утро бегала по Мучильне.
  - Я не устала. Я есть хочу.
  - Черт возьми, я тоже. А сегодня кухарит Ламберт, он не умеет
готовить ничего, кроме клецок... Да если б их варил как следует...
  - Койон?
  - А?
  - Я все еще не очень ловкая.
  - Ты очень ловкая.
  - Я буду когда-нибудь такой же ловкой, как ты?
  - Сомневаюсь.
  - Хм... Ну ладно. А ты... Кто самый лучший фехтовальщик на свете?
  - Понятия не имею.
  - Ты никогда не знал такого?
  - Я знал многих, которые считали себя лучшими.
  - Хо-хо! Кто они были? Как их звали? Что они умели?
  - Потихоньку, потихоньку, девочка! У меня нет ответов на твои
вопросы. А это так важно?
  - Именно что важно! Хотелось бы знать... кто они, такие
фехтовальщики. И где их найти.
  - Где найти-то - я знаю.
  - Ну и где же?
  - На кладбищах.

  ***

  - Внимательнее, Цири. Теперь подвесим третий маятник, с двумя ты уже
управляешься. Шаги будешь делать как и при двух, просто сделаешь одним
вольтом больше. Готова?
  - Да.
  - Соберись. Расслабься. Вдох, выдох. Нападай!
  - Ух! Ау-у-у... Черт!
  - Не ругайся, пожалуйста. Здорово досталось?
  - Нет. Просто задело... Я опять сделала что-то не так?
  - Слишком строго выдерживала ритм и чересчур ускорила второй пируэт,
а финт сделала шире, чем надо. В результате тебя занесло прямо под маятник.
  - Ох, Геральт, там совсем нет места для вольта и разворота! Они
слишком плотно висят!
  - Там прорва места, уверяю тебя. Просто расстояния между маятниками
задуманы так, чтобы создать неритмичное движение. Это бой, Цири, не балет.
В бою нельзя двигаться ритмично. Ты должна движением сбивать противника,
обманывать его, мешать ему. Ты готова?
  - Готова. Раскачай эти чертовы тюки.
  - Не ругайся. Расслабься. Нападай!
  - Ха! Ха-а! Ну и как, а? Геральт? Меня вовсе не задело.
  - И ты даже не скользнула мечом по второму мешку. Повторяю, это бой,
а не балет, не акробатика... Что ты там бормочешь?
  - Ничего.
  - Расслабься. Поправь повязку на запястье. Не стискивай так рукоять
меча, это отвлекает, мешает соблюдать равновесие. Дыши спокойно. Готова?
  - Да.
  - Начинай!
  - У-у-ух! А, чтоб тебя... Геральт, у меня ничего не получится. Тут
слишком мало места для финта и смены ноги. А когда я ударю с обеих ног,
без финта...
  - Видел я, что делается, когда ударяешь без финта. Больно?
  - Не очень...
  - Присядь. Передохни.
  - Я не устала. Геральт, мне под третьим маятником не проскочить, хоть
десять лет отдыхай. Быстрее я не могу.
  - И не надо. Ты и без того достаточно быстра.
  - Тогда скажи, как это сделать? Одновременно полуповорот, вольт и
удар?
  - Все очень просто. Ты была невнимательна. Я же сказал, нужно одним
вольтом больше. Вольтом. Дополнительный пируэт не нужен. Он - лишний.
Второй раз ты все делала хорошо и прошла все маятники.
  - Но не ударила мешка, потому что... Геральт, без полуоборота я
ударить не могу, теряю скорость, нету у меня этого, как его, ну как оно
называется?
  - Инерция. Это верно. Ты наберешь и инерцию и энергию, но не за счет
пируэта и смены ног. На это у тебя не хватит времени. Ударь маятник мечом.
  - Маятник? Бить по мешкам?
  - Это поединок, Цири. Мешки выявляют слабые места твоего противника,
в которые ты должна попадать. Маятников, которые имитируют оружие
противника, ты должна избегать, уклоняться от них. Если маятник тебя
коснется, считай, что ты ранена. В настоящем бою ты уже могла бы не
встать. Маятник не должен тебя коснуться. Но ты можешь его ударить... Ты
что загрустила?
  - Я... Я не смогу отразить удар маятника мечом. Я слишком слабая... И
всегда буду слабой! Потому что я девочка!
  - Иди сюда, девочка. Вытри нос. И послушай внимательно. Ни один
богатырь в мире, ни один силач или здоровяк не сумеют парировать удара,
который нанесет ослизг хвостом, гигаскорпион клещами или гриф когтями. А
маятники изображают именно это оружие. Даже и не пытайся парировать их
удары. Маятника ты не отбросишь, а вот сама отлетишь от него. К тебе
перейдет его энергия, необходимая, чтобы ты смогла нанести удар.
Достаточно легко, но очень быстро отбиться и тут же немедленно нанести
такой же быстрый удар с противоположного полуоборота. Оттолкнувшись, ты
получишь инерцию. Ясно?
  - Угу.
  - Скорость, Цири, а не сила. Сила нужна дровосеку, который топором
валит деревья в дебрях. Потому-то девочки редко бывают лесорубами. Поняла,
в чем дело?
  - Угу. Раскачивай маятники.
  - Сначала передохни.
  - Я не устала.
  - Уже поняла, как? Такие же шаги, финт...
  - Знаю.
  - Нападай!
  - Ха-а! Ха! Ха-а-а-а!!! Вот и все! Достала я тебя, гриф! Геральт, ты
видел?
  - Не ори. Контролируй дыхание.
  - Получилось! Честное слово, получилось! Геральт! Получилось! Похвали
меня! Геральт!
  - Браво, Цири! Браво, девочка.

  ***

  В середине февраля теплый ветер, повеявший с юга, с перевала, слизал
снег.

  ***

  О том, что творится в мире, ведьмаки знать не желали.
  Трисс последовательно и настойчиво направляла на политику вечерние
беседы, которые они вели в темном холле, освещаемом вспышками огня в
огромном камине. Реакции ведьмаков всегда были одинаковы: Геральт молчал,
приложив руку ко лбу. Весемир кивал, время от времени вставляя замечания,
из которых следовало только то, что "в его времена" все было лучше,
логичнее, приличнее и здоровее. Эскель прикидывался внимательным
слушателем, не скупился на улыбки и милые взгляды, иногда даже ему
случалось заинтересоваться каким-нибудь маловажным вопросом. Койон
откровенно зевал и глядел в потолок, а Ламберт не скрывал пренебрежения.
  Они не желали знать ни о чем, им дела не было до дилемм, которые
сгоняли сон с глаз королей, чародеев, владык и вождей, проблем, от которых
дрожали и гудели советы, рады и думы. Для них не существовало ничего, что
творилось за утопающими в снегах перевалами, за Гвенллехом, несущим
свинцовым потоком ледяные глыбы. Для них существовал только Каэр Морхен,
одинокий, затерянный в диких горах замок.
  В тот вечер Трисс была раздражена и беспокойна - возможно, причиною
был ветер, воющий в разрушенных стенах замка. В тот вечер все были странно
возбуждены - ведьмаки, за исключением Геральта, стали непривычно
разговорчивы. Разумеется, все разговоры крутились вокруг одного - весны,
да приближающегося в связи с этим выезда на большак. Конечно, говорили и о
том, что принесет им большак, - о вампирах, выворотнях, леших, ликантропах
и василисках.
  Теперь уж зевать и глядеть в потолок пришла пора Трисс. На сей раз
она молчала до тех пор, пока Эскель не задал вопроса, которого она так
долго ждала.
  - Слушай, как все в действительности обстоит на Юге, на Яруге? Стоит
ли направляться туда? Не хотелось бы попасть в самую заварушку.
  - Что ты называешь заварушкой?
  - Ну... - запинаясь, пробормотал он, - понимаешь... Ты все время
толкуешь нам о возможности новой войны... О непрекращающихся стычках на
границах, о бунтах на занятых Нильфгаардом землях. Намекаешь на то, что
ходят слухи о возможности новой переправы нильфгаардцев через Яругу...
  - Пустое, - сказал Ламберт. - Дерутся, режут, рубятся без устали
сотни лет. Не в новинку. Я уже решил: двину на дальний Юг, в Содден,
Махакам и Ангрен. Известно, там, где прошли войска, особо плодятся
страховиды. В таких местах всегда можно было неплохо заработать.
  - Факт, - поддержал Койон. - Местность пустеет, по деревням одни
бабы, управиться не могут. Кругом без крова и присмотра шастают ребята.
Легкая добыча приманивает чудищ.
  - А у господ баронов, - добавил Эскель, - комесов разных, войтов с
солтысами головы заняты войной, им не до защиты подданных. Приходится
нанимать нас. Все так. Но из того, что нам тут поведала Трисс, следует,
что конфликт с Нильфгаардом - дело серьезное. Никакая не междоусобица.
Верно, Трисс?
  - Даже если и так, - язвительно сказала чародейка, - вам-то это,
думается, только на руку? Серьезная, кровопролитная война еще больше
опустошит деревни, наплодит овдовевших баб, несметное множество
осиротевших детей...
  - Не понимаю сарказма. - Геральт отнял руку ото лба. - Действительно
не понимаю, Трисс.
  - Да и я тоже, дитя, - поднял голову Весемир. - О ком речь? О вдовах
и детях? Ламберт и Койон занимаются трепотней, словно дети малые, но ведь
не слова важны. Ведь они...
  - ...они этих детей защищают, - гневно прервала Трисс. - Да. Знаю.
Спасают от оборотней, которые за год убивают двух, ну трех детей, в то
время как нильфгаардцы могут за один час вырезать и спалить целое
поселение. Да, вы сирот защищаете. А я хочу, чтобы сирот было как можно
меньше. Борюсь с причинами, а не с последствиями. Поэтому вхожу в Совет
Фольтеста из Теремии, сижу там вместе с Феркартом и Кейрой Мец. Мы
обсуждаем, как не допустить войны, а если она все же случится, как
защищаться. Потому что война висит над нами, как стервятник, неустанно.
Для вас она - приключение. Для меня - игра, ставка в которой - выживание.
Я втянута в эту игру, поэтому мне больно и оскорбительно видеть ваше
безразличие и беззаботность.
  Геральт выпрямился, взглянул на нее.
  - Мы - ведьмаки, Трисс. Разве ты не понимаешь?
  - А что тут понимать? - тряхнула каштановой гривой чародейка. - Все
ясно и понятно. У вас вполне определенное отношение к миру. То, что этот
мир стоит на грани катастрофы, вас не колышет. Меня же - колышет. В этом
наше различие.
  - Думаю, не только в этом.
  - Мир разваливается, - продолжала она. - На это можно смотреть сложа
ручки, а можно этому противодействовать.
  - Как? - криво усмехнулся Геральт. - Эмоциями?
  Трисс отвернулась к пылающему в камине огню и ничего не ответила.
  - Мир разваливается, - проговорил Койон, покачивая головой в
притворной задумчивости. - Уж сколь раз я это слышал.
  - Я тоже, - поморщился Ламберт. - И неудивительно, в последнее время
это стало расхожей фразой. Так говорят короли, когда становится ясно, что
для правления потребна хоть капелька ума. Так говорят купцы, когда
алчность и дурость доводят их до банкротства. Так говорят чародеи, когда
начинают терять влияние на. политику либо источники дохода. А тем, кому
адресованы их сетования, хотелось бы услышать хоть мало-мальски толковое
предложение. Закругляйся, Трисс, и давай выкладывай свои прожекты.
  - Меня никогда не забавляли словесные перепалки, - чародейка кинула
на него холодный взгляд, - и красноречивые фразы, цель которых -
посмеяться над собеседником. Это, понимаете ли, не для меня. Что я имею в
виду, вы знаете прекрасно. Вам нравится прятать голову в песок? Ваше дело.
Но ты, Геральт, меня удивляешь.
  - Трисс, - беловолосый ведьмак снова взглянул ей в глаза, - чего ты
от меня ждешь? Чтобы я активно участвовал в борьбе за сохранение
разваливающегося мира? Записался в армию и сдерживал Нильфгаард? Встал,
ежели начнется очередная битва за Содден, с тобою рядом на Холме, плечом к
плечу и дрался за свободу?
  - Я, гордилась бы, - сказала она, опустив голову. - Я была бы горда и
счастлива, если б могла драться рядом с тобой.
  - Верю. Но я недостаточно благороден для этого. И недостаточно
мужественен. Я не гожусь в солдаты и герои. Я мучительно боюсь погибнуть
либо остаться калекой. Но это не единственная причина. Солдата нельзя
заставить не бояться, но можно вооружить основанием, мотивацией, которая
поможет ему перебороть страх. А у меня такой мотивации нет. И быть не
может. Я - ведьмак. Искусственно созданный мутант. Я убиваю чудовищ. За
деньги. Защищаю детей, если родители заплатят. Если мне заплатят
нильфгаардские родители, я стану защищать нильфгаардских детей. И если
даже весь мир превратится в развалины, во что я не верю, я буду убивать
чудовищ на развалинах до тех пор, пока какое-нибудь из них не прикончит
меня. Вот моя судьба, моя мотивация, моя жизнь и мое отношение к миру. И
выбирал не я. Это сделали за меня другие.
  - Ты ожесточен, - заметила Трисс, нервно теребя прядку волос. - Либо
прикидываешься таковым. Забываешь, что я тебя знаю, не разыгрывай передо
мной бесчувственного, бессердечного, беспринципного и безвольного мутанта.
А причину ожесточенности я угадываю и понимаю. Пророчество Цири, верно?
  - Неверно, - холодно ответил он. - Похоже, однако, ты мало меня
знаешь. Я боюсь смерти, как любой, но с мыслью о ней освоился давным-давно
и так же давно избавился от радужных иллюзий. Но я вовсе не сетую на свою
судьбу, Трисс, тут простой холодный расчет. Статистика. Еще ни один
ведьмак не умер от старости, в постели, диктуя завещание. Ни один. Цири не
застала меня врасплох и не напугала. Я знаю, что умру в какой-нибудь
смердящей падалью яме, разорванный на куски грифом, ламией или мантихором.
Но я не хочу умирать на войне, ибо это не моя война.
  - Меня удивляют, - резко ответила Трисс, - удивляют твои слова,
отсутствие мотивации, как ты по-ученому пожелал окрестить безразличие и
равнодушие. Ты был на Соддене, в Ангрене и в Заречье. Ты знаешь, что
сталось с Цинтрой, знаешь, что сталось с королевой Калантэ и несколькими
тысячами тамошних людей. Знаешь, сквозь какой ад прошла Цири, знаешь,
почему она кричит по ночам. Я тоже это знаю, потому что я там тоже была. Я
тоже боюсь смерти и боли, сегодня боюсь еще больше, чем тогда. У меня есть
на то причины. А что до мотиваций, то тогда мне казалось, что у меня их не
больше, чем у тебя. Какое мне, чародейке, дело до судеб Соддена, Бругге,
Цинтры или других королевств? До головной боли более или менее толковых
властителей и владык? До интересов купцов и баронов? Я была чародейкой и
тоже могла сказать: это, мол не моя война, я, дескать, могу и на
развалинах мира составлять эликсиры для нильфгаардцев. Вместо этого я
встала на Холме рядом с Вильгефорцем, рядом с Артаудом Террановой, рядом с
Феркартом, рядом с Энид Финдабаир и Филиппой Эйльхарт, рядом с твоей
Йеннифэр. Рядом с теми, кого уже нет, - Коралл, Йойолем, Ваньеллой... Был
такой момент, когда я от страха забыла все заклинания, кроме одного, с
помощью которого могла телепортироваться с того страшного места домой, в
мою маленькую башенку в Мариборе. Была такая минута, когда меня начало
рвать от ужаса, а Йеннифэр и Коралл поддерживали меня за шею и волосы...
  - Прекрати. Прекрати, прошу тебя...
  - Нет, Геральт, не прекращу. Ты же хочешь знать, что произошло там,
на Холме. Так слушай - были гул и пламя, были огненные стрелы и
разрывающиеся огненные шары, были рев и грохот, а я вдруг оказалась на
земле, на какой-то куче тлеющего, дымящегося тряпья, и неожиданно поняла,
что эта куча тряпья - Йойоль, а рядом, то ужасное, то тело без рук и ног,
которое так жутко кричит, - Коралл. И я думала, что кровь, в которой я
валяюсь, это кровь Коралл. Но это была моя собственная кровь. И когда я
увидела, что со мною сделали, я начала выть, выть, как побитый пес, как
незаслуженно обиженный ребенок... Оставь меня! Не бойся, я не расплачусь.
Я уже давно не девочка из башенки в Мариборе. Я, черт побери, Трисс
Меригольд. Четырнадцатая Полегшая под Содденом. Под обелиском на Холме
четырнадцать могил, но только тринадцать тел. Тебя удивляет, что такое
могло случиться? Большинство трупов было невозможно распознать по их
кускам, да никто и не разбирал. Живых тоже трудно было пересчитать. Из
тех, кто меня хорошо знал, в живых осталась только Йеннифэр, а Йеннифэр
ослепла. Другие знали меня мимолетно, обычно узнавали по прекрасным
волосам. А их-то, черт побери, уже не было!
  Геральт крепче обнял ее. Она уже не пыталась его оттолкнуть.
  - Для нас, уцелевших, не пожалели самых действенных чар, - глухо
продолжала она, - заклинаний, эликсиров, амулетов и артефактов. Не было
ничего такого, чего бы не отдали для покалеченных героев с Холма, нас
вылечили, подлатали и вернули прежнюю внешность, волосы и зрение. Почти не
видно... следов. Но я уже никогда не надену декольтированного платья,
Геральт. Никогда.
  Ведьмак молчал, молчала и Цири, которая беззвучно проскользнула в
холл и задержалась на пороге, ссутулившись и скрестив руки на груди.
  - Поэтому, - помолчав, сказала чародейка, - не говори мне о
мотивации. Прежде чем мы встали на том Холме, Капитул просто сказал: "Так
надо". Чья это была война? Что мы там защищали? Землю? Границы? Людей и их
халупы? Интересы королей? Влияние и доходы чародеев? Порядок от Хаоса? Не
знаю. Но защищали, ибо так было надо. И если понадобится, я встану на
Холме снова. Потому что, если я этого теперь не сделаю, значит, тогда все
было впустую.
  - Я встану рядом с тобой! - тоненько крикнула Цири. - Вот увидишь,
встану! Нильфгаардцы заплатят мне за бабушку, за все... Я не забыла!
  - Тихо, - проворчал Ламберт. - Не встревай в разговоры старших.
  - Еще чего! - топнула ножкой девочка, и глаза у нее загорелись
зеленым огнем. - Думаете, зачем я учусь драться мечом? Хочу убить его,
того черного рыцаря, того, с крыльями на шлеме, за то, что он со мной
сделал, за то, что я так боялась! И я его убью! Для этого и учусь!
  - Значит, теперь учиться перестанешь, - сказал Геральт голосом, с
холодностью которого могли бы поспорить стены Каэр Морхена. - Пока не
поймешь, что такое меч и чему он должен служить в руке ведьмака, не
возьмешь его в руки. Ты учишься не для того, чтобы убивать и быть убитой.
Ты учишься убивать не из страха и ненависти, а для того, чтобы уметь
спасать жизнь. Свою и чужую.
  Девочка закусила губы, дрожа от возбуждения и злобы.
  - Поняла?
  Цири резко вскинула голову.
  - Нет!
  - Значит, не поймешь никогда. Выйди.
  - Геральт, я...
  - Выйди.
  Цири развернулась на пятках, несколько секунд стояла в
нерешительности, словно ожидая чего-то невозможного. Потом быстро побежала
по лестнице. Было слышно, как хлопнула дверь.
  - Слишком резко, Волк, - сказал Весемир. - Слишком уж резко. И не
следовало этого делать в присутствии Трисс. Эмоциональные связи...
  - Не говори мне об эмоциях! Я сыт по горло болтовней об эмоциях!
  - Почему же? - насмешливо и холодно проговорила чародейка. - Почему,
Геральт? Цири - нормальный ребенок. Она нормально все чувствует,
воспринимает эмоции естественно, принимает их такими, каковы они в
действительности. Ты, разумеется, этого не понимаешь и удивляешься. Тебя
поражает и раздражает то, что кто-то может испытывать нормальную любовь,
нормальную радость, нормальный страх, боль и обиду, нормальную ненависть и
нормальную печаль. Что именно холодность, отстраненность и безразличие
считает ненормальными. О да, Геральт, тебя это раздражает, раздражает до
такой степени, что тебе в голову лезут мысли о подземельях Каэр Морхена, о
Лаборатории, о покрытых пылью бутылях с мутагенными отравами...
  - Трисс! - крикнул Весемир, глядя на побелевшее лицо Геральта.
  Но чародейка не позволила себя прервать, она говорила все быстрее,
все громче.
  - Кого ты намерен обмануть, Геральт? Меня? Ее? А может, самого себя?
Может, не хочешь подпустить к себе правду, правду, которая известна всем,
кроме тебя? Может, не хочешь признать тот факт, что эликсиры и Травы не
забили в тебе эмоции и человеческие чувства! Ты забил их в себе сам! Ты
сам! Но не пытайся убивать их в этом ребенке!
  - Молчи! - крикнул ведьмак, вскакивая со стула. - Молчи, Меригольд. -
Он отвернулся, бессильно опустил руки, потом тихо сказал:
  - Извини, Трисс. Прости.
  Он быстро направился к лестнице, но чародейка мгновенно вскочила,
подбежала к нему, обняла.
  - Ты уйдешь не один, - шепнула она. - Я не позволю тебе оставаться
одному. Не сейчас.

  ***

  Они с самого начала знали, куда она побежала. Вечером шел мелкий,
мокрый снег. Он затянул подворье тонким, идеально белым покрывалом, на
котором остались следы ног.
  Цири стояла на самом верху разрушенной стены, неподвижная как статуя.
Меч она держала так, что гарда оказалась на уровне глаз. Пальцы левой руки
легко касались эфеса.
  Увидев их, девочка прыгнула, закружилась в пируэте, мягко опустившись
в такой же, но зеркальной позиции.
  - Цири, - сказал ведьмак. - Пожалуйста, спустись.
  Казалось, она не слышит. Не пошевелилась, даже не дрогнула. Однако
Трисс видела, как свет луны, отброшенный клинком на ее лицо, сверкнул
серебром на струйках слез.
  - Никто у меня меча не отберет! - крикнула она. - Никто! Даже ты!
  - Спустись, - повторил Геральт. Она вызывающе тряхнула головой, а в
следующий момент прыгнула снова. Плохо укрепленный кирпич с грохотом
выскользнул у нее из-под ноги. Цири покачнулась, попыталась удержать
равновесие. Не смогла.
  Ведьмак прыгнул.
  Трисс подняла руку, раскрыла рот, чтобы произнести формулу левитации.
Но знала, что не успеет. Знала также, что Геральт тоже не успеет. Это было
невозможно.
  Геральт успел.
  Его пригнуло к земле, бросило на колени и на бок. Он упал. Но Цири не
выпустил.
  Чародейка медленно подошла. Она слышала, как девочка что-то шепчет и
хлюпает носом. Геральт тоже шептал. Слов Трисс не различала. Но понимала
их значение.
  Теплый ветер завыл в расщелинах стен. Ведьмак поднял голову.
  - Весна, - сказал он тихо.
  - Да, - подтвердила Трисс, сглотнув. - На перевалах еще лежит снег,
но в долинах... В долинах уже весна. Выезжаем, Геральт? Ты, я и Цири?
  - Да. Самое время.

  A верховьях реки мы увидели их города, такие субтильные, словно
сотканные из утреннего тумана, из которого они возникали. Казалось, они
вот-вот растают, улетят с ветром, который покрывал рябью поверхность воды.
Там были особнячки, белые, как цветы лилий. Были башенки, казалось,
сплетенные из плюща, мостики, воздушные, как плакучие ивы. И было многое
другое, чему мы не могли найти имени и названия. А ведь мы уже дали имена
и названия всему, что в этом новом, возродившемся мире видели наши глаза.
Неожиданно где-то в дальних уголках памяти всплывали названия драконов и
грифов, сирен и нимф, сильфид и дриад. Белых единорогов, что в сумерки
приходили к реке и склоняли к воде свои изящные головы. Всему мы как бы
заново давали названия. И все становилось близким, знакомым, свойским.
  Кроме них. Они, казалось, так похожие на нас, были чуждыми, настолько
чуждыми, что мы долго не могли найти названия для этой чуждости.
  Хен Гедымдейт. "Эльфы и люди".

  Oороший эльф - мертвый эльф.
  Маршал Милан Раупеннэк.

                                  Глава 4

- Конные! - крикнул кто-то из людей Венцка, ехавший в головном
дозоре. - Конные впереди!
  Комиссар помчался к телеге Ярпена. Геральт приблизился с другой
стороны.
  - Назад, Цири! - резко бросил он. - Слезай с козел и назад. Будь при
Трисс.
  - Оттуда ничего не видно!
  - Кончай базарить! - буркнул Ярпен. - А ну быстро назад! И дай мне
чекан. Он под кожухом.
  - Это? - Цири показала тяжелый, отвратно выглядевший предмет,
напоминающий молот с острым, слегка искривленным крюком на стороне,
противоположной бойку.
  - Угу, - подтвердил Краснолюд. Он засунул черенок чекана за голенище,
а топор положил на колени. Венцк, внешне спокойный, смотрел на дорогу,
приставив руку ко лбу.
  - Легкая кавалерия из Бен Глеана, - сказал он через минуту. - Так
называемая Медвежья Хоругвь, узнаю по плащам и бобровым шапкам. Сохраняйте
спокойствие. Внимание тоже. Плащи и бобровые шапки довольно легко меняют
хозяев.
  Конники быстро приближались. Их было около десятка. Цири видела, как
на своем возу Паулье Дальберг кладет на колени два натянутых самострела, а
Реган накрывает их попоной. Она тихо вылезла из-под полотнища,
спрятавшись, однако, за широкой спиной Ярпена. Трисс попробовала
подняться, чертыхнулась и упала на подстилку.
  - Стой! - крикнул первый из конных, несомненно, командир. - Кто
такие? Откуда и куда?
  - А кто спрашивает? - Венцк спокойно выпрямился в седле. - И по
какому праву?
  - Армия короля Хенсельта! А спрашивает десятник Зывик. И повторять он
не привык! Отвечай немедля. Кто такие, а?
  - Служба квартирмейстера королевской армии.
  - Кажный может сказать! Не вижу никого в королевских цветах!
  - Приблизься, десятник, и повнимательнее взгляни на мой перстень.
  - Чего вы мне тута кольцами разблестелись? - выкрикнул десятник. -
Что я, все кольца в мире знаю, аль как? Такой перстень может быть у кого
хошь. Тоже мне, важный знак!
  Ярпен Зигрин встал на козлах, поднял топор и резко подсунул его
десятнику под нос.
  - А такой знак тебе ведом? - буркнул он при этом. - Нюхни и запомни
запах.
  Десятник рванул поводья, развернул лошадь.
  - Пугать меня надумал? - рявкнул он. - Меня? Я на королевской службе.
  - И мы тоже, - тихо сказал Венцк. - И, думаю, подольше, чем ты. Не
ерепенься, солдат, миром советую.
  - Я здеся охрану несу! Откедова мне знать, кто вы такие?
  - Ты перстень видел? - процедил комиссар. - И если знаков на камне не
узнаешь, то меня начинает интересовать, ты-то кто таков? На флажке
Медвежьей Хоругви выткан такой же знак. Должны знать.
  Солдат явно опешил, на что, вероятно, одинаково повлияло и
спокойствие Венцка и угрюмые, решительные лица, выглядывающие из фургонов
эскорта.
  - Хм... - сказал он, сдвигая шапку килевому уху. - Ладно. Если вы и
вправду те, за кого себя выдаете, не будете, думаю, супротив, ежели
взгляну, что на возах.
  - Будем, - насупился Венцк. - К тому же очень. Нет тебе никакого дела
до нашего груза, десятник. Да и не понимаю, чего ты можешь в нем искать.
  - Не понимаете, - покачал головой солдат, кладя руку на рукоять меча.
- Так скажу. Торговля людьми запрещена, а хватает таких, кои продают
невольников Нильфгаарду. Ежели людей в колодках на возах найду, не
докажете мне, что королю служите. Хоть дюжину колечек выставьте.
  - Хорошо, - сухо сказал Венцк. - Если о невольниках речь... Ищи.
Разрешаю.
  Солдат шагом подъехал к среднему фургону, наклонился в седле,
приподнял полотно.
  - Что в бочках?
  - А что должно быть? Невольники? - съязвил Янник Брасс, рассевшись на
козлах.
  - Спрашиваю, что? Так отвечайте.
  - Соленая рыба.
  - А в тех вона ящиках? - Солдат подъехал к следующему возу, пнул по
бортику.
  - Подковы, - проворчал Паулье Дальберг. - А там, позади, буйволиные
шкуры.
  - Вижу, - махнул рукой десятник, чмокнул коню, поехал вперед,
заглянул в фургон Ярпена.
  - А чтой-то там за баба лежит?
  Трисс Меригольд слабо улыбнулась, приподнялась на локте, сделав рукой
короткий сложный жест.
  - Кто? Я? - тихонько спросила она. - Ты же меня вообще не видишь.
  Солдат нервно заморгал, вздрогнул.
  - Соленые рыбы, - убежденно сказал он, опуская полотно. - Порядок. А
этот ребенок?
  - Сушеные грибы, - сказала Цири, нахально глядя на него. Солдат
замолк, замер с открытым ртом.
  - Ну да? - спросил он минуту погодя. - Чего?
  - Закончил осмотр, вояка? - холодно поинтересовался Венцк, подъезжая
с другой стороны фургона. Солдат с трудом оторвал взгляд от зеленых глаз
Цири.
  - Закончил. Ехайте, веди вас Бог. Но поглядывайте. Два дни тому
скотоели под корень вырезали конный разъезд у Барсучьего Яра. Сильная,
большая была ихая бригада. Конечным делом. Барсучий Яр отседова далече.
Только эльф по лесу прет шибчее ветра. Нам ведено облаву замкнуть, да
разве эльфа схватишь? Все едино что ветер в решето ловить...
  - Ну довольно, мы не любопытные, - нелюбезно прервал комиссар. -
Время не ждет, у нас еще дальняя дорога.
  - Ну бывайте. Эй, там, за мной!
  - Слышал, Геральт? - проворчал Ярпен Зигрин, глядя вслед удаляющемуся
разъезду. - Чертовы белки в округе. Как чуял. Все время мурашки по спине
бегали, словно мне из лука прямо в крестец кто метил. Нет, мать их, нельзя
ехать все время вслепую, как доселе, посвистывая, подремывая да сонно
попердывая. Надо знать, что впереди. Послушай, есть мысль.

  ***

  Цири резко дернула Каштанку, сразу сорвалась в галоп, низко
наклонившись в седле. Геральт, занятый разговором с Венцком, выпрямился.
  - Не дури! - крикнул он. - Без фокусов, девка! Хочешь шею сломать? И
не отъезжай очень-то далеко... Больше она не услышала ничего, слишком
сильно вырвалась вперед. Сделала это нарочно, надоело выслушивать
ежедневные поучения. "Не так быстро, не так резко, Цири. Та-та-та! Не
отдаляйся! Па-па-па! Будь осторожна! Па-па! Ну совсем так, будто я
девчонка малая, - подумала она. - А мне уже почти тринадцать, у меня
резвая Каштанка и острый меч за спиной. И ничего я не боюсь! И... весна
кругом".
  - Эй, смотри, задок сотрешь!
  "Ярпен Зигрин. Еще один мудрила! Па-па!"
Дальше, дальше, галопом по выбоинам, через зеленые травы и кустики,
через серебристые лужи, через золотой влажный песок, через перистые
папоротники. Испуганная лань умчалась в лес, только сверкнула в прыжках
черно-белым фонариком зада. С деревьев взлетают птицы - цветастые сойки и
золотистые щурки, черные болтливые сороки со смешными хвостами. Из-под
копыт взметается вода в лужах и выбоинах.
  Дальше, дальше! Лошадь, которая слишком долго еле-еле шевелила
ногами, плетясь за обозом, идет легко, мчится резво, быстро, ее радует
скорость, играют мускулы, влажная грива хлещет Цири по лицу. Лошадь
вытягивает шею. Цири отпускает поводья. Дальше, лошадка, не грызи удила и
мундштук, дальше, в карьер, в карьер, быстрее, быстрее! Весна!
  Она придержала Каштанку, оглянулась. Ну наконец-то одна. Наконец-то
далеко. Уже никто не поругает, не станет увещевать, не обратит внимания,
не будет грозиться, что покончит, мол, с такими поездочками. Наконец-то
одна, свободна, вольна и независима.
  Теперь помедленнее. Легкой рысью. Ведь это же прогулка не ради одного
только удовольствия, у нее тоже есть определенные обязанности. Ведь сейчас
она - конный разъезд, патруль, передовое охранение. "Ха, - думает Цири,
осматриваясь, - безопасность всего обоза сейчас зависит от меня. Все с
нетерпением ждут, когда я вернусь и доложу: дорога свободна, никого не
видела, ни следов колес, ни копыт. Доложу, а тогда тощий господин Венцк с
холодными голубыми глазами серьезно кивнет, Ярпен Зигрин оскалит желтые
конские зубы, Паулье Дальберг кивнет: молодец, малыш! А Ге-ральт едва-едва
улыбнется. Улыбнется, хотя последнее время он улыбается так редко".
  Цири осматривается, все фиксирует в памяти. Две поваленные березки -
не проблема. Куча веток - не страшно, телеги пройдут. Промытый дождем
ровик - что за преграда, колеса первой фуры пробьют колею, остальные
пройдут следом. Большая поляна - отличное место для привала...
  Следы? Какие тут могут быть следы! Никого тут нет. Лес. Птицы верещат
среди свежих, зеленых листиков. Коричнево-рыжая лиса не спеша перебежала
дорогу... И все пахнет весной.
  Дорога переламывается на половине холма, скрывается в песчанистом
яре, уходит под кривые сосенки. Цири съезжает с дороги, взбирается по
склону, чтобы сверху осмотреть район. И коснуться мокрых, пахучих листьев.
  Соскакивает с седла, забрасывает вожжи на сук, медленно идет через
покрывающий холм можжевельник. По другую сторону холма видна проплешина,
зияющая в гуще леса, словно кто-то выгрыз часть деревьев: вероятно, след
после пожара, который полыхал здесь давным-давно, потому что нигде не
видно пепелища, всюду зелено от невысоких березок и елочек. Дорога, докуда
хватает глаз, кажется свободной и проезжей.
  И безопасной.
  "Чего они боятся? - подумала Цири. - Скоя'таэлей? А чего их бояться?
Я не боюсь эльфов. Я им ничего не сделала.
  Эльфы. Белки. Скоя'таэли".
  Прежде чем Геральт приказал ей отойти, Цири успела рассмотреть трупы
на заставе. Особенно запомнился один - с лицом, закрытым слепившимися от
коричневой крови волосами, с неестественно вывернутой и выгнутой шеей.
Застывшая в жуткой гримасе верхняя губа приоткрывала зубы, очень белые и
очень мелкие, нечеловеческие. Она запомнила обувь эльфа, потрепанную и
истертую, длинную, до колен, внизу шнурованную, сверху защелкивающуюся на
многочисленные кованые крючки.
  Эльфы, которые убивают людей, сами гибнут в борьбе. Геральт говорит,
что надо соблюдать нейтралитет... А Ярпен - что надо поступать так, чтобы
потом не приходилось просить прощения...
  Она пнула кротовью горку, задумчиво поводила носком ботинка по песку.
  Кто, у кого и за что должен просить прощения?
  Белки убивают людей. А Нильфгаард им за это платит. Использует их.
Подзуживает, науськивает. Нильфгаард.
  Нет, Цири не забыла, хоть очень бы хотела забыть. О том, что
случилось в Цинтре. О бродяжничестве, отчаянии, страхе, голоде и боли. О
маразме и отупении, которые наступили позже, гораздо позже, когда ее нашли
и приютили друиды из Заречья. Она помнила это как в тумане, а хотела
перестать помнить вообще.
  Но это возвращалось. Возвращалось в наваждениях и снах. Цинтра. Топот
коней и дикие крики, трупы, пожар... И черный рыцарь в крылатом шлеме... А
потом... Хаты в Заречье... Почерневшая труба на пепелище... Рядом, у
нетронутого колодца, черный кот, зализывающий страшный ожог на боку.
Колодец... Журавль... Ведро...
  Ведро, полное крови.
  Цири протерла лицо, глянула на ладонь. Ладонь была мокрая. Девочка
хлюпнула носом, вытерла слезы рукавом.
  "Нейтралитет? Равнодушие? - Ей хотелось кричать. - Ведьмак,
равнодушно взирающий на бойню? Нет! Ведьмак должен защищать людей. От
лешего, вампира, оборотня, и не только. Он обязан защищать от любого зла.
А я в Заречье видела, что такое зло.
  Ведьмак обязан защищать и спасать. Защищать мужчин, чтобы их не
подвешивали, как мишени для стрел, за руки на деревьях и не насаживали на
колья. Защищать светловолосых девушек, чтобы их не распинали между вбитыми
в землю колышками. Защищать детей, чтобы их не резали и не бросали в
колодцы. Защиты заслуживает даже кот, обгоревший в подожженном сарае.
Поэтому я стану ведьмачкой, для того у меня и меч, чтобы защищать таких,
как люди из Соддена и Заречья, потому что у них ведь нет мечей, они не
знают выпадов, финтов, полуоборотов, вольтов и пируэтов, их никто не
научил, как надо драться, они бессильны и безоружны против оборотня и
нильфгаардского мародера. Меня драться учат. Чтобы я могла защищать
безоружных. Всегда. Я никогда не буду нейтральной. Никогда не буду
безразличной.
  Никогда!"
Она не знала, что ее подтолкнуло - то ли тишина, холодной тенью
опустившаяся на лес, то ли движение, пойманное краешком глаза. Но она
отреагировала мгновенно - рефлекс, приобретенный и выработанный в лесах
Заречья, когда, убегая из Цинтры, она мчалась наперегонки со смертью. Она
упала на землю, вползла под куст можжевельника и замерла. Только б не
заржала лошадь. Только б не заржала!
  На склоне противоположного холма что-то снова пошевелилось, она
заметила мелькнувший силуэт, растворившийся в листве. Эльф осторожно
выглянул из зарослей. Откинув с головы капюшон, несколько секунд
осматривался, прислушивался, потом беззвучно и быстро пошел по склону.
Вслед за ним выглянули из листвы еще двое. А потом двинулись остальные. Их
было много. Они шли длинной цепью, гуськом, примерно половина была на
конях. Эти ехали медленно, выпрямившись в седлах, напряженные, чуткие.
Несколько секунд она видела всех четко и хорошо, когда в абсолютной тишине
они передвигались на фоне неба, в светлом прорыве в стене деревьев, а
потом скрылись, растворились в мерцающей тени чащи. Исчезли без шороха и
шелеста словно духи. Не топнула копытом, не заржала ни одна лошадь, не
хрустнула ветка под ногой или подковой. Не звякнуло оружие, которым они
были увешаны.
  Эльфы скрылись, но Цири не шевелилась, продолжала лежать, прижавшись
к земле под можжевеловым кустом, стараясь дышать как можно тише. Она
знала, что ее может выдать испуганная птица или зверь, а птицу или зверя
может напугать любой шорох и любое движение, даже самое незаметное, самое
осторожное. Она поднялась лишь тогда, когда лес успокоился совсем, а среди
деревьев, между которыми скрылись эльфы, застрекотали сороки.
  Поднялась только для того, чтобы оказаться в крепких объятиях. Черная
кожаная перчатка зажала ей рот, приглушила крик ужаса.
  - Тихо!
  - Геральт?
  - Тихо, я говорю.
  - Ты видел?
  - Видел.
  - Это они... - шепнула она. - Скоя'таэли, да?
  - Да. А ну быстро на коней. Гляди под ноги. Осторожно и тихо они
спустились с холма, но не вернулись на тракт, а остались в чащобе. Геральт
внимательно осматривался, не разрешал ей ехать, не отдавал поводья
Каштанки, вел лошадь сам.
  - Цири, - проговорил он вдруг. - Ни слова о том, что мы видели. Ни
Ярпену, ни Венцку. Никому. Понимаешь?
  - Нет, - буркнула она, опуская голову. - Не понимаю. Почему я должна
молчать? Ведь их надо предупредить. За кого мы, Геральт? Против кого? Кто
наш друг, кто враг?
  - Завтра отделимся от обоза, - сказал он, помолчав. - Трисс уже почти
здорова. Попрощаемся и поедем своим путем. У нас будут собственные
проблемы, собственные тревоги и собственные трудности. Тогда, надеюсь, ты
наконец поймешь, что не надо делить обитателей нашего мира на друзей и
врагов.
  - Мы должны быть... нейтральны? Безразличны, да? А если они нападут...
  - Не нападут.
  - А если...
  - Послушай меня, - повернулся он к ней. - Как думаешь, почему такой
важный транспорт, груз золота и серебра, тайную помощь короля Хенсельта
Аэдирну, сопровождают краснолюды, а не люди? Я уже вчера видел эльфа,
который наблюдал за нами с дерева. Я слышал, как они ночью прошли мимо
обоза. Скоя'таэли не нападут на краснолюдов, Цири.
  - Но они здесь, - проворчала она. - Здесь. Вертятся, окружают нас.
  - Я знаю, почему они здесь. Покажу тебе. Он резко развернул коня,
кинул ей поводья. Она тронула Каштанку пятками, лошадь пошла быстрее, но
он жестом приказал оставаться позади. Они пересекли тракт, снова въехали в
чащу. Ведьмак вел, Цири ехала следом. Оба молчали. Долго.
  - Взгляни. - Геральт осадил лошадь. - Взгляни, Цири.
  - Что это?
  - Шаэрраведд.
  Перед ними, насколько позволяли видеть деревья, вздымались гладко
отесанные гранитные и мраморные блоки с притупленными, скругленными ветром
краями, покрытые промытыми дождями рисунками, растрескавшиеся от морозов,
разорванные корнями деревьев. Меж деревьями проглядывали поломанные
колонны, арки, остатки фризов, оплетенные плющом, окутанные плотным ковром
зеленого мха.
  - Это была... крепость?
  - Дворец. Эльфы не строили крепостей. Слезь. Кони не пройдут по
развалинам.
  - Кто все уничтожил? Люди?
  - Нет. Они сами. А потом ушли.
  - Почему?
  - Знали, что больше сюда не вернутся. Это случилось после второго
столкновения между ними и людьми, больше двухсот лет назад. До того,
уходя, они оставляли города нетронутыми. Люди строили свои дома на
фундаментах эльфовых построек. Так возникли Новиград, Оксенфурт, Вызима,
Третогор, Марибор, Цидарис. И Цинтра.
  - Цинтра тоже?
  Он утвердительно кивнул, не отрывая глаз от руин.
  - Ушли, - шепнула Цири. - Но теперь возвращаются. Зачем?
  - Чтобы взглянуть.
  - На что?
  Он молча положил ей руку на плечо, легонько подтолкнул. Она спрыгнула
с мраморных ступеней, спустилась ниже, придерживаясь за пружинящие ветви
кустов орешника, пробивающегося из каждой щели в омшелых, потрескавшихся
плитах.
  - Здесь был центр дворца. Его сердце. Фонтан.
  - Здесь? - удивилась Цири, глядя на ольхи и белые стволы берез,
столпившихся среди идеальных глыб и блоков. - Здесь? Но тут ничего нет.
  - Идем.
  Поток, питавший фонтан, видимо, часто менял русло, терпеливо и
неустанно подмывал мраморные и алебастровые плиты, а те спускались,
образуя запруды и снова направляя воды потока в новую сторону. В
результате вся территория оказалась иссечена неглубокими промоинами
стариц. Кое-где вода стекала каскадами по остаткам постройки, смывая с них
листья, песок - в этих местах мрамор, терракота и мозаика все еще
искрились свежими красками, словно лежали тут не два столетия, а три дня.
  Геральт перепрыгнул через ручей и пошел туда, где еще сохранились
остатки колоннады. Цири шла следом. Они соскочили с крошившихся ступеней,
наклонив головы, вошли под нетронутый свод арки, наполовину ушедшей в
земляной вал. Ведьмак остановился, указал рукой. Цири громко вздохнула.
  На многоцветной от раздробленной терракоты насыпи рос большой розовый
куст, усыпанный десятками прелестных бело-лиловых цветов. На лепестках
поблескивали капельки росы, сверкающей словно серебро. Куст оплетал своими
побегами большую плиту из белого камня. А с плиты на них глядело печальное
красивое лицо, тонкие и благородные черты которого не смогли стереть и
размыть ни ливни, ни снега. Лицо, которое не сумели исковеркать зубила
варваров, вылущивающих из барельефа золото орнаментов, мозаику и
драгоценные камни.
  - Аэлирэнн, - сказал Геральт после долгого молчания.
  - Какая красивая, - шепнула Цири, ухватив его за руку. Ведьмак словно
и не заметил. Он смотрел на барельеф и был в этот момент далеко-далеко, в
ином мире и времени.
  - Аэлирэнн, - повторил он спустя минуту. - Которую краснолюды и люди
называют Элиреной. Она вела эльфов в бой двести лет тому назад. Старейшины
возражали. Они знали, что шансов победить у них нет. Понимали, что могут
уже не воспрянуть после поражения. Они хотели спасти свой народ, хотели
выжить. И решили разрушить города, уйти в недоступные дикие горы... и
ждать. Эльфы - долгожители, Цири. По нашим меркам почти бессмертны. Люди
казались им чем-то таким, что минует, как засуха, как тяжкая зима, как
налет саранчи, а йотом снова пойдут дожди, наступит весна, проклюнется
новый урожай. Они хотели переждать. Да, переждать. Решили уничтожить
города и дворцы. В том числе и свою гордость - Шаэрраведд. Да, хотели
переждать, но Элирена... Элирена подняла молодых. Они взялись за оружие и
пошли за ней на последний отчаянный бой. И их истребили. Безжалостно
истребили.
  Цири молчала, не отрывая глаз от прекрасного мертвого лица.
  - Они умирали с ее именем на устах, - тихо продолжал ведьмак. -
Повторяя ее призыв, ее клич. Они погибали за Шаэрраведд. Потому что
Шаэрраведд был символом. Они погибали в борьбе за камень и мрамор. И за
Аэлирэнн. Как она и обещала, они умирали достойно, геройски, с честью. Они
сберегли честь, но обрекли на гибель собственную расу. Собственный народ.
Помнишь, что тебе сказал Ярпен? Кто владеет миром, а кто вымирает? Он
объяснил это тебе грубо, но правильно. Эльфы долговечны, но плодовита
только их молодежь, только молодые могут иметь потомство, а почти вся
молодежь пошла тогда за Элиреной. За Аэлирэнн, за Белой Розой из
Шаэрраведда. Мы стоим в руинах ее дворца, у фонтана, плеск которого она
слушала вечерами. А это... это были ее цветы.
  Цири молчала. Геральт привлек ее к себе, обнял.
  - Теперь ты знаешь, почему скоя'таэли были здесь, понимаешь, на что
они хотели взглянуть? Но понимаешь ли, что нельзя допустить, чтобы юные
эльфы и краснолюды снова позволили себя уничтожать? Понимаешь ли, что ни
я, ни ты не имеем права участвовать в этой бойне? Эти розы цветут весь
год. Они должны были бы одичать, а они - видишь - прекраснее, чем в
ухоженных садах. В Шаэрраведд постоянно приходят эльфы, Цири. Разные
эльфы. И запальчивые и глупые, для которых символом остается
потрескавшийся камень. И разумные, для которых символ - бессмертные, вечно
возрождающиеся цветы. Эльфы, которые понимают, что если вырвать этот куст
и спалить землю, то розы Шаэрраведда уже не расцветут никогда. Это ты
понимаешь?
  Она кивнула.
  - Понимаешь ли ты теперь, что такое нейтралитет, который так
взволновал тебя? Быть нейтральным - не значит быть равнодушным и
бесчувственным. Не надо убивать в себе чувства. Достаточно убить в себе
ненависть. Ты поняла?
  - Да, - шепнула она. - Теперь поняла. Геральт, я... я хотела бы взять
одну... Одну из этих роз. На память. Можно?
  - Возьми, - сказал он после недолгого колебания. - Возьми, чтобы
помнить. Ну пошли. Возвращаемся к обозу.
  Цири вколола розу под шнуровку курточки. Неожиданно тихо ойкнула,
подняла руку. Струйка крови стекла у лее с пальца в ладошку.
  - Укололась?
  - Ярпен... - прошептала девочка, глядя на кровь, заполняющую линию
жизни. - Венцк... Паулье...
  - Что?
  - Трисс! - пронзительно крикнула она, сильно вздрогнула, потерла лоб.
  - Быстрее, Геральт! Мы должны им... помочь! На коней, Геральт!
  - Цири, что с тобой?
  - Они умирают!

  ***

  Она мчалась галопом, прижавшись ухом к шее лошади, подгоняя ее криком
и ударами пяток. Песок лесной дороги взметнулся из-под копыт. Уже издалека
она услышала крики, почувствовала дым.
  Навстречу, перегораживая тракт, к ней мчалась пара лошадей, волокущих
за собой сбрую, вожжи и сломанное дышло. Цири не стала сдерживать
Каштанку, пронеслась мимо на полном скаку, хлопья пены лизнули ей лицо.
Позади услышала ржание Плотвы и ругань Геральта, которому пришлось
остановиться.
  Она вылетела на поворот дороги, на большую поляну.
  Обоз полыхал. Из зарослей огненными птицами неслись к телегам горящие
стрелы, дырявя полотно, врезаясь в доски. Скоя'таэли, визжа и воля,
кинулись в атаку.
  Цири, не обращая внимания на доносящиеся сзади крики Геральта,
направила лошадь прямо к двум первым выдвинутым вперед фурам. Одна была
перевернута на бок, рядом стоял Ярпен Зигрин с топором в одной руке и
самострелом в другой. У его ног, неподвижная и бессильная, в голубом,
задравшемся до середины бедер платье, лежала...
  - Трииисс! - Цири выпрямилась в седле, хватанула лошадь пятками.
Скоя'таэли обернулись на ее крик, мимо головы девочки засвистели стрелы.
Она закрутила головой, не замедляя галопа и слыша крик Геральта,
приказывающего ей бежать в лес. Но она и не подумала. Наклонилась,
помчалась прямо на целящихся в нее лучников. Неожиданно почувствовала
запах белой розы, приколотой к курточке.
  - Трииисс!
  Эльфы отскочили от мчащейся лошади. Одного она легко задела
стременем. Услышала резкий свист, лошадь дернулась, взвизгнула, метнулась
вбок. Цири увидела стрелу, глубоко врезавшуюся пониже седла, у самого ее
бедра. Она вырвала ноги из стремян, пригнулась к седлу, крепко
оттолкнулась и прыгнула.
  Мягко упала на перевернутый фургон, забалансировала руками, прыгнула
опять, опустившись на подогнутые ноги около рычащего и размахивающего
топором Ярпена. Рядом, на другом возу, дрался Паулье Дальберг, а Реган,
откинувшись назад и упершись ногами в доски, с трудом сдерживал упряжку.
Кони дико ржали, топали, рвали дышло в ужасе от пожирающего полотно огня.
  Цири кинулась к Трисс, лежащей среди рассыпавшихся бочек и ящиков,
схватила ее за платье и потащила к перевернутому возу. Чародейка стонала,
держась за голову выше уха. Совсем рядом с Цири застучали копыта,
захрапели кони - два эльфа, размахивая мечами, теснили к ней яростно
защищавшегося Ярпена. Краснолюд крутился волчком, ловко отражая топором
сыпавшиеся на него удары. Цири слышала проклятия, звон и стонущий звук
металла.
  От горящего обоза отделилась еще одна телега, она неслась в их
сторону, волоча за собой дым и пламя, разбрасывая горящие тряпки. Возница
бессильно свисал с козел, рядом стоял Янник Брасс, с трудом удерживая
равновесие. Одной рукой он держал вожжи, другой отбивался от двух эльфов,
галопирующих по обеим сторонам фуры. Третий скоя'таэль, поравнявшись с
лошадьми, на бегу всаживал им в бока стрелу за стрелой.
  - Прыгай! - рявкнул Ярпен, перекрывая гул. - Прыгай, Янник!
  Цири увидела, как к мчащейся телеге галопом подлетает Геральт, как
коротким, экономным ударом меча сметает с седла одного эльфа, а Венцк,
подскочив с противоположной стороны, рубит второго, того, который стрелял
в лошадей. Янник бросил вожжи и спрыгнул прямо под коня третьего
скоя'таэля. Эльф поднялся на стременах и рубанул его мечом. Краснолюд
упал. В тот же момент пылающий воз врезался между бьющимися противниками,
разбросал их по сторонам. Цири в последний момент ухитрилась оттащить
Трисс из-под копыт взбесившихся лошадей. С треском вырвалась вага, фургон
подскочил, потерял колесо и перевернулся, раскидывая груз и тлеющие доски.
  Цири подтащила чародейку к перевернутому возу Ярпена. Ей помог Паулье
Дальберг, который вдруг оказался рядом, и обоих прикрыл Геральт, вогнав
Плотву между ними и нападающими скоя'таэлями. Вокруг телеги закипел бой.
Цири слышала удары клинков, крики, храп лошадей, стук копыт. Ярпен, Венцк
и Геральт, окруженные эльфами со всех сторон, бились как ошалевшие черти.
  Неожиданно дерущихся раскидала упряжка Регана, борющегося на козлах с
толстым низушком в кафтане из рысьего меха. Низушек сидел на Регане и
пытался заколоть его длинным ножом.
  Ярпен ловко заскочил на телегу, схватил низушка за шею и пинком
выкинул за обрешетку. Реган пронзительно взвизгнул, схватил вожжи,
хлестнул коней. Упряжка рванулась, телега покатилась, мгновенно набирая
скорость.
  - Кругом, Реган! - закричал Ярпен. - Кругом! Вокруг!
  Телега вывернулась и снова ринулась на эльфов, раскидывая их.
  Один подскочил, схватил правую пристяжную за удила, но не сумел
удержать, инерция кинула его под копыта и колеса. Цири услышала ужасающий
крик.
  Второй эльф, скакавший рядом, наотмашь рубанул мечом. Ярпен
уклонился, оружие звякнуло по поддерживающему полотно фургона обручу,
инерция занесла эльфа вперед. Краснолюд вдруг сгорбился, резко махнул
рукой. Скоя'таэль взвизгнул, напружинился в седле и тут же рухнул на
землю. Между лопатками у него засел чекан.
  - Ну давайте, сукины дети!!! - рычал Ярпен, крутя топором мельницу. -
Который еще? Гони в круг, Реган! В круг!
  Реган, тряся окровавленным чубом, ссутулившись на козлах под свист
стрел, выл как сумасшедший и безжалостно стегал лошадей. Упряжка мчалась
по тесному кругу, создавая подвижную, пылающую огнем и полыхающую дымом
преграду вокруг перевернутой фуры, под которую Цири затащила почти
потерявшую сознание чародейку.
  Неподалеку от них плясал конь Венцка, мышино-серый жеребец. Венцк
горбился, Цири видела белые перья стрелы, торчащей у него в боку. Несмотря
на рану, он ловко защищался от двух пеших эльфов, нападающих на него с
обеих сторон. На глазах у Цири вторая стрела угодила ему в спину. Комиссар
рухнул грудью на лошадь, но удержался в седле. Паулье Дальберг бросился
ему на выручку.
  Цири осталась одна.
  Схватилась за меч. Клинок, который во время тренировок молниеносно
выскакивал из-за спины, сейчас ни за что не хотел вылезать, сопротивлялся,
увязал в ножнах как в смоле. В кипящем водовороте тел, в мелькании оружия,
которое прямо-таки расплывалось в глазах, ее меч выглядел неестественно и
чуждо медлительным, казалось, пройдут столетия, прежде чем он выйдет из
ножен полностью. Земля тряслась и гудела. Цири вдруг поняла, что дрожит не
земля, а ее собственные колени.
  Паулье Дальберг, угрожая топором наседающему на него эльфу, тащил по
земле раненого Венцка. Рядом с возом пронеслась Плотва, на эльфа налетел
Геральт. Он где-то потерял повязку, белые волосы развевались как на ветру.
Лязгнули мечи.
  Другой скоя'таэль, пеший, выскочил из-за воза. Паулье бросил Венцка,
выпрямился, закрутил топором. И замер.
  Перед ним стоял краснолюд в шапке, украшенной беличьим хвостом, с
черной бородой, заплетенной в две косы. Паулье заколебался.
  Но чернобородый не задумался ни на секунду. Ударил обеими руками.
Острие топора свистнуло и врезалось Паулье в ключицу с отвратительным
хрустом. Паулье упал, не произнеся ни звука, моментально. Все выглядело
так, словно сила удара переломила под ним колени.
  Цири заорала.
  Ярпен Зигрин соскочил с воза. Чернобородый краснолюд закружился,
ударил. Ярпен ушел от удара ловким полуоборотом, гакнул страшно, хватанул
снизу, разрубая черную бороду, гортань, челюсть и лицо - до самого носа.
Скоя'таэль выгнулся и рухнул навзничь, истекая кровью, колотя руками и
раздирая каблуками землю.
  - Геральт!!! - крикнула Цири, чувствуя за спиной движение. Чувствуя
за спиной смерть.
  Это была нечеткая, пойманная во вращении фигура. Фигура и блеск, но
девочка отреагировала мгновенно, косым выпадом и финтом, которым научилась
в Каэр Морхене. Парировала удар, но стояла слишком нетвердо, чересчур
наклонившись набок, чтобы набрать инерции. Сила удара кинула ее на корпус
воза. Меч выскользнул из руки.
  Стоявшая перед ней красивая длинноногая эльфка в высоких сапогах
жестоко скривилась, подняла меч, тряхнула волосами, рассыпавшимися из-под
откинутого капюшона. Меч ослепительно сверкнул, загорелись браслеты на
запястьях белки.
  Цири не могла пошевелиться.
  Но меч не упал, не ударил. Потому что эльфка смотрела не на нее, а на
белую розу, приколотую к курточке.
  - Аэлирэнн! - крикнула белка, громко, так, словно криком своим хотела
перебороть колебания. Но не успела. Геральт, оттолкнув Цири, широко
хлестнул эльфку мечом по груди. Кровь брызнула на лицо и одежду, красные
пятна покрыли белые лепестки розы.
  - Аэлирэнн... - душераздирающе крикнула эльфка, опускаясь на колени.
Прежде чем упасть, она успела крикнуть еще раз. Громко, протяжно, отчаянно:
  - Шаэррравеееддд!

  ***

  Реальность возникла так же неожиданно, как и исчезла. Сквозь
заполняющий уши монотонный глухой шум Цири стала различать голоса. Через
мерцающий и мокрый занавес слез пробились контуры живых и убитых.
  - Цири, - шепнул стоявший рядом на коленях Геральт. - Очнись.
  - Бой... - простонала она, садясь. - Геральт, что...
  - Все кончилось. Помогли солдаты из Бен Глеана.
  - Ты не был... - шепнула она, закрывая глаза, - не был нейтральным...
  - Не был. А ты жива и Трисс тоже.
  - Что с ней?
  - Ударилась головой, упав с телеги, которую Ярпен пытался сохранить.
Но она уже в норме. Лечит раненых.
  Цири осмотрелась. В дыму догорающих фур мелькали силуэты вооруженных
людей. Кругом валялись ящики и бочки. Часть разбилась, и их содержимое
рассыпалось. Обычные булыжники. Девочка изумленно взглянула на них.
  - Помощь Демавенду из Аэдирна, - скрежетнул зубами стоявший рядом
Ярпен Зигрин. - Секретная и невероятно важная помощь. Обоз спецназначения.
  - Это была ловушка?
  Краснолюд обернулся, взглянул на нее, на Геральта. Потом снова глянул
на вывалившиеся из бочек камни, сплюнул.
  - Ага. Ловушка.
  - На белок?
  - Нет.
  Убитых сложили в рядок. Они лежали бок о бок - эльфы, люди и
краснолюды. Был среди них и Янник Брасс. Была темноволосая эльфка в
высоких сапогах. И краснолюд с черной, блестевшей от запекшейся крови
бородой, заплетенной в косички. А рядом с ними...
  - Паулье! - рыдал Реган Дальберг, держа на коленях голову брата. -
Паулье! Зачем?
  Все молчали. Даже те, кто знал зачем. Реган повернул к ним искаженное
болью, все в слезах лицо.
  - Что я скажу матери? - простонал он. - Что я ей скажу?
  Все молчали.
  Неподалеку, окруженный солдатами в черно-золотых цветах Каэдвена,
лежал Венцк. Он тяжело дышал, и при каждом выдохе на его губах вздувались
кровавые пузыри. Рядом стояла на коленях Трисс, над ними - рыцарь в
блестящих латах.
  - Ну как? - спросил рыцарь. - Госпожа чародейка? Он выживет?
  - Я сделала все, что могла. - Трисс встала, сжала губы. - Но...
  - Что?
  - Они пользовались вот этим. - Она показала стрелу со странным
наконечником и ударила ею по стоящей бочке. Кончик стрелы разделился,
расщепился на четыре шипастых крючковатых иглы. Рыцарь выругался.
  - Фредэгард... - с трудом проговорил Венцк. - Послушай, Фредэгард...
  - Тебе нельзя говорить, - резко сказала Трисс. - И шевелиться!
Заклинание едва держит!
  - Фредэгард, - повторил комиссар. Кровавый пузырь у него на губах
лопнул, на его месте тут же образовался новый. - Мы ошибались... Все мы
ошибались. Это не Ярпен... Мы несправедливо подозревали... Я ручаюсь за
него. Ярпен не предал... Не пре...
  - Молчи! - крикнул рыцарь. - Молчи, Вильфрид! Эй, быстро, давайте
сюда носилки! Носилки!
  - Уже не надо, - глухо проговорила чародейка, глядя на губы Венцка,
на которых больше не вздувались пузыри. Цири отвернулась. Прижалась лицом
к Геральту.
  Фредэгард выпрямился. Ярпен Зигрин не смотрел на него. Он смотрел на
убитых. На Регана Дальберга, по-прежнему стоявшего на коленях возле брата.
  - Это было необходимо, господин Зигрин, - сказал рыцарь. - Война. Был
приказ. Нам надо было убедиться...
  Ярпен молчал.
  - Простите, - шепнул рыцарь и опустил глаза. Краснолюд медленно
повернул голову, взглянул на него. На Геральта. На Цири. На всех. Людей.
  - Что вы с нами сделали? - проговорил он с горечью в голосе. - Что вы
сделали с нами? Что вы сделали... из нас?
  Никто не ответил.
  Глаза длинноногой эльфки были стеклянными и матовыми. На ее
искривленных губах застыл крик.
  Геральт обнял Цири. Медленно отколол от ее курточки белую, покрытую
темными пятнышками крови розу, молча бросил цветок на тело белки.
  - Прощай, - шепнула Цири. - Прощай, Роза из Шаэрраведда. Прощай и...
  - Прости нас, - докончил Геральт.

  Iне валандаются по стране, нахальные и наглые, сами себя зла
истребителями, оборотней уничтожителями и упырей отравителями именующие,
выманивают у легковерных плату, а приработав так, двигаются доле, дабы в
ближайшем городе таковое жульничество вновь свершить. Легче всего
проникают оне в хаты честного, простого и не отдающего себе в том отчета
хозяина, коий все злоключения и злосчастия запросто приписывает чарам,
противуестественным творениям и мерзопакостным чудовищам, действиям
облачников, альбо злых духов. Заместо того чтобы богам молиться, в храм
богатое подношение занести, простак сей грязному ведьмаку готов шелонг
последний отдать, веря, что ведьмак, этот выродок безбожный, сумеет долю
его улучшить и несчастья отвратить.
  Аноним. "Монструм, или Ведьмака описание".

  Iе имею ничего против ведьмаков. Пусть их охотятся на вампиров.
Платили бы только подати.
  Радовид III Смелый, король Редании.

  ?аждешь справедливости - найми ведьмака.
  Граффити на стене
Eафедры Права
Iксенфуртского университета.

Дийкстра, шеф секретных служб короля Визимира Реданского, на шпиона
не походил. Особенно далеко он отступал от стереотипа, в соответствии с
которым шпион непременно должен быть невысоким, тощим, с крысоподобной
мордочкой и маленькими проницательными глазками, зыркающими из-под черного
капюшона. Дийкстра, как было известно Лютику, капюшонов никогда не носил и
отдавал предпочтение одежде светлых тонов. В нем было почти семь футов
росту, а весил он, вероятно, ненамного меньше тринадцати пудов. Когда он
скрещивал руки на груди - а скрещивать их он любил, - это выглядело так,
словно два кашалота пристроились на ките. Что касается черт лица, прически
и цвета волос, то он походил на свежеотмытого борова. Лютик знал очень
немногих людей, внешность которых была бы столь обманчива, как у Дийкстры.
Потому что этот боровоподобный гигант, казавшийся вечно сонным, разбухшим
кретином, обладал необычайно живым умом. И немалым авторитетом. Популярная
при дворе короля Визимира поговорка гласила, что если Дийкстра утверждает,
что на улице полдень, хотя там стоит непроглядная темень, значит, следует
обеспокоиться судьбами солнца.
  Однако сейчас Лютика волновало - и не без оснований - другое.
  - Лютик, - сонно проговорил Дийкстра, скрещивая кашалотов на ките. -
Ты дурья башка. Ты законченный идиот. Неужто тебе обязательно надо
испоганить все, за что бы ты ни взялся? Хоть один-единственный раз в жизни
ты можешь сделать что-нибудь нормально? Мне известно, что тебе около
сорока, выглядишь ты на тридцать, думаешь, будто тебе немногим больше
двадцати, а поступаешь так, якобы тебе всего лишь десять. Я это понимаю,
поэтому-то, как правило, даю тебе точнейшие указания. Я говорю тебе,
когда, как и что ты должен сделать. И у меня постоянно такое ощущение,
словно я говорю в пустоту.
  - А у меня, - ответил поэт, набравшись наглости, - постоянно такое
ощущение, будто ты раскрываешь рот исключительно ради тренировки губ и
языка. Давай переходи к конкретным вопросам, исключай из речи риторические
построения и никчемное красноречие. В чем дело на сей раз?
  Они сидели за большим дубовым столом, меж заставленных книгами и
заваленных рулонами пергамента шкафов, на самом верхнем этаже ректората, в
арендуемых помещениях, которые Дийкстра игриво именовал Кафедрой Новейшей
Истории, а Лютик - Кафедрой Практического Шпионажа и Прикладной Диверсии.
Было их, включая поэта, четверо: кроме Дийкстры в беседе участвовали еще
две персоны. Одной из этих персон был, как обычно, Ори Ройвен, седой и
вечно простуженный секретарь шефа реданских шпионов. Вторая была персоной
не вполне обычной.
  - Ты прекрасно знаешь, о чем я, - холодно сказал Дийкстра. - Однако,
поскольку тебе доставляет удовольствие прикидываться идиотом, я не стану
портить тебе настроения и разъясню понятными словами. А может, пожелаешь
воспользоваться такой возможностью ты, Филиппа?
  Лютик кинул взгляд на молчавшую до того четвертую, не вполне обычную,
персону. Филиппа Эйльхарт, видимо, прибыла в Оксенфурт недавно либо
собиралась вскоре уехать, потому что была не в платье, не в привычном
ярком макияже и без любимой бижутерии из черных агатов. На ней была
короткая мужская курточка, брюки в обтяжку и высокие сапоги - одежда,
которую поэт именовал "полевой". Темные волосы чародейки, обычно
распущенные и пребывающие в художественном беспорядке, сейчас были
зачесаны назад и перевязаны на затылке тесемкой.
  - Жаль терять время, - сказала она, поднимая красивые брови. - Лютик
прав. Пора отказаться от ложного красноречия и эффектной, но пустой
болтовни. Стоящая перед нами проблема проста и банальна.
  - О да, - усмехнулся Дийкстра. - Банальна. Опасный нильфгаардский
агент, который уже мог бы банально сидеть в моей наилучшей третогорской
тюрьме, банально сбежал, банально предупрежденный и спугнутый банальной
дурью господ Лютика и Геральта. Мне доводилось видеть людей,
отправляющихся на эшафот за значительно меньшие банальности. Почему ты не
уведомил о подготовленной вами засаде, Лютик? Разве я не приказал
информировать меня о всех намерениях ведьмака?
  - Я ничего не знал о планах Геральта, - убежденно солгал Лютик. - Я
же тебе говорил, что он отправился в Темерию и Содден на поиски Риенса. Я
также сообщил тебе, когда он вернулся. Я был уверен, что он смирился с
проигрышем. Риенс буквально растворился в воздухе, ведьмак не нашел ни
малейших его следов, об этом, если помнишь, я тебе тоже говорил...
  - Врал, - холодно сказал шпион. - Ведьмак нашел следы Риенса. В виде
трупов. И тогда решил изменить тактику. Вместо того чтобы гоняться за
Риенсом - подождать, пока тот найдет его сам. Нанялся на барки Компании
Малатиуса и Грока в качестве сопровождающего. Сделал так, зная, что
Компания широко объявит об этом, Риенс узнает и что-нибудь предпримет. И
господин Риенс предпринял. Странный, неуловимый господин Риенс. Наглый,
самоуверенный господин Риенс, которому не хочется даже пользоваться
фальшивыми именами или переиначивать свое. Господин Риенс, от которого за
версту несет дымом из нильфгаардского камина и смердит чародеем-ренегатом.
Правда, Филиппа?
  Чародейка не сказала ни "да", ни "нет". Она молчала, изучающе и
проницательно глядя на Лютика. Поэт опустил глаза, неуверенно кашлянул. Он
не любил таких взглядов.
  Привлекательных женщин, в том числе и чародеек, Лютик делил на
чрезвычайно приятных, просто приятных, неприятных и очень неприятных.
Чрезвычайно приятные на предложение отправиться в постель отвечали
радостным согласием, просто приятные - веселым смехом. Реакцию неприятных
предсказать было затруднительно. К очень неприятным трубадур относил тех,
в отношении которых уже одна мысль о соответствущем предложении вызывала
дрожь и слабость в коленках.
  Филиппа Эйльхарт, хоть и весьма привлекательная, была очень
неприятной.
  Кроме того, Филиппа Эйльхарт была важной персоной в Совете Чародеев и
пользовалась полным доверием в качестве придворной магички короля
Визимира. Магичкой она была очень способной. Молва гласила, что она была
одной из немногих, владеющих искусством полиморфизма. Выглядела она лет на
тридцать. В действительности же ей было никак не меньше трехсот.
  Дийкстра, сплетя пальцы пухлых рук на животе, крутил мельницу
большими пальцами. Филиппа по-прежнему молчала. Ори Ройвен кашлял, хлюпал
носом, беспрерывно поправлял просторную тогу. Тога походила на
профессорскую покроем, но выглядела так, словно Ори получил ее не от
Сената, а откопал на свалке.
  - Однако твой ведьмак, - вдруг буркнул супершпион, - недооценил
господина Риенса. Засаду-то он устроил, но при этом показал полнейшее
отсутствие ума, предположив, будто Риенс заявится к нему лично. Риенс, как
полагал ведьмак, должен был чувствовать себя в безопасности. Не мог
унюхать подвоха, обнаружить подкарауливающих его людей господина Дийкстры.
Потому что, видите ли, маэстро Лютик по приказу ведьмака не пикнул
господину Дийкстре о расставленной ловушке. А ведь, выполняя распоряжение,
маэстро Лютик обязан был это сделать. Маэстро Лютик имел на сей счет
вполне четкие и однозначные приказы, которые он, понимаете ли, почел за
благо пропустить мимо ушей.
  - Я не твой подчиненный, - надулся поэт. - И не обязан выполнять твои
распоряжения и приказы. Время от времени я помогаю тебе, но делаю это по
собственной воле, из патриотических побуждений, чтобы не бездействовать,
видя приближающиеся изменения...
  - Ты шпионишь на всех, кто тебе платит, - холодно прервал Дийкстра. -
Доносишь всем, у кого ты на крючке. А у меня на тебя несколько недурных
крючочков, Лютик. Так что не дерзи.
  - Я шантажа не боюсь!
  - А может, поспорим?
  - Господа, - Филиппа Эйльхарт подняла руку. - Будьте серьезнее, прошу
вас. Не отклоняйтесь от темы.
  - Верно. - Шпион раскинулся в кресле. - Послушай, поэт. Что с возу
упало, то пропало. Риенса предупредили, и второй раз он будет осторожнее.
Но я не могу допустить, чтобы подобное повторилось. Поэтому хочу
встретиться с ведьмаком. Приведи его ко мне. Перестань блуждать по городу
и не пытайся обмануть моих агентов. Иди прямо к Геральту и приведи его
сюда, на Кафедру. Мне необходимо с ним поговорить. Лично и без свидетелей.
Без шума и огласки, которые, несомненно, возникнут, если я захочу ведьмака
арестовать. Приведи его ко мне, Лютик. Это все, что от тебя сейчас
требуется, - Геральт выехал, - спокойно соврал бард. Дийкстра взглянул на
чародейку. Лютик напрягся в ожидании зондирующего импульса, но ничего не
почувствовал. Филиппа смотрела на него, прищурив глаза, однако не похоже
было, чтобы она пыталась чарами проверить его искренность.
  - Дождусь его возвращения, - вздохнул Дийкстра, прикинувшись, будто
верит. - У меня к нему серьезное дело, придется кое-что изменить в моих
планах и подождать. Как только ведьмак вернется, приведи. Чем скорее, тем
лучше. Лучше для многих.
  - Возможны осложнения, - поморщился Лютик. - Трудно будет убедить
Геральта прийти сюда. Он, понимаешь ли, испытывает необъяснимую антипатию
к шпионам. Хотя, кажется, понимает, что ваша работа не хуже других, и
все-таки брезгает теми, кто ею занимается. Патриотические побуждения,
говорит он, штука хорошая, но в шпионы обычно идут конченые подлецы и
последние...
  - Хватит, хватит, - Дийкстра небрежно махнул рукой. - Попрошу без
словесных красот. Надоело. Они, понимаешь ли, довольно грубоваты.
  - Я тоже так считаю, - фыркнул трубадур. - Но ведьмак - простодушный
и прямолинейный в суждениях добряк. Куда ему до нас, светских львов. Он
просто терпеть не может шпионов и, я знаю, не захочет с тобой
разговаривать, а уж о том, чтобы помогать секретным службам, и речи быть
не может. Да и крючочка на него у тебя нет.
  - Ошибаешься, - сказал шпион. - Есть. И не один. Для начала вполне
достаточно заварушки на барке под Грабовой Бухтой. Знаешь, кто поднялся на
борт? Вовсе не люди Риенса.
  - Тоже мне, удивил, - спокойно сказал поэт. - Уверен, это были
несколько бездельников, каких полно в темерской страже. Риенс выспрашивал
о ведьмаке, за сведения о нем, кажется, обещал кругленькую сумму. Любому
понятно, что ведьмак ему очень даже нужен. Вот несколько пройдох и
попытались сцапать Геральта, запереть, а потом продать Риенсу, диктуя свои
условия и выторговав сколько удастся. Потому что за голую информацию о нем
они получили бы мало, а то и вовсе ничего.
  - Хвалю за сообразительность. Ясное дело, ведьмака, не тебя. Ты бы не
додумался. Но все гораздо сложнее, чем кажется. Дело в том, что моих
коллег, людей из секретной службы короля Фольтеста, тоже, оказывается,
интересует господин Риенс. Они разгадали план пройдох, как ты их назвал.
Это они вошли на барку, они намеревались сцапать ведьмака. Возможно, в
качестве приманки для Риенса, а может, с другой целью. Ведьмак под
Грабовой Бухтой уделал темерских агентов. Лютик. Их шеф очень, очень зол.
Так, говоришь, Геральт выехал? Надеюсь, не в Темерию? Оттуда он может не
вернуться.
  - Это и есть твой крючочек?
  - А как же! Именно. Я могу замять дело с темерцами. Но не даром. Куда
выехал Геральт, Лютик?
  - В Новиград, - глазом не сморгнув солгал трубадур. - Риенса искать.
  - Ошибка, ошибка, - усмехнулся шпион, делая вид, будто не заметил
лжи. - Понимаешь, жаль все-таки, что он не поборол неприязни к шпионам и
не связался со мной. Я бы ему помог сэкономить время и силы. В Новиграде
Риенса нет. Зато темерских агентов там пруд пруди. Вероятнее всего,
ожидают ведьмака. Они уже уразумели то, о чем я знаю давно. А именно, что
если ведьмака Геральта из Ривии спросить определенным образом, он ответит
на множество вопросов. Вопросов, которые начинают задавать себе секретные
службы всех Четырех Королевств. Уговор прост: ведьмак приходит сюда, на
Кафедру, и отвечает на эти вопросы мне. Вот и все. Я угомоню темерцев и
обеспечу Геральту безопасность.
  - Что за вопросы? Может, я смогу на них ответить?
  - Не смеши, Лютик.
  - И все же, - вдруг проговорила Филиппа Эйльхарт, - возможно, мог бы.
Может, он помог бы нам сэкономить время? Не забывай, Дийкстра, наш поэт
увяз в этой афере по уши, и он здесь, у нас, а ведьмака-то еще нет. Где
ребенок, с которым Геральта видели в Каэдвене? Девочка с серыми волосами и
зелеными глазами? Та, о которой Риенс выпытывал тебя тогда, в Темерии,
когда прихватил в борделе? А, Лютик? Что тебе известно о девочке? Где
ведьмак ее спрятал? Куда поехала Йеннифэр, получив письмо Геральта? Где
скрывается Трисс Меригольд и какие у нее причины скрываться?
  Дийкстра не пошевелился, но по тому, как он взглянул на чародейку,
Лютик понял, что шпион удивлен. Вопросы были заданы явно преждевременно. И
не тому, кому следовало. Это казалось опрометчивым и неосторожным, однако
Филиппу Эйльхарт можно было заподозрить в чем угодно, только не в
опрометчивости и неосторожности.
  - Сожалею, - ответил Лютик, - но ни на один из твоих вопросов у меня
ответов нет. Я помог бы, если б сумел. Но не сумею.
  - Лютик, - процедила Филиппа, глядя ему в глаза, - если ты знаешь,
где находится девочка, скажи. Ручаюсь, мы с Дийкстрой заботимся
исключительно о ее безопасности. О безопасности, которой... угрожает...
опасность.
  - Не сомневаюсь, - солгал поэт, - что именно это вас волнует. Но я
действительно не знаю, в чем дело. В жизни не видел ребенка, который вас
так интересует. А Геральт...
  - Геральт, - прервал Дийкстра, - не подпустил тебя к тайне, не пикнул
ни словечка, хоть, не сомневаюсь, ты закидал его вопросами. Интересно,
почему, как ты думаешь, Лютик? Неужто твой простодушный и брезгающий
шпионами добряк почуял, что ты есть такое в действительности? Оставь его в
покое, Филиппа, не трать даром времени. Он ничего не знает, не дай
обмануть себя его умничаньем и многозначительными ухмылками. Он может нам
помочь исключительно в одном - когда ведьмак вынырнет из укрытия, он
свяжется с ним, больше ни с кем. Представь себе, Геральт считает его
другом.
  - Именно, - медленно поднял голову Лютик. - Он считает меня другом. И
представь себе, Дийкстра, не без оснований. Прими наконец это к сведению и
сделай выводы. Сделал? Ну вот. Теперь можешь начинать шантажировать.
  - Ну, ну, - усмехнулся шпион. - Да у тебя прямо-таки аллергия на
дела. Не обижайся, поэт. Я шутил. Шантаж? Между нами, друзьями? И речи
быть не может. А твоему ведьмаку, поверь, я зла не желаю и мешать не
думаю. Кто знает, может, даже договорюсь с ним к общей выгоде. Но чтобы
такое случилось, мне надо с ним встретиться. Когда он появится, приведи
его ко мне. Крепко тебя прошу, Лютик. Очень. Ты понял, насколько крепко?
  - Понял, как крепко, - фыркнул трубадур.
  - Хотелось бы верить, что это правда. Ну а теперь иди. Ори, проводи
трубадура к выходу.
  - Бывай. - Лютик встал. - Желаю успеха в труде и личной жизни. Мое
почтение, Филиппа. Ах, да, Дийкстра! Агенты, которые за мной ползают.
Отзови их, пожалуйста.
  - Само собой, - солгал шпион. - Отзову. Неужели ты мне не веришь?
  - Верю, - солгал поэт. - Я тебе верю.

  ***

  Лютик задержался на территории Академии до вечера. Все время
внимательно осматривался, но шпиков не заметил. И именно это беспокоило
его особенно.
  На Кафедре Труверства он прослушал лекцию о классической поэзии.
Затем сладко выспался на семинаре по поэзии современной. Разбудил его
знакомый бакалавр, и они отправились на Кафедру Философии, чтобы принять
участие в затянувшемся, но бурном диспуте на тему "Сущность и
происхождение жизни". Еще не успело стемнеть, как половина дискутантов
была пьяна в стельку, а остальные рвались в рукопашную, пытаясь
перекричать друг друга и создавая невообразимый шум и гам. Все это было
поэту на руку.
  Он незаметно выбрался на чердак, вылез через чердачное оконце,
спустился по водосточной трубе на крышу библиотеки, перескочил, чуть не
сломав ног, на крышу прозекторской. Оттуда добрался до забора,
прилегающего к стене сада. За густыми зарослями крыжовника отыскал дыру,
которую расширил сам, будучи студентом. Дальше раскинулся городок
Оксенфурт.
  Лютик смешался с толпой, потом быстро прошмыгнул боковыми переулками,
петляя словно преследуемый гончими заяц. Добравшись до каретного сарая,
укрылся в тени. Переждав добрых полчаса и не заметив ничего
подозрительного, забрался по лестнице на чердак, перескочил на крышу дома
знакомого пивовара, Вольфганга Амадея Козлобородика. Цепляясь за обросшие
мхом черепицы, добрался до окна нужной мансарды. В комнатке за окном
горела масляная лампа. Нетвердо стоя на водосточном желобе, Лютик постучал
в свинцовый переплет. Окно не было закрыто и поддалось при легком нажиме.
  - Геральт! Эй, Геральт!
  - Лютик? Погоди... Пожалуйста, не входи...
  - Что значит не входи? Как так - не входи? - Поэт толкнул окно. - Ты
не один, что ли? Может, аккурат трахаешь кого?
  Не дождавшись ответа, да и не ожидая его, он перебрался на
подоконник, свалив лежащие там яблоки и луковицы.
  - Геральт... - засопел он и тут же умолк. А потом чертыхнулся
вполголоса, глядя на светло-зеленую одежду медички, валяющуюся на полу.
Раскрыл от удивления рот и чертыхнулся снова. Всего он мог ожидать. Только
не этого.
  - Шани, - покрутил он головой. - А, чтоб меня...
  - Попрошу без комментариев. Ведьмак сел на кровати, а Шани подтянула
простыню под самый нос.
  - Ну входи уж. - Геральт потянулся за брюками. - Коли влез через
окно, значит, дело серьезное. Потому как, если не серьезное, я немедля
выкину тебя через то же окно.
  Лютик слез с подоконника, сбросив оставшиеся луковицы. Сел, придвинув
ногой табурет. Ведьмак поднял с пола одежду свою и Шани. Мина у него была
сконфуженная. Одевался он молча. Медичка, прячась у него за спиной,
возилась с рубашкой. Поэт нахально рассматривал ее, мысленно подыскивая
сравнения и рифмы к форме маленьких грудок и золотистому при свете
масляной лампы цвету ее кожи.
  - Ну в чем дело, Лютик. - Ведьмак щелкнул застежками высоких ботинок.
  - Выкладывай.
  - Собирайся, - сухо ответил поэт. - Надо срочно выехать.
  - Сколь срочно?
  - Невероятно срочно.
  - Шани... - кашлянул Геральт, - Шани сказала мне о шпиках, которые за
тобой следили. Надо понимать, ты не потерял их?
  - Ничего ты не понимаешь.
  - Риенс?
  - Хуже.
  - В таком случае действительно не понимаю... Минутку. Реданцы?
Третогор? Дийкстра?
  - Угадал.
  - Это еще не повод...
  - Это уже повод, - прервал Лютик. - Их интересует не Риенс, Геральт.
Их интересует девочка и Йеннифэр. Дийкстра желает знать, где они. Он
заставит тебя выдать ему это. Теперь понимаешь?
  - Теперь да. Смываемся вместе. Через окно?
  - Обязательно. Шани? Справишься?
  - Не первое окно в моей жизни. -Медичка одернула на себе одежду.
  - Не сомневаюсь, - внимательно глянул на нее поэт, рассчитывая на то,
что обнаружит достойный рифм и метафор румянец, но просчитался. Веселье в
глазах и наглая ухмылка - вот и все, что он увидел.
  На подоконник беззвучно опустилась большая серая сова. Шани тихо
вскрикнула. Геральт потянулся за мечом.
  - Не дури, Филиппа, - сказал Лютик. Сова исчезла, а на ее месте
возникла неловко присевшая Филиппа Эйльхарт. Чародейка тут же спрыгнула в
комнату, разглаживая волосы и одежду.
  - Добрый вечер, - сказала она холодно. - Представь меня, Лютик.
  - Геральт из Ривии, Шани с медицинского. А сова, которая так ловко
летела следом за мной, вовсе и не сова, а Филиппа Эйльхарт из Совета
Чародеев, в настоящее время - на службе у короля Визимира, украшение
третогорского двора. Жаль, у нас только один стул.
  - Вполне достаточно. - Чародейка уселась на освобожденный трубадуром
табурет, окинула присутствующих томным взглядом, немного подольше
остановившись на Шани. Медичка, к удивлению Лютика, вдруг зарделась.
  - В принципе то, с чем я прибыла, касается исключительно Геральта из
Ривии, - начала Филиппа после недолгого молчания. - Однако я сознаю, что
удалять отсюда кого-либо было бы бестактно, а посему...
  - Я могу выйти, - неуверенно сказала Шани.
  - Не можешь, - проворчал Геральт. - Никто не может, пока ситуация не
прояснится. Я прав, милсдарыня Эйльхарт?
  - Для тебя - просто Филиппа, - улыбнулась чародейка. - Сейчас не до
правил хорошего тона. И никому не надо выходить, никто мне не мешает. В
крайнем случае - удивляет. Ну что ж, жизнь - непрерывная цепь
неожиданностей... как говаривала одна моя знакомая... Наша общая знакомая,
Геральт. Изучаешь медицину, Шани? Который курс?
  - Третий, - пробормотала девушка.
  - Ax. - Филиппа Эйльхарт смотрела не на нее, а на ведьмака. -
Семнадцать годков - какой прекрасный возраст! Йеннифэр многое бы дала за
то, чтобы ей снова было столько же. Как думаешь, Геральт? Впрочем, при
случае я сама ее спрошу.
  Ведьмак очень неприятно улыбнулся.
  - Спросишь. Не сомневаюсь. Не сомневаюсь и в том, что сопроводишь
свой вопрос комментариями. Не сомневаюсь также, что это тебя здорово
развеселит. А теперь перейдем к делу. Прошу.
  - И верно, - кивнула чародейка. - Самое время. А времени у тебя
совсем немного. Лютик, вероятно, уже успел передать, что Дийкстра вдруг
воспылал желанием встретиться с тобой и побеседовать относительно
местопребывания некой девицы. Дийкстра получил соответствующие
распоряжения от короля Визимира, поэтому, я думаю, он станет настойчиво
просить тебя указать ему это место.
  - Ясно. Благодарю за предостережение. Одно только немного удивляет.
Ты говоришь, Дийкстра получил приказы от короля. А ты не получила никаких?
Как ни говори, а в Совете Визимира ты тоже занимаешь не последнее место.
  - Верно. - Чародейка не обратила внимания на прозвучавшую в голосе
Геральта издевку. - Занимаю. И серьезно отношусь к своим обязанностям,
состоящим в том, чтобы предупреждать возможные ошибки короля. Порой, как в
данном конкретном случае, я не могу напрямую сказать королю, что он
ошибается, и отговорить его от поспешных действий. Я просто должна
помешать ему совершить ошибку. Ты меня понимаешь?
  Ведьмак утвердительно кивнул. Лютик усомнился, действительно ли
Геральт понимает. Он-то знал, что Филиппа лгала как по нотам.
  - Итак, я вижу, - медленно сказал Геральт, доказывая, что прекрасно
все понял, - Совет Чародеев тоже интересуется моей подопечной. Чародеи
желают знать, где моя подопечная пребывает. И хотят добраться до нее
прежде, чем это сделает Визимир либо кто-нибудь другой. Почему, Филиппа?
Что такое есть в моей подопечной? Чем она вызвала такой интерес?
  Глаза чародейки сузились.
  - Ты не знаешь? - прошипела она. - Ты так мало знаешь о своей
подопечной? Не хотелось бы делать опрометчивых выводов, но подобное
неведение, похоже, указывает на то, что как опекун ты гроша ломаного не
стоишь. Воистину меня удивляет, как, будучи настолько незнающим и плохо
информированным, ты решился на опеку. Мало того, решился лишить права на
опеку других, тех, у кого имеется и соответствующая квалификация и право.
И при этом ты еще спрашиваешь - почему. Гляди, Геральт, как бы невежество
тебя не погубило. Берегись. И береги этого ребенка, черт побери! Береги
девочку как зеницу ока. А если сам не в силах, попроси других!
  Какое-то время Лютик думал, что ведьмак напомнит о роли, которую
взяла на себя Йеннифэр. Он ничем не рисковал, зато выбил бы из рук Филиппы
аргументы. Но Геральт молчал. Поэт догадался о причинах. Филиппа знала обо
всем. Филиппа предупредила. И ведьмак понял предупреждение.
  Лютик сосредоточился на наблюдении за глазами и лицами, раздумывая,
не связывало ли их что-либо в прошлом. Лютик знал, что подобные,
доказывающие взаимное влечение словесные поединки, которые вел порою
ведьмак с чародейками, очень часто оканчивались в постели. Но наблюдение,
как обычно, ничего не дало. Для того чтобы узнать, связывает ли ведьмака с
кем-либо что-либо, существовал только один-единственный способ: в
соответствующий момент влезть в соответствующее окно.
  - Опекать, - помолчав, проговорила чародейка, - значит принять на
себя ответственность за безопасность существа, неспособного самостоятельно
обеспечить свою безопасность. Если ты поставишь под угрозу свою
подопечную... Если с ней приключится несчастье, ответственность падет на
тебя, Геральт. Только на тебя.
  - Знаю.
  - Боюсь, ты все еще мало знаешь.
  - Ну так просвети меня. Чего ради столько персон вдруг вознамерились
снять с меня груз ответственности, пожелали принять на себя мои
обязанности и взять под покровительство мою воспитанницу? Чего хочет от
Цири Совет Чародеев? Чего хочет от нее некий Риенс, который в Соддене и
Темерии уже прикончил троих два года назад контактировавших со мной и с
девочкой? Который чуть было не убил Лютика, пытаясь добыть от него
сведения о ней? Кто он - этот Риенс, Филиппа?
  - Не знаю, - сказала чародейка. - Не знаю, кто такой Риенс. Но, как и
ты, очень хотела бы узнать.
  - А у этого Риенса, - неожиданно проговорила Шани, - нет ли случайно
на лице шрама после ожога третьей степени? Если да, то я знаю, кто он. И
знаю, где он.
  В наступившей тишине стало слышно, как за окном по водосточному
желобу застучали первые капли дождя.

  Oбийство - всегда убийство, независимо от мотивов и обстоятельств.
Посему те, кто убивает либо подготавливает убийство, суть преступники и
разбойники, невзирая на то, кто они: короли, князья, маршалы или судьи.
Никто из задумавших и совершивших насилие не может считаться лучше
обыкновенного преступника. Ибо любое насилие по природе своей неизбежно
ведет к преступлению.
  Никодемус да Боот.
  "Размышления о жизни, счастье и благополучии".

                                  Глава 6

  Не надо совершать ошибки, - сказал король Редании Визимир, запуская
унизанные перстнями пальцы в волосы на виске. - Мы не имеем права на
просчет или ошибку.
  Собравшиеся молчали. Демавенд, повелитель Аэдирна, сидел,
развалившись в кресле и вперившись в кубок с пивом, стоящий у него на
животе. Фольтест, король Темерии, Понтара, Махакама и Соддена, а с
недавних пор и сеньор-протектор Бругге, демонстрировал всем свой
благородный профиль, отвернувшись к окну. На противоположной стороне стола
сидел Хенсельт, король Каэдвена, и водил по участникам совещания
маленькими проницательными глазками, горевшими на бородатой, типично
разбойничьей физиономии. Мэва, королева Лирии, задумчиво перебирала
огромные рубины ожерелья, время от времени многозначительно кривя красивые
полные губы.
  - Не надо совершать ошибки, - повторил Визимир, - Ибо ошибка может
обойтись нам слишком дорого. Воспользуемся чужим опытом. Когда пятьсот лет
назад наши предки высадились на пляжах, эльфы тоже прятали головы в песок.
Мы выдирали у них страну по клочкам, а они отступали, все время считая,
что вот она, последняя граница, и дальше мы не пойдем. Будем умнее! Ибо
теперь пришел наш черед. Теперь мы - эльфы. Нильфгаард стоит на Яруге, а я
здесь слышу:
  "Ну и пусть стоит". Слышу: "Дальше они не пойдут". Но они пойдут.
Повторяю, не надо повторять ошибки, которую совершили эльфы!
  По оконным стеклам снова задробили капли дождя. Завыл ветер. Королева
Мэва подняла голову. Ей показалось, что она слышит карканье воронья. Но
это был всего лишь ветер. Ветер и дождь.
  - Не сравнивай нас с эльфами, - сказал Хенсельт из Каэдвена. - Таким
сравнением ты унижаешь нас. Эльфы не умели воевать, отступали перед нашими
предками, прятались в горах и лесах. Эльфы отдали нашим предкам Содден. А
мы показали нильфгаардцам, что значит драться с нами. Не пугай нас
Нильфгаардом, Визимир, не занимайся пустой пропагандой. Говоришь,
Нильфгаард стоит на Яруге? А я говорю, нильфгаардцы сидят за рекой и нос
боятся высунуть! Ибо под Содденом мы перебили им хребет! Сломили их в
военном, но главное - в моральном отношении. Не знаю, правда ли, что Эмгыр
вар Эмрейс возражал тогда против агрессии такого масштаба, и нападение на
Цинтру было делом рук какой-то враждебной ему партии. Ручаюсь, если б
тогда ему удалось нас победить, он кричал бы браво, раздавал бы привилегии
и поместья. Но после Соддена вдруг оказалось, что он был против, и всему
виной своеволие его маршалов. И полетели головы. Эшафоты залила кровь. Это
точные сведения, никакие не слухи. Восемь показательных казней, гораздо
больше - более скромных. Несколько на первый взгляд естественных, но тем
не менее загадочных смертей, масса неожиданных отставок. Говорю вам: Эмгыр
взбесился и практически уничтожил собственные командирские кадры. Кто ж
Теперь поведет его армии? Сотники?
  - Нет, не сотники, - холодно сказал Демавенд Аэдирнский. - А молодые
и способные командиры, которые долго ждали такого случая и которых Эмгыр
загодя обучал. Те, кого престарелые маршалы не подпускали к командованию,
не давали расти. Молодые, способные командиры, о которых уже говорят. Те,
что задушили восстания в Метинне и Назаире и за короткое время разбили
мятежников в Эббинге. Командиры, которые понимают роль неожиданных
глубоких маневров, кавалерийских рейдов, молниеносных бросков пехоты,
десантов с моря. Применяющие разгромные удары на узких направлениях,
использующие при осаде крепостей современную технику вместо сомнительной
магии. Их недооценивать нельзя. Они рвутся форсировать Яругу и доказать,
что кое-чему научились на ошибках престарелых маршалов.
  - Ежели чему-то научились, - пожал плечами Хенсельт, - то Яругу не
перейдут. Устье реки на границе Цинтры и Вердэна по-прежнему контролирует
Эрвилл и три его крепости: Настрог, Розрог и Бодрог. Эти крепости
невозможно захватить с марша, тут никакая современная техника не поможет.
Наш фланг защищает также флот Этайна из Цидариса, поэтому, а также
благодаря пиратам из Скеллиге мы господствуем над побережьем. Ярл Крах ан
Крайт, как помните, не подписал с нильфгаардцами перемирия, регулярно их
покусывает, нападает на них и сжигает приморские поселения и форты в
провинциях. Нильфгаардцы прозвали его Тырт ыс Муиром, Морским Вепрем. Им
пугают детей.
  - Робость нильфгаардских детей, - криво усмехнулся Визимир, - не
обеспечит нам безопасности.
  - Конечно, - согласился Хенсельт. - Ее обеспечит нечто иное. Не
владея устьем реки и берегом, при открытом фланге Эмгыр вар Эмрейс не
сможет снабжать оружием и провиантом отряды, которые переправились бы на
правый берег Яруги. Какие еще молниеносные переброски, какие кавалерийские
рейды? Смешно! Через три дня после форсирования реки их армии остановятся.
Половина осадит крепости, остальные расползутся, чтобы грабить, искать
фураж и провизию. А когда их блистательная кавалерия сожрет большую часть
собственных лошадей, мы устроим им второй Содден. Черт побери, хотелось
бы, чтобы они форсировали реку! Но - увы и ax! - не форсируют.
  - Допустим, - вдруг сказала Мэва из Лирии, - Яругу они не форсируют.
Допустим, Нильфгаард просто будет выжидать. Однако подумаем, кому это на
руку - нам или им? Кто может себе позволить выжидать в бездействии, а кто
нет?
  - Именно! - подхватил Визимир. - Мэва, как всегда, говорит мало, но
бьет в яблочко. У Эмгыра есть время, братья... короли, прости, Мэва. А у
нас его нет. Разве вы не видите, что творится? Три года назад Нильфгаард
сдвинул камушек на склоне горы и теперь спокойно ждет лавины. Попросту
ждет, а с кручи скатываются все новые и новые камушки. Потому что тот,
первый, оказался тем камнем, трогать который было нельзя. А когда
выяснилось, что достаточно его тронуть, чтобы он покатился, так тут же
нашлись другие, которым лавина по душе. От Синих Гор до Бремервоосда по
лесам шастают эльфьи рабочие бригады, это уже не маленькая партизанская, а
самая настоящая большая война. Не успеем мы охнуть, как в бой кинутся
свободные эльфы из Доль Блатанны. В Махакаме уже бунтуют краснолюды,
брокилонские дриады все больше наглеют. Это война, война крупномасштабная.
Война внутренняя. Гражданская. Наша. А Нильфгаард ждет... На кого работает
время, как думаете? В бригадах скоя'таэлей дерутся тридцати-сорокалетние
эльфы. Но они живут по триста лет! У них время есть. У нас его нет!
  - Скоя'таэли, - согласился Хансельт, - стали истинным тернием в
заднице. Парализуют мне торговлю и транспорт, терроризируют фермеров. С
этим надо кончать!
  - Если нелюди хотят войны, они ее получат, - вставил Фольтест из
Темерии. - Я всегда был сторонником дружбы и мирного сосуществования, но
если они предпочитают пробу сил, посмотрим, кто сильнее. Я готов. В
Темерии и Соддене берусь уничтожить белок за шесть месяцев. Однажды эти
земли наши предки уже залили кровью эльфов. Я считаю это трагедией, но
выхода не вижу, трагедия повторится. Эльфов необходимо ... пацифицировать.
  - Твои войска двинутся на эльфов, если ты отдашь им приказ, - кивнул
Демавенд. - Но пойдут ли они на людей? На кметов, из которых ты набираешь
пехоту? На цеховиков? На свободные города? Визимир, говоря о скоя'таэлях,
назвал только один камушек из лавины. Да, да, господа, не таращите на меня
глаза! По деревням и городкам уже начинают болтать, что на захваченных
Нильфгаардом землях кметам, фермерам и ремесленникам живется легче,
свободнее и богаче, что купеческие гильдии получили больше привилегий...
Нильфгаардские мануфактуры заваливают нас товарами. В Бругге и Вердэне их
деньги вытесняют местную валюту. Если мы будем сидеть сложа руки, то
погибнем, переругавшись и запутавшись в конфликтах, увязнув в усмирении
восстаний и бунтов, постепенно попадая в зависимость от экономической мощи
Нильфгаарда. Мы погибнем, задохнувшись в собственном затхлом закутке,
потому что, поймите, Нильфгаард перекрывает нам дорогу на Юг, а нам
необходимо развиваться. К тому же экспансивно, в противном случае нашим
внукам не будет здесь места!
  Собравшиеся молчали. Визимир Реданский глубоко вздохнул, схватил один
из стоявших на столе кубков, пил долго. Молчание затягивалось, дождь
стучал в окна, ветер выл и хлопал ставнями.
  - Всеми сложностями, о которых мы говорим, - сказал наконец Хенсельт,
- мы обязаны Нильфгаарду. Эмиссары Эмгыра подзуживают нелюдей и призывают
к беспорядкам. Это они разбрасываются золотом и сулят баронам и дюкам
высокие должности в провинциях, которые создадут на месте наших
королевств. Не знаю, как у вас, а в Каэдвене ни с того ни с сего
расплодилось множество монахов, ворожеек и им подобных паршивых мистиков,
возвещающих конец света...
  - У меня то же самое, - подтвердил Фольтест. - Черт побери, сколько
лет был покой! С тех пор как мой дед указал монахам их место, их ряды
здорово поредели, а оставшиеся служители божьи взялись за полезные дела.
Изучали книги, заботились об убогих, хворых и бездомных, обучали детишек.
В политику не вмешивались. А теперь вдруг очнулись и в храмах выкрикивают
бредни внимающему их сброду, а сброд слушает и наконец-то понимает, почему
ему так скверно живется. Я терплю, я не такой порывистый, как мой дед, и
почти не чувствителен ко всему, что подрывает мой королевский авторитет и
достоинство. В конце концов, что это за достоинство и авторитет, если их
может подорвать визг какого-то спятившего фанатика. Но, моему терпению
приходит конец. Последнее время главной темой проповедей стал Спаситель,
коий грядет с Юга. С Юга, понимаете? Из-за Яруги!
  - Белое Пламя, - буркнул Демавенд. - И прийдет Белый Хлад, а за ним
Белый Свет. А потом мир возродится с помощью Белого Пламени и Белой
Королевы... Тоже слышал. Это изложение пророчеств Ithlinne aep Aevenien,
эльфовой предсказательницы. Я велел поймать одного монаха, который кричал
об этом на рынке в Венгерберге, и палач долго и упорно выпытывал у него,
сколько золота прорик получил от Эмгыра... Но прорицатель только плел
байки о Белом Пламени и Белой Королеве... До самого своего конца.
  - Осторожнее, Демавенд, - поморщился Визимир. - Не плоди мучеников,
ведь именно это-то Эмгыру и нужно. Лови нильфгаардских агентов, но
священнослужителей не трогай, последствия могут быть непредсказуемы. Они
по-прежнему пользуются в народе влиянием и уважением. Нам достаточно
головной боли с белками. Не хватает еще волнений в городах или
крестьянских войн.
  - К черту! - фыркнул Фольтест. - Этого не делай, этим не рискуй, того
нельзя... Разве мы собрались, чтобы перечислять, чего делать не можем? Или
ты, Демавенд, притащил нас в Хаггу, чтобы мы лили слезы и стенали над
собственной слабостью и немощью? Начнем наконец действовать! Надо что-то
делать! Надо прервать то, что творится!
  - Я с самого начала именно это и предлагаю. - Визимир выпрямился -
Именно действовать.
  - Как?
  - Что мы можем сделать?
  Снова наступило молчание. Ветер шумел, ставни хлопали по стене замка.
  - Почему, - вдруг проговорила Мэва, - все вы смотрите на меня?
  - Восхищаемся твоей красотой, - пробурчал Хенсельт из глубин кубка.
  - И этим тоже, - поддакнул Визимир. - Мэва, все мы знаем, что ты
исхитряешься отыскать выход из любого положения. У тебя женская интуиция,
ты мудрая женщина...
  - Перестань кадить. - Королева Лирии сплела руки на подоле,
загляделась на потемневшие гобелены с охотничьими сценами. Гончие,
вытянувшись в прыжках, задирали морды к бокам убегающего белого единорога.
"Никогда не видела живого единорога, - подумала Мэва. - Никогда. И,
пожалуй, уже никогда не увижу".
  - Наше положение, - заговорила она после долгого молчания, оторвав
взгляд от гобелена, - напоминает мне долгие зимние вечера в ривском замке.
Тогда что-то висело в воздухе. Мои муж раздумывал, как бы ему завалить
очередную фрейлину. Маршал комбинировал, как бы поскорее начать войну,
чтобы побыстрее прославиться. Чародей воображал, будто он-то и есть
владыка. Лакеям не хотелось услуживать, шут ходил грустный, угрюмый и до
ужаса нудный, собаки выли в меланхолии, а коты спали, начихав на мышей,
разгуливавших по столу в поисках чего бы поесть. Все чего-то ждали. Все
украдкой поглядывали на меня. А я... Я им тогда показала. Показала всем,
на что способна, так что аж стены тряслись, а окрестные медведи
просыпались в берлогах. И глупые мысли мигом вылетели из голов. Неожиданно
все поняли, кто тут командует.
  Мужчины не произнесли ни слова. Ветер взвыл сильнее. Лениво
перекликались стражники на стенах. Удары капель о стекла в свинцовых
рамках перешли в сумасшедшее стаккато.
  - Нильфгаард смотрит и ждет, - медленно тянула Мэва, поигрывая
ожерельем. - Нильфгаард наблюдает. Что-то висит в воздухе, а во многих
головах рождаются глупые мысли. Так давайте покажем всем, на что мы
способны. Покажем, кто здесь настоящий король. Тряхнем стенами
погруженного в зимний маразм замка!
  - Уничтожить белок, - быстро сказал Хенсельт. - Начать крупную
совместную военную операцию. Устроить нелюдям кровавую баню. Пусть Понтар,
Гвенллех и Буйна зайдутся кровью от истоков до устьев!
  - Прижать карательной экспедицией свободных эльфов в их Доль
Блатэнне, - добавил, собрав лоб в складки, Демавснд. - Ввести
экспедиционный корпус в Махакам. Позволить наконец Эрвиллу из Вердэна
взяться за дриад в Брокилоне! Да, кровавая баня! А тех, кто выживет, - в
резервации!
  - Науськать Крах ан Крайта на нильфгаардское побережье, - подхватил
Визимир. - Поддержать его флотом Этайна из Цидариса, пусть поднимет пожар
от Яруги до Эббинга! Демонстрация силы...
  - Мало, - покрутил головой Фольтест. - Всего этого слишком мало.
Надо... Знаю, что надо.
  - Так говори же!
  - Цинтра.
  - Что?
  - Отобрать у нильфгаардцев Цинтру. Форсируем Яругу, ударим первыми.
Сейчас, когда они не ожидают. Выкинем их снова за Марнадаль.
  - Как? Мы только что говорили, что Яруга для войск непреодолима...
  - Для нильфгаардских. Но мы реку контролируем. У нас в руках устье,
пути снабжения, наш фланг - под защитой Скеллиге, Цидариса и крепости в
Вердэне. Для Нильфгаарда переброска через реку сорока-пятидесяти тысяч
человек - серьезное усилие. Мы можем переправить на левый берег Яруги
значительно больше. Не разевай рот, Визимир. Ты хотел сделать нечто такое,
что прервет выжидание? Что-нибудь эффектное, такое, что снова сделает нас
настоящими королями? Этим "чем-нибудь" станет Цинтра. Цинтра объединит
нас, ибо Цинтра - это символ. Вспомните Содден! Если б не резня в городе и
не мученическая смерть Калантэ, не было бы тогда такой победы. Силы были
равны, никто не рассчитывал на то, что мы разобьем их наголову. Но наши
войска бросились им на горло, как волки, как бешеные псы, чтобы отомстить
за Львицу из Цинтры. А есть среди нас и такие, ярости которых не утолила
кровь, пролитая на содденском поле. Вспомните Крах ан Крайта, Морского
Вепря.
  - Это верно, - кивнул Демавенд. - Крах поклялся отомстить Нильфгаарду
кровью. За Эйста Турсеаха, убитого у Марнадаля. И за Калантэ. Если мы
атакуем левый берег, Крах поддержит нас силами Скеллиге. Да, тут есть
шансы на удачу! Я поддерживаю Фольтеста! Нечего ждать, ударим первыми,
вызволим Цинтру, выгоним сукиных сынов за перевал Амелл.
  - Спокойнее, - буркнул Хенсельт. - Не спешите дергать льва за усы, он
еще не сдох. Это во-первых. Во-вторых, если мы ударим первыми, то окажемся
агрессорами. Нарушим перемирие, которое сами же скрепили печатями. Нас не
поддержит Недамир с его Лигой, не поддержит Эстерад Тиссен. Не знаю; как
поведет себя Этайн из Цидариса. Против агрессивной войны выскажутся наши
цехи, купечество, знать... А прежде всего чародеи. Не забывайте о чародеях!
  - Чародеи не поддержат нападения на левый берег, - подтвердил
Визилшр. - Перемирие было делом рук Вильгефорца из Pciressena. Известно,
что по его идее перемирие должно было постепенно перерасти в постоянный к
устойчивый мир. Нет, Вильгефорц не поддержит войну. А Капитул, можете мне
верить, сделает то, что захочет Вильгефорц. После боев за Содден он -
первый в Капитуле. Что бы ни говорили другие маги, первую скрипку там
играет Вильгефорц.
  - Вильгефорц, Вильгефорц! - воскликнул Фольтест. - Уж очень он у нас
возвысился, этот магик. Меня начинает раздражать, что мы вынуждены
считаться с планами Вильгефорца и Капитула, планами, которых, кстати, я
толком не знаю и не понимаю. Но есть, господа короли, средство и против
этого. А ежели нападение совершит Нильфгаард? Например, в Доль Ангре? На
Аэдирн и Лирию? Это можно бы организовать... Инсценировать. Этакая
небольшая провокация... Пограничный инцидент, вызванный ими? Допустим,
нападение на пограничный форт? Естественно, мы будем готовы, отреагируем
мгновенно и решительно, при полной поддержке всех, даже Вильгефорца и их
Чародейского Капитула. И тогда Эмгыр вар Эмрейс оторвет взор от Соддена и
Заречья, о своей стране напомнят цинтрийцы. Эмигранты и беженцы встанут в
Бругге под знамена Виссегерда. У них почти восемь тысяч вооруженных людей.
Разве можно найти лучшее острие меча? Они живут надеждой обрести страну,
из которой им пришлось бежать. Рвутся в бой. Готовы ударить по левому
берегу. Ждут только клича.
  - Клича, - подтвердила Мэва, - и обещания, что их поддержат. Потому
что с восемью-то тысячами Эмгыр управится силами пограничных гарнизонов,
ему даже перебрасывать подкреплений не придется. Виссегерд прекрасно об
этом знает и не тронется с места, пока не будет уверен, что следом
высадятся твои, Фольтест, войска, поддержанные реданскими корпусами. Но
прежде всего Виссегерду нужен Львенок из Цинтры. Кажется, внучка королевы
уцелела во время бойни. Говорят, кто-то видел ее среди беглецов, но потом
ребенок таинственным образом исчез. Эмигранты ее активно разыскивают...
Потому что на восстановленный престол Цинтры им нужен человек королевских
кровей. Из рода Калантэ.
  - Чушь, - холодно сказал Фольтест. - Прошло больше двух лет. Если
ребенок не нашелся до сих пор, значит, он мертв. Об этой легенде можно
забыть. Нет уже Калантэ, нет никакого Львенка, нет королевской крови,
которой принадлежит трон. Цинтра... никогда уже не будет тем, чем была при
жизни Львицы. Конечно, эмигрантам Виссегерда этого знать не положено.
  - Стало быть, пошлешь цинтрийских партизан на смерть? - прищурилась
Мэва. - На передовую линию? Не сказав, что Цинтра может возродиться только
как вассальная страна под твоим сеньоратом? Ты предлагаешь нам напасть на
Цинтру... ради тебя? Ты подчинил себе Содден и Бругге, теперь востришь
зубы на Вердэн... И тебе видится Цинтра, да?
  - Согласись, Фольтест, - буркнул Хенсельт, - ведь Мэва права? Именно
поэтому ты подбиваешь нас на авантюру?
  - Успокойтесь. - Король Темерии сморщил благородную физиономию,
гневно крякнул. - Не превращайте меня в завоевателя, которому привиделась
империя. В чем дело? Содден и Бругге? Эккехард из Соддена был двоюродным
братом моей матери. Вас удивляет, что после его смерти Свободные Земли
поднесли корону мне, его родственнику? Кровь - не водица! А Вензлав из
Бругге принес мне вассальную присягу, но без принуждения! Он поступил так,
чтобы спасти страну! Потому что при ясной погоде он видит, как
поблескивают нильфгаардские копья на левом берегу Яруги!
  - Мы как раз и говорим о левом береге, - процедила королева Лирии. -
О береге, по которому намерены ударить. А левый берег - это Цинтра.
Разрушенная, сожженная, лежащая в руинах, оккупированная, обезлюдевшая, но
по-прежнему остающаяся Цинтрой. Цинтрийцы не поднесут тебе короны,
Фольтест, и не присягнут на верность, как вассалы. Цинтра не согласится
быть вассальным государством. Кровь - не водица!
  - Цинтра, если ее... Когда мы ее освободим, должна стать нашим
совместным протекторатом, - сказал Демавенд из Аэдирна. - Цинтра - это
устье Яруги, слишком важный стратегический пункт, чтобы потерять контроль
над ним.
  - Это должна быть свободная страна, - возразил Визимир. - Свободная,
независимая и сильная. Страна, которая будет железными воротами,
подместьем Севера, а не полосой выжженной земли, на которой будет брать
разгон нильфгаардская конница!
  - Удастся ли восстановить такую Цинтру? Без Калантэ?
  - Не горячись, Фольтест, - надула губки Мэва. - Я тебе уже сказала,
цинтрийцы никогда не признают ни протектората, ни чужой крови на троне.
Если ты попытаешься навязать им себя в качестве сеньора, то положение
изменится. Висегерд снова начнет собирать отряды для борьбы, на этот раз,
однако, под крылом Эмгыра. И в один прекрасный день его отряды кинутся на
нас, как штурмовой авангард нильфгаардцев, острие пики, как ты недавно
красочно выразился.
  - Фольтест об этом знает, - фыркнул Визимир. - Поэтому так усиленно
разыскивает Львенка, внучку Калантэ. Не понимаете? Кровь - не водица.
Корона через замужество. Достаточно найти девочку и заставить ее выйти за
него замуж.
  - Ты спятил? - чуть не подавился слюной король Темерии. - Львенок
мертв! Я вовсе не ищу девочку, но если даже... У меня и в мыслях не было
принуждать ее к чему-нибудь...
  - А тебе и не пришлось бы ее принуждать, - прервала Мэва, мило
улыбнувшись. - Ты все еще вполне недурен, родственничек. А в Львенке течет
кровь Калантэ. Очень горячая кровь. Я знала Калю, когда еще была молодой.
Ей достаточно было увидеть парня, как она тут же начинала сучить ножками,
да так, что если б хвороста куда надо подкинуть, он в тот же миг занялся
бы живым огнем! Ее дочка, Паветта, мать Львенка, была один к одному такая
же. Скорее всего и Львенок недалеко ушел от маменьки. Чуточку усилий,
Фольтест, и девушка долго не выстоит. На это ты и рассчитываешь, верно?
  - Именно на это он и рассчитывает, - загрохотал Демавенд. - Ну и
хитрый планчик нарисовал наш королек! Мы ударим по левому берегу и еще не
успеем обернуться, как Фольтест отыщет Львенка и завоюет девичье сердце, у
него будет молодая женушка, которую он возведет на престол Цинтры, а
тамошний люд примется слезы лить от радости и писаться в штаны от счастья.
Ведь у них будет своя королева, кровь от крови и плоть от плоти Калантэ.
Будет у них королева... только в том-то и дело, что вместе с королем.
Королем Фольтестом.
  - Ну и чепуху же вы несете! - воскликнул Фольтест, то краснея, то
бледнея. - Что вам в голову ударило? Во всем этом нет ни на грош смысла!
  - В этом уйма смысла, - сухо сказал Визимир. - Мне известно, что
ребенка кто-то усиленно разыскивает. Кто, Фольтест?
  - Ясно же! Виссегерд и цинтрийцы!
  - Нет, не они. Во всяком случае, не только... Кто-то еще. Кто-то, чья
дорога помечена трупами. Кто-то, кто не отступает перед шантажом,
подкупами и пытками... Коли уж мы заговорили об этом, то хотелось бы
знать, не состоит ли при ком-нибудь из вас тип по имени Риенс. Так, по
минам вижу, что либо не состоит, либо вы не признаетесь. А это одно на
одно выходит. Повторяю: внучку Калантэ ищут, ищут такими методами, которые
заставляют задуматься. Кто ее ищет, спрашиваю?
  - К черту! - Фольтест треснул кулаком по столу. - Не я! Мне и в
голову не приходило жениться на каком-то там ребенке ради какого-то там
трона! Ведь я...
  - Ведь ты вот уже четыре года тайно сожительствуешь с баронессой Ла
Валеттой. - снова усмехнулась Мэва. - Лобызаетесь будто голубочки, только
того и ждете, чтобы старый барон наконец копыта откинул. Что так смотришь?
Все мы об этом знаем. За что, думаешь, шпикам платим? Но ради трона
Цинтры, дорогуша, не один король рад бы пожертвовать личным счастьем...
  - Минутку. - Хенсельт с хрустом поскреб бороду. - Говорите, не один
король? Тогда на минутку оставьте Фольтеста в покое. Есть и другие. Верно,
в свое время Калантэ собиралась выдать внучку за сына Эрвилла из Вердэна.
Эрвиллу тоже может показаться Цинтра. И не только ему...
  - Хм, - буркнул Визимир. - Оно, конечно, так. У Эрвилла трое сыновей.
А как относительно тех из нас, кого боги не обделили потомками мужеского
пола? А, Мэва? Ты, случаем, не пускаешь нам пыль в глаза?
  - Меня можете исключить, - королева Лирии улыбнулась еще
очаровательнее. - Правда, по миру валандаются два моих отпрыска... Плоды
канувшего в небытие прекрасного прошлого... Если только их до сих пор не
повесили. Вряд ли кому из них вдруг приспичит царствовать. У них не было к
тому ни предрасположения, ни влечения. Оба были глупее даже собственного
папеньки, да будет земля ему пухом. Кто знал покойного, тот понимает, о
чем я...
  - Факт, - подтвердил король Редании. - Я его знал. Неужто сыновья еще
глупее? Холера, я думал, глупее не бывает... Прости, Мэва...
  - Пустое, Визимир.
  - Кто еще богат сыновьями?
  - Ты, Хенсельт.
  - Мой женат!
  - А на что яд? Кто-то из нас справедливо заметил, мол, ради трона
Цинтры нашлись бы охотники пожертвовать собственным счастьем. Был бы смысл!
  - Категорически отвергаю подобные инсинуации! И прекратите! У других
тоже есть сыновья!
  - У Недамира из Хенгфорса - двое. Да и сам он вдовец. Не забывайте об
Эстераде Тиссене из Ковира.
  - Я бы их исключил, - покрутил головой Визимир. - Хенгфорская Лига и
Ковир планируют династический союз. Цинтра и Юг их не интересуют... Хм. Но
вот Эрвилл из Вердэна... Это, пожалуй, реально.
  - Есть некто не менее... реальный, - вдруг заметил Демавенд.
  - Кто?
  - Эмгыр вар Эмрейс. Он не женат. И помоложе тебя, Фольтест.
  - Черт побери, - наморщил лоб король Редании. - Если это правдва...
Эмгыр поимел бы нас без мыла! Ясно: народ и дворяне Цинтры всегда пойдут
за кровью Калантэ. Представляете себе, что будет, если Эмгыр поймает
Львенка?! Этого нам только не хватало! Королева Цинтры и императрица
Нильфгаарда! Да уж!
  - Императрица! - фыркнул Хенсельт. - Ну тут-то ты явно перебрал. На
кой черт Эмгыру девчонка, зачем ему жениться? Ради трона Цинтры? Цинтра
уже и так под Эмгыром! Он захапал страну и сделал из нее нильфгаардскую
провинцию! Сидит на троне всей своей Эмгыровой задницей и там еще хватит
места, чтобы повертеться!
  - Во-первых, - заметил Фольтест, - Эмгыр владеет Цинтрой по праву,
точнее, по бесправию агрессора. А поймай он девчонку и женись на ней, его
царствование стало бы легальным. Понимаешь? Нильфгаард, связанный
супружеством с королевской кровью Калантэ, - это уже не
Нильфгаард-завоеватель, на которого скалит зубы весь Север. Это уже
Нильфгаард-сосед, с которым надлежит считаться. Как ты вытуришь такой
Нильфгаард за Марнадаль, за перевалы Амелл? Напав на королевство, на троне
которого легально сидит Львенок, внучка Львицы из Цинтры? Дьявольщина! Не
знаю, кто ищет ребенка. Я не искал. Но заявляю, что теперь начну. Я
по-прежнему считаю, что девочка мертва, но рисковать нам нельзя. Выходит,
она слишком важная персона. Если она выжила, мы должны ее отыскать!
  - И сразу же решить, за кого выдадим, когда отыщем? - поморщился
Хенсельт. - Такие решения не следует доверять случаю. Конечно, мы могли бы
вручить ее бравым партизанам Виссегерда в качестве боевого штандарта,
привязанного к длинному древку, пусть несут перед строем, атакуя
противоположный берег. Но если мы хотим, чтобы вновь обретенная Цинтра
послужила нам всем... Надеюсь, вы понимаете, о чем я? Если мы нападем на
Нильфгаард и отобьем Цинтру, тогда можно будет посадить Львенка на трон.
Но у Львенка может быть только один муж, который сумеет обеспечить наши
интересы в устье Яруги. Кто из присутствующих согласится на это?
  - Я - нет, - съехидничала Мэва. - Отказываюсь от такой возможности.
  - А я не исключал бы и отсутствующих, - серьезно проговорил Демавенд.
- Ни Эрвилла, ни Недамира, ни Тиссенидов. А этакий Виссегерд, подумайте
сами, может нас удивить и получить неожиданную пользу от штандарта,
привязанного к длинному древку. Вам доводилось слышать о морганатических
браках? Виссегерд стар и дурен, как коровья лепешка, но если Львенка
напоить отварами из полыни и тернеры, она может нежданно-негаданно в него
влюбиться! А для короля Виссегерда в наших планах тоже найдется местечко?
  - Нет, - буркнул Фольтест. - В моих - не найдется.
  - Хм... - замялся Визимир. - В моих, пожалуй, тоже нет. Виссегерд -
орудие, а не партнер, и именно такую, а никак не иную роль должен сыграть
в наших планах нападения на Нильфгаард. Кроме того, если именно Эмгыр вар
Эмрейс так активно разыскивает Львенка, то рисковать мы не можем.
  - Никак не можем, - поддакнул Фольтест. - Львенок не должен попасть в
руки Эмгыра. И вообще - в чьи-либо... неподходящие руки... Живой.
  - Детоубийство? - поморщилась Мэва. - Скверное решение, милостивые
государи короли. Недостойное. И, пожалуй, неоправданно жестокое. Вначале
необходимо девочку найти, ведь пока еще ее у нас нет. А когда найдем,
отдайте ее мне. Я подержу ее годика два в каком-нибудь замке в горах,
выдам за одного из моих рыцарей, и когда вы ее снова увидите, у нее уже
будут двое детей и во-от такой живот.
  - То есть, если я верно понял, как минимум трое будущих претендентов
и самозванцев? - кивнул Визимир. - Нет, Мэва. Конечно, ничего приятного в
этом нет, но Львенок, если она выжила, теперь должна умереть. Высшие
государственные интересы... Как вы на это, короли?
  Дождь колотил в окна. Между башнями замка Хагги выл ветер.
  Короли молчали.